Заклинатель драконов

Она не поняла, когда ей стало страшно. Страх был подобен страху во сне, огромному и нелогичному, со всевозможными бессмысленными деталями. Из картины вылетела жирная желтая моль и стала кружить по комнате, ее преследовала блестящая стрекоза. Голова стрекозы, с огромными челюстями, превратилась вдруг в голову дракона, она пролетела совсем рядом с Гэйнор и исчезла, улетев обратно в сад. Там стояли колонны, столь древние, что казалось, они источают запах времени. Колонны образовали круг, и между ними пролегли тени от деревьев. Но стоило к ним приблизиться, как они начинали будто разбухать и расти, все шире раскрывая круг. Колонны были опутаны паутиной, на которую падали лучи солнца. Когда она ступила на дорожку, ведущую в центр круга, тени раздвинулись в стороны. Дорожка вела под каркас купола, изгибающегося полукружьями ребер на фоне пылающего неба.

—Солнце сядет, и исчезнет свет, — сказал голос, прозвучавший, казалось, прямо в ее голове. — Дождись темноты. Тогда мы зажжем свой собственный свет, и в этом темном свете ты увидишь другой мир. Нам солнца не надо.

«Нет!» — подумала она, отказываясь понимать, что все это значит. Она забыла, что это всего лишь картинка на телевизионном экране. Она была внутри образов, была частью их, и вел ее идол, огромный и ужасный, на фоне желтого неба очертания его были расплывчаты, неопределенны. Это была статуя, просто статуя, однако Гэйнор видела, как только что эта статуя двигалась. Шевелились ее губы и пальцы. Внезапно с треском раскрылись веки глаз, и глаза сверкнули, и это не был отблеск солнечных лучей. Гэйнор кричала… кричала… кричала…

Как–то ей удалось нажать кнопку и выключить телевизор. Она была в спальне и дрожала от странного озноба. Экран потемнел. Слышно было, как к спальне бегут Уилл и Ферн, а за ними поднималась по лестнице и миссис Уиклоу. Уилл обнял ее, Ферн внимательно осматривала комнату.

Мне приснился кошмар, — только и смогла вымолвить Гэйнор. — Должно быть, я сидя задремала. А может быть, что–то такое было в новостях. Или это все из–за твоих причудливых картин, — добавила она, глядя на Уилла.

Ты включала телевизор? — резко спросила Ферн.

Она взяла пульт и нажала кнопку, на экране возник вид пожара в Лидсе. За спиной комментатора искры пламени улетали в черное дымное небо.

Ну, вот, — сказала Гэйнор. — Так и есть… Не могу понять, отчего я так устала.

От йоркширского воздуха, — заметил Уилл. — От бодрящего воздуха.

—Нечего смотреть эти новости, — высказала свое мнение миссис Уиклоу. — Там только убийства и разрушения, если, конечно, не секс… Вполне достаточно для того, чтобы начали сниться кошмары.

Уилл усмехнулся, Ферн снова выключила телевизор.

А тебе здесь снились еще какие–нибудь странные сны? —- почти сурово спросила она, когда миссис Уиклоу ушла.

О, нет, — ответила Гэйнор. — Правда… только волынщики. Мне кажется, я слышала их прошлой ночью, но это тоже могло быть сном.

Конечно.

Ферн и Уилл последовали за домоправительницей, оставив Гэйнор переодеться, но едва они закрыли за собой дверь, как послышался шепот. Шептала Ферн:

—Если ты не заставишь молчать это маленькое чудовище, вышвырну его отсюда и заткну ему в глотку его паршивые трубы…

«За ужином, — подумала Гэйнор, — за ужином я спрошу, о чем это она говорила».

Но за ужином возник спор, который назревал, вероятно, с первого момента их приезда в Дэйл Хауз. Гак показалось Гэйнор. Обстановка постепенно накалялась, и достаточно было случайно оброненного слова по поводу свадьбы, как вспыхнул пожар. Несмотря на то что они с Уиллом не обсуждали этого между собой, Гэйнор почувствовала, что Уилл, как и она сама, не испытывает особой радости по поводу вступления сестры в брак. Однако Уилл сначала ничего не говорил и, казалось, не испытывал желания критиковать происходящее, это сама Ферн, весьма воинственно настроенная, что для нее было не характерно, спровоцировала брата на едкие замечания. Деликатный протест Гэйнор против этой свадьбы по дороге из Лондона Ферн приняла без возмущения, но при словах Уилла ее лицо побелело, и она стала с яростью возражать. Гэйнор решила, что Ферн хочет внести ясность, хотя ей самой в это не очень верилось. Ферн хотела сражения, ничем не сдерживаемой потасовки, полной ударов ниже пояса и непонятных намеков, которые могут возникнуть только при близких семейных отношениях или между людьми, давно и долго знающими друг друга. Позже Гэйнор поняла, что Ферн не так хотела кого–то ранить, как хотела пораниться сама, словно так ей удалось бы избавиться от каких–то других ощущений. Гэйнор решила держать нейтралитет.

Я сожалею, — сказала Ферн, когда они поднимались к спальням. — Я не должна была давать Уиллу возможности провоцировать меня, но не подумала о том, что нервы слишком напряжены.

Он тебя не провоцировал, — неуверенно возразила Гэйнор, — это ты провоцировала его.

Ферн резко захлопнула дверь своей спальни.

Гэйнор проснулась от крика совы, от почти человеческого голоса, который раздался под самым ее окном. Она вскочила с постели, раскрыла занавески, еще не очень–то понимая, зачем это нужно. Со двора на нее уставилось привидение с огромными глазами. Когти птицы скребли по стеклу, крылья бились об оконный переплет. Каким–то образом окно распахнулось, и Гэйнор, вскочив на подоконник, тут же оказалась на спине у совы, руки ее вцепились в перья птицы. Сова была огромной и молчаливой, как привидение, которое она напоминала. Они летели к пустоши, и Гэйнор видела петлю дороги внизу, крыши спящих домов и одинокое, как око наблюдателя, светящееся окно.

Ночь была темной, лишь изредка из–за облаков показывалась луна. Над хохолками перистых облаков небо чернело как купол склепа. Несколько далеких звезд светили ледяным светом.

Они перелетели утес, и внизу открылось море с волнами, мерцающими в скудном лунном свете. Затем все пропало за шумными взмахами крыльев и в реве ветра. И время катилось над Гэйнор, как водяные валы. Прошли месяцы, прошли годы, и она уже не знала, где — явь, где — сон. В какой–то момент к ней устремилось лицо с широко раскрытыми глазами, черными, как Преисподня. Запахло дымом и чем–то гнилым.

— Это не та, — произнес голос, — не та…

И противный смех улетел в сторону, и Гэйнор снова ощутила под руками перья совы, и ей в лицо дул ветер, неслись по небу обрывки облаков в умирающих лучах луны; и пришел сон, закрывший наконец окно в ночь.

Последний лунный лучик скользнул по кровати, по векам Гэйнор, и она проснулась, встала, подошла к окну, чтобы задернуть занавески, и поняла, что уже делала это перед тем, как лечь в постель.

Ферн тоже снился сон. Не тот, которого она ждала и боялась — с деталями прошлого, намеками на альтернативное будущее, — нет, это был сон, из которого она с трудом вырвалась. Сон был случайным, не связанным с ней. Она смотрела вниз на деревню, деревню дальних, прошлых лет, с домами под соломенными крышами, с кучами навоза. На заднем дворе кудахтали куры, по дороге брели козы. Люди были одеты в крестьянские одежды. Быстрый заход солнца бросил длинные тени, и в долине вскоре все погрузилось во тьму. Низко над горизонтом зажглась одинокая красная звезда. Звезда пульсировала, приближалась — и вот уже к ним мчался горящий шар — комета, чей хвост опалил пламенем верхушки деревьев. И вот огонь приблизился, и она увидела: когтистые крылья взрезали небо, чешуя их горела внутренним жаром, в кроваво–черных глазах медленно движущейся дымкой протекали древние мысли. Это был дракон.

Не тот, о котором рассказывают фантастические истории и сказки, Это был настоящий дракон, и он был ужасен. Он смердел, как извергающийся вулкан. Ферн ощущала его личность, его огромность, силу его голода и ярости. Дети, козы, люди побежали, но им некуда было бежать. Их дома были объяты пламенем. Плоть сгорала, как бумага. Ферн заставила себя проснуться, она дрожала, все тело было мокрым от пота, ее охватили ужас и возбуждение. «Какой–то особый эффект, — говорила она себе, — и ничего больше». Она отпила воды из стакана, стоявшего у изголовья кровати, и снова легла. Ее мысли потекли по обычному пути. Драконов не бывает, не бывает и демонов… Нет никаких королевств, прячущихся в шкафу, нет никаких королевств за Северным Ветром… И Атлантида, первый и самый волшебный из всех городов, Атлантида, где могло подобное произойти, погребена под грудой прошедших веков, утонула в миллиардах набежавших волн, не оставила ни следа от ступни, ни осколка глиняной посуды, что ставит археологов в тупик.