Не будите Гаурдака

Ободряюще похлопав по крупам вдруг засомневавшихся в целесообразности продолжения пути коней, пятерка отважных и не очень, подозрительно вглядываясь в каждую неясную тень и придорожный куст, осторожной трусцой двинулась к новым подвигам.

Липкая промозглая морось нежно приняла их в свои навязчивые объятия, и люди поспешили закутаться поплотнее в плащи и накинуть капюшоны.

— К-куда в-вести?.. — стараясь стучать зубами не слишком громко, вопросил багинотец, когда свет пасмурного дня за их спиной потускнел и начал таять, как эскимо на печке.

— Начнем с того места, где видели ее вчера, — сосредоточенно перебирая что-то в замшевом мешочке, восседающем впереди него на луке седла, проговорил Адалет. — Это было на дороге. Наверное, ближе к выезду из долины?..

— С-скалы там п-поблизости б-были? — почти перестал дрожать и уточнил Гуго.

— Были, — с уверенностью проговорил Олаф. — Гладкие, вертикальные, как стена.

— Это не в-выезд, — сразу ответил долговязый паренек. — Это объездная д-дорога. К дальним п-пастбищам. Там неподалеку еще р-ручей должен б-быть.

— Два, — мрачно припомнил маг.

— Эко вас занесло!.. — удивился Гуго, но тут же прикусил губу, покраснел и попытался дематериализоваться.

Сенька попыталась промолчать.

Обе попытки увенчались одинаковым успехом.

— А вот я хотел задать тебе такой давно мучающий меня вопрос, Гуго, — во весь голос, старательно заглушая зарождающуюся филиппику супруги, торопливо провещал Иванушка. — Кто такой ваш Бруно Багинотский и чем он интересен и знаменит?

Шепелявый недоверчиво выглянул из дебрей своего капюшона.

— Вы не знаете, кто такой Бруно Багинотский? — позабыв заикаться и тщательно выговаривая каждое слово, будто пробуя незнакомый фрукт на вкус, удивленно проговорил он. — Вы серьезно не знаете?..

— А ты знаешь, кто такой Митрофан Грановитый? А убыр Макмыр? А Гарри мини-сингер? — язвительно полюбопытствовала Серафима в ответ.

Гуго намек понял, и без дальнейших промедлений пустился в исторический экскурс своей молодой страны.

— Эта старая история уходит корнями в толщу… гущу… пущу… кущу… короче, в глубь веков. Однажды, около ста пятидесяти лет назад, на западном перевале появился и поселился неизвестный человек. Никто не знал его имени, откуда он пришел и зачем. Просто в один прекрасный день он вышел из норы за камнями и одним движением руки зарастил сломанную ногу лошади гонца эльгардского эрцгерцога. А потом развернулся и снова исчез. Пораженный курьер — имя его тоже осталось для истории неизвестным — спустился в долину и рассказал всем в деревенском трактире о том, что с ним произошло…

— Значит, старая карта не врет, — заметил Олаф.

— Да, — согласно закивал Гуго, — тогда не было еще Багинота, не было нашего прекрасного города, была лишь бедная пастушья деревушка, но про это я и хочу рассказать. Люди не поверили эльгардцу. Кто-то посмеялся, кто-то постучал по лбу — по своему, к счастью для того… Но трактирщик не поленился подняться на перевал, чтобы проверить истинность слов проезжего. Или их лживость, это уж как посмотреть… Но представьте себе удивление пастухов и путников, когда он вернулся к вечеру и объявил во всеуслышание, что загадочный человек действительно поселился в наших горах, и что он — отшельник, святой человек, потому что излечил его от косоглазия. Тут уж результат, если можно так выразиться, был налицо, в несколько дней слава его облетела соседние страны, и к перевалу, а, точнее, к неизвестному святому началось паломничество.

— Почему к неизвестному? — не удержалась царевна. — За столько лет могли бы и познакомиться.

— Он был не просто святой отшельник, — многозначительно взглянул на нее Гуго. — Он был молчальником.

— Мой отец тоже был не шибко разговорчивым, — парировал отряг. — Но каждый в королевстве знал, как его зовут и чего ему надо.

— Молчальник — это человек, давший обет молчания, — услужливо пояснил лукоморец другу.

— А, может, он был просто немой? — предположил волшебник.

— Нет, — решительно ответил проводник.

— Почему ты так уверен?

— Потому что среди всех сотен и тысяч людей, приходивших к нему со всего Забугорья, он всё-таки выбрал одного человека, с которым говорил. Это был мой прадед.

— Тоже пастух?

Шепелявый замялся.

— Н-нет… Он был… не местный… Его мать родилась здесь, но семья ее переехала, когда ей было лет десять… и потом, когда мой прадед… отошел от дел… и стал думать, где бы ему поселиться… он выбрал эти места.

— Тоже какой-нибудь сборщик налогов в отставке? — скорее из вежливости, чем из желания узнать родословную их проводника, поинтересовалась Серафима.

— Н-нет… — неожиданно паренек снова стушевался. — Он был… придворный. Эльгардского эрцгерцога. Его… не эрцгерцога, конечно, а прадеда… звали Антонио Гааб… по прозвищу Шепелявый.

— Значит, это не твое прозвище, а прадеда, — с облегчением человека, получившего нежданный ответ на еще один давно мучавший его вопрос, произнес Иванушка. — Превратившееся в фамилию.

— Да, — кисло кивнул Гуго.

— И ты говоришь, что этот ваш молчальник выбрал твоего прадеда на роль единственного на Белом Свете собеседника?

— Да, — снова кивнул багинотец, но теперь уже с важной гордостью. — И в первый же день святой человек сказал ему, что его имя — Бруно. А Багинотским его прозвали позже. Вот и вышло — Бруно Багинотский.

— Так ваш отшельник прославился своим целительством? — задал вопрос и конунг, не забывая при этом поглядывать и принюхиваться по сторонам.

— Да. Но не только, — торжественно сообщил Гуго. — Через моего прадеда он стал передавать сельчанам, что им надо делать, чтобы всегда жить в богатстве и преуспеянии.

— И что им надо было делать? — заинтересовался Адалет и полез в карман за блокнотом в предвкушении в кои-то веки сработавшего рецепта вечного довольства и достатка, несомненно связанного с древней и ужасной магией.

— Он настоял, чтобы Бараньи Надавыши — так по-дурацки называлась раньше деревня, — брезгливо поморщился юноша, — отделились от Лотрании, куда уходили все налоги и сборы, и стала самостоятельным государством. И чтобы доходы получала она не от шерсти и мяса овец, которые всё равно плохо разводились в наших краях, а от развлечения путников и помощи им.

— По первому пункту, мне кажется, Лотрания, стала возражать, — усмехнулась царевна.

— Да. Но перевал — единственный путь, по которому можно попасть в долину, и защитить его даже от тысячи солдат может десяток храбрецов с кучей камней и стрел. Ни в том, ни в другом недостатка у нас никогда не было.

— А в храбрецах? — вспомнив слова короля, сказанные утром, уточнила царевна.

Гуго опустил глаза и неопределенно пожал плечами.

— Прятаться за скалами и кидать на головы беззащитных солдат булыжники много храбрости не надо, — презрительно покривил губы конунг, опередив проводника с ответом.

Багинотец жалко кивнул, признавая нелицеприятную истину сказанного.

— А Эльгард, почуяв лакомый кусок, упущенный соседом, тоже долго не раздумывал? — оставила скользкий вопрос личной доблести аборигенов и вернулась к внешней политике Сенька.

— Их ждала участь лотранцев, — встрепенулся, вспомнил школьный урок истории и выспренно объявил проводник, словно век с копейками назад сам стоял с каменюкой в одной руке и стрелой — в другой на скалах спорного перевала. — Так захудалая деревушка стала богатейшим королевством.

— А откуда появилось ее теперешнее название? — полюбопытствовал Иванушка.

— Его предложил Бруно Багинотский. Конечно, тогда он еще Багинотским не был…

— А твой прадед? Наверное, он снова получил какой-нибудь важный пост при дворе?

Паренек снова загрустил.

— Он погиб, защищая перевал Молчальника от эльгардской кавалерии… его стали так называть с тех пор, как святой человек появился там… перевал, я имею в виду…

— Ну, а его дети?

— Мой дед?.. Да… он… получил… придворную должность…