Судьба Убийцы (ЛП)

Сновидения, которые градом сыпались на меня в ту ночь. После каждого я пробуждалась с желанием рассказать их кому-нибудь, записать их, пропеть. Это было сравнимо с рвотными позывами, но я подавляла их. Двалия обрадовалась бы этим видениям, но я не дам ей этого. Итак… Мои сны о медленно бредущей упряжке с волами, которые растоптали ребенка на грязной улице; о мудрой королеве, которая посадила серебро и собрала урожай золотой пшеницы; о человеке, который на огромной гнедой лошади ехал по льду к неизведанной земле. Все эти сны я запомнила и заглушила в себе. Если они говорили о будущем, она не узнает о них. Я чувствовала себя больной и несчастной, но удовлетворение от любой, даже самой маленькой, возможности помешать Двалии перевесило все недомогания.

На следующий день меня била такая дрожь, что я едва могла идти. Винделиар смотрел на меня обеспокоенно, тогда как взгляд Двалии был холоден и расчетлив.

- Мы должны покинуть этот город и двигаться дальше, - сказала она ему. - Изучи их мысли. Посмотри, едет ли кто-либо в Клеррес. Или, возможно, был там когда-нибудь.

Он убедил торговца хлебом поделиться буханкой. Двалия разделила ее на две части – одну оставила себе, другую отдала Винделиару. Он посмотрел на нее с жадностью и затем неохотно отломил мне половину от своей половины. Кусок был не больше моего кулака, но это было единственное, чем я могла полакомиться.

Я слышала, как Винделиар прошептал Двалии:

- Я думаю, что она больна.

Двалия посмотрела на меня и улыбнулась:

- Да. И я рада. Это означает, что я, по крайней мере, частично права.

Ее слова не произвели на меня никакого впечатления. В конце дня мои страдания усилились. Я держалась от Двалии настолько далеко, насколько мне позволяла цепь, и пыталась дремать. Винделиар собирал мелкие подаяния от проходящих мимо людей. Двалия сидела, как жаба, и следила за проходившими мимо горожанами. Решив проверить ее утверждение, что никто не спасет меня, я начала кричать и звать на помощь. Несколько человек повернули головы, но она резко дернула мою цепь.

- Раб-новичок,- объяснила Двалия беспечно, и моя невнятная болтовня о том, что она лжет и что меня похитили, осталась без внимания. Я была всего лишь чужеземным рабом.

Один человек остановился и заговорил с ней, спрашивая, можно ли меня купить. У него был недобрый взгляд. Двалия ответила, что он может лишь заплатить за несколько часов со мной. Он оценивающе посмотрел на меня. От ужаса меня вытошнило желчью прямо на одежду. Человек покачал головой, явно не желая соприкасаться с каким бы то ни было недомоганием, и поспешил прочь.

Что бы это ни была за хворь, она держала меня жесткой хваткой весь следующий день. Теплым летним днем я, свернувшись калачиком, дрожала от холода. Яркий солнечный свет не мог согреть меня; он лишь раздражал, пробиваясь сквозь закрытые веки в багровеющую темноту, пока меня ломала лихорадка.

Я лежала на занозистом полу чердака гостиницы, меня знобило. Винделиар повернулся ко мне и приложил руку к моему лбу. От него отвратительно пахло. Это была не грязь и не его пот, а именно его собственный запах, который заставил меня отшатнуться. Мое волчье чутье велело остерегаться его. Я попыталась стряхнуть его руку, но была слишком слаба.

- Брат, позволь мне согреть тебя, - прошептал он. - Это была не твоя ошибка.

- Моя ошибка? - услышала я свое бормотание. Конечно, нет. Ничто из этого не было моей ошибкой.

- Это сделал я. Я создал развилку, которая позволила тебе убежать. Двалия сказала мне об этом. Когда я не сделал то, что она хотела от меня, это открыло для тебя другой путь. И ты последовала по нему, уводя нас все дальше и дальше от истинного Пути. И теперь мы должны вынести трудности и боль, возвращаясь к нему. Как только мы снова окажемся на дороге в Клеррес, станет легче.

Я пыталась избавиться от его руки, но он привлек меня ближе. Его вонь окутала меня, вызывая тошноту при каждом вдохе.

- Ты должен извлечь этот урок, брат. Как только ты примешь Путь, все в жизни станет легче. Двалия ведет нас. Я знаю, что она кажется жестокой. Но она сердита и груба только потому, что ты увела нас от истинного Пути. Помоги нам вернуться к нему, и все станет проще для всех нас.

Эти были слова не его и не Двалии. Возможно, он бездумно повторил какой-то прошлый урок.

Я собрала всю свою волю в кулак и выдавила из себя:

- Мой истинный путь ведет домой!

Он похлопал меня по плечу.

- Да. Ты права, твой истинный Путь приведет тебя к твоему истинному дому. Теперь, когда ты признаешь это, все станет легче.

Я ненавидела его. Я свернулась калачиком на полу, больная, злая и обессиленная.

Двалия увела нас на другую часть набережной, где окликала прохожих, расспрашивая, неизвестно ли им о судне, которое бы направлялось в Клеррес. Большинство пожимало плечами, остальные игнорировали ее. Я лишь жалко съеживалась, в то время как Винделиар удалялся от нас, проходя вверх и вниз по улице и «выпрашивая» подаяние. Я видела, как неохотно люди лезли в свои кошельки и карманы, и наблюдала за смущением на их лицах, когда они удалялись прочь. Он выбирал, к кому обратиться, и я знала, что у них мало шансов, так как он направлял их мысли против них самих. Это место не изобиловало богатыми людьми. Я даже подозревала, что Винделиар проявлял милосердие, выманивая у людей небольшие суммы, хотя Двалия всегда ругала его за то, что он не вымогает больше денег у своих жертв.

Однажды он не собрал достаточно денег, чтобы оплатить наш ночлег. Я думала, что никогда не почувствую себя хуже, но с приходом вечернего холода меня начало трясти так, что застучали зубы.

Двалию обычно мало волновали мои страдания, но, как показалось мне в тот вечер, она забеспокоилась, что я умру. Она ничем мне не помогла, но обрушила свой гнев на Винделиара:

- Что с тобой случилось? - требовала она ответа, когда улицы опустели, и поблизости не осталось никого, кто мог бы услышать ее брань. - Ты был сильным. Теперь ты бесполезен. Ты управлял кавалькадой наемников, скрывая их от посторонних. Теперь ты едва ли можешь забрать монету-другую из кошелька фермера.

Впервые за много дней я услышала нотки неповиновения в его голосе:

- Я голодный, уставший, я далеко от дома и недоволен всем, что видел. Я очень стараюсь. Я нуждаюсь...

- Нет! - гневно прервала она его. - Ты не нуждаешься! Ты желаешь. И я знаю, чего ты желаешь. Ты думаешь, я не знаю, сколько удовольствия ты получаешь от этого? Я видела, как ты закатываешь глаза и пускаешь слюни. Нет. Остался только один, и мы должны сохранить его на самый крайний случай. Он не достанется даже тебе, Винделиар. И никогда больше не достанется, так как его стало слишком мало с тех пор, как девятипалый мальчик-раб освободил змея!

Как же странно эти слова отозвались во мне, как память о чем-то, чего я никогда не переживала. Девятипалый мальчик-раб. Я почти могла видеть его, темноволосого и худого, сильного лишь своей волей. Волей сделать то, что он считал правильным.

- Змей был в каменном бассейне, - я выдохнула эти слова. Это не было видением о змее в чаше, нет.

- Что ты сказала? - резко переспросила меня Двалия.

- Я больна, - сказала я, повторяя слова, которые вертелись у меня на языке последние несколько дней. Я закрыла глаза и отвернулась. Но с закрытыми глазами я не могла управлять картинами, которые тут же заполонили мое сознание. Мальчик-раб подошел к каменному бассейну, он сражался с железными прутьями ограды. В конце концов, он проделал путь для изуродованной змеи, которая выползла из бассейна в воду. Да, в воду, в надвигающийся поток. Как я могла помнить то, чего никогда не видела? И все же волны устремились в бассейн, наполняя, но не очищая его. И раб, и змея растворились в белизне. Больше я ничего не увидела.

Я проснулась еще до рассвета. Мы спали на улице, но я больше не чувствовала себя продрогшей. Я испытывала боль, какую испытывает каждый после сна на твердой земле или после долгой болезни. Я медленно села или, скорее, попыталась это сделать. Двалия перевернулась на другой бок, натянув цепь. Я взяла цепь обеими руками и попыталась выдернуть из-под нее. Она открыла глаза и впилась в меня взглядом. Я зарычала.