Гоблин – император

— После нашей свадьбы, — как-то сказала она, — нам будет совсем не стыдно танцевать с вами на публике, Эдрехазивар.

— Пожалуйста, — сказал Майя. Он стоял рядом с ней, положив одну руку ей на талию, и другой касаясь кончиков ее пальцев. Вторая ее рука покоилась у него на плече, и он чувствовал, как ее жар прожигает куртку и тунику. — Зовите меня Майя.

Она опустила глаза на мгновение, затем посмотрела на него. Ее нельзя было назвать красавицей: нос длинноват, а подбородок слишком слаб, но умные глаза лучились теплом и даже добротой.

— А меня Четиро. Наверное, неплохо мужу и жене быть на короткой ноге друг с другом. — А потом после короткой паузы добавила так тихо, чтобы слышал только он. — И даже на «ты»?

— Да, — сказал он и бесстрашно повторил пируэт, который они только что разучили. — Думаю, что так.

Она радостно рассмеялась и сказала:

— Не плохо. А теперь давайте попробуем это снова, но только забудем, что у вас железный стержень вместо позвоночника.

— Да, Четиро, — ответил он, и они улыбались друг другу весь танец до последнего такта.

Именно из-за этого нового тепла между ним и его будущей Императрицей, Майя не отказал, когда Мин Вечин попросила его об аудиенции. Он даже не попросил Цевета внести ее в список публичный аудиенций; вместо этого ее приняли в Алсетмерете, хотя и не в Черепаховой гостиной.

Она была прекрасна, как в первый вечер знакомства, хотя уже не так просто одета; маневры с Императором не помешали ей найти покровителей при дворе. Он обнаружил, что совсем не обижается, теперь он слишком хорошо знал законы придворной жизни.

Она приблизилась к помосту, изящно присела и заговорила без предисловий:

— Ваше Высочество, мы пришли извиниться.

Он посмотрел на нее более внимательно, пытаясь угадать, что она прячет за доспехами изысканного наряда и красоты. Она нервничала, ее щеки горели слишком ярко, а зубы покусывали губу: взволнованная и решительная, и с внезапным чувством родства он понял, что она выпалила эти слова, повинуясь искреннему порыву, в точности как он бросался на препятствие во время своих уроков верховой езды. Видимо, она боялась, что если не скажет эти слова сейчас, не скажет их вообще.

Прощение уже вертелось на кончике его языка, но Цевет приучил не говорить на аудиенциях ничего, не обдумав свои слова; и к тому времени, когда он уже был уверен, что да, он простит ее, ему стало любопытно:

— За что именно вы извиняетесь?

Конечно, он считал, что она должна извиниться, но понятия не имел, видит ли она сложившуюся ситуацию его глазами или вообще имеет в виду нечто иное.

— Ваше Высочество, — она опустилась на колени. — Мы знали, что вы готовы были пойти на… — Она поколебалась, потом решительно встряхнула ушами, — …близкие отношения с нами. И мы использовали это против вас.

— Тем не менее ваш запрос принес нам пользу, — заметил Майя, — потому что мы на самом деле желали поговорить с Гильдией часовщиков Чжао.

— Нет, — сказала Мин Вечин. — То есть мы не это имели в виду. Мы говорим не о результате, хотя он действительно оказался удачным. Это о том, как мы поступили. — Она подняла лицо. — Мы должны были попросить вас правильно. Честно.

— Вы не сделали ничего бесчестного, — запротестовал Майя.

— Только потому, что вы не допустили, — сказала она. — И поэтому мы должны поблагодарить вас, а также извиниться перед вами.

Ее слова неловко повисли в наступившем молчании, а потом Майя почувствовал, как его брови ползут вверх.

— Так вы были неопытны… то есть, мы просим прощения. Конечно, нет.

— Не все оперные певицы опытны, — в ее голосе послышалась смешинка, и она поспешно прижала кончики лакированных ногтей к губам.

Перед глазами Майи промелькнула безмолвная сцена: два смущенных девственника пытаются сделать вид, что знают, как им себя вести. А ведь он до сих пор не выяснил, где будут находиться его нохэчареи в подобной ситуации.

— Мы были недовольны, — признался он. — Но мы больше не сердимся.

— Мы не подумали, — яростно заявила Мин Вечин. — Мы просто хотели помочь одному человеку, и забыли, что вы тоже человек, а не только Император.

— Вы помогали своей сестре, — утешил ее Майя, но она покачала головой.

— Меру Халежу, — призналась она, и выражение ее глаз рассказало об остальном.

— О, — пробормотал Майя.

Он вспомнил, как поинтересовался, не скучно ли ей ждать на скамейке у стены, пока закончится этот долгий разговор о мосте через Истандаарту. Теперь он понял, что нет, она не скучала.

— Мы так же извинились и перед ним. Он простил нас. — Майя слышал в ее голосе изумление, хотя не знал, вызвано ли оно прощением Мера Халежа или чем-то иным. — А теперь мы возвращаемся в Чжао, чтобы начать репетиции «Невесты тигра». Но сначала нам следовало извиниться. Потому что это чертовски необходимо было сделать.

Словечко из ее детства, акцент и даже ее голос усилили его смысл, и когда она поняла, что же сказала, то покраснела до корней волос как роза.

— Мин Вечин, — сказал Майя и улыбнулся ей. — Мы прощаем вас.

Она улыбнулась в ответ, и когда она уехала в Чжао, Майя знал, что у него появился там еще один друг.

Идра, Четиро, Недао, Ведеро: пожалуй, впервые после смерти матери он начал чувствовать, что вместо пустоты обретает привязанности. Жизнь перестала быть вопросом выживания от одной враждебной встречи до другой. Для него это ощущение было внове, и когда Тара Селехар тоже попросил об аудиенции, он на всякий случай приготовился к худшему, хотя не догадывался, в чем оно может заключаться.

Ему не стало спокойнее, когда Мер Селехар явился в сопровождении Архипрелата. Совету Прелатов все никак не удавалось подобрать замену Свидетелю епархии, и Майя испытывал все большую и большую неловкость под задумчивым взглядом Архипрелата, преследовавшим его во время сессий Коражаса, тем более, что не мог найти причины столь упорному любопытству.

— Ваше Высочество, — начал Селехар, — мы пришли попросить вас о милости.

— Если это в наших силах, она будет вам предоставлена, — ответил Майя.

Цевет на своем обычном месте в углу поморщился, но Майя говорил правду и ничего, кроме правды. Он слишком многим был обязан Селехару.

— Мы… — Селехар откашлялся, словно всерьез надеялся справиться с хрипотой в своем голосе. — Мы глубоко ценим доброту Вашего Высочества, принявшего нас в своем доме, и мы ни в коем случае не желаем, чтобы вы сочли нас недовольным или неблагодарным… или… да.

— Мы считаем это своим долгом, — сказал Майя.

— Это… — Селехар замолчал, словно не в состоянии подобрать нужные слова.

Он беспомощно взглянул на Архипрелата, который кивнул и выступил вперед.

— Именно поэтому Тара попросил нас прийти вместе с ним.

— Да? — Ответил Майя.

Тот факт, что Архипрелат называл Мера Селехара по имени, можно было счесть за знак.

— Любому человеку непросто осознать природу своего призвания, — сказал Архипрелат. — Тара пригласил нас, чтобы помочь объяснить вам, что хотя он очень горд быть вашим капелланом, эта не та роль, которая ему предназначена на самом деле.

— Мы никогда не считали, что он обязан, — ответил Майя, несколько пораженный. — Мы не подразумевали подобных услуг, предлагая свое гостеприимство. Мы лишь хотели убедиться, что он не останется без крова над головой из-за гнева Сору Жасани.

Селехар низко поклонился.

— И мы благодарим вас за это, Ваше Высочество. Но если мы не можем быть вашим капелланом, как считает Архипрелат, мы полагаем, что от нас не будет пользы в вашем доме. Мы чувствовали себя таким же бесполезным в доме Сору Жасани, и так продолжалось, пока мы не поехали в Амало и не поняли в чем заключается наше предназначение.

— Тогда скажите, чего вы хотите, — предложил Майя, переводя взгляд с Селехара на Архипрелата.

— Тара хочет возобновить свое священство, — сказал Архипрелат.

— Тогда это будет сделано, — быстро ответил Майя. — Мы не знаем, есть ли свободные бенефиции в наших Улимерах, но мы изыщем возможность. Цевет?