Специальный агент преисподней

Травник понюхал плеер, осторожно постучал по нему пальцем, случайно задев утопленную в корпусе кнопку.

Мертвый глаз плеера ожил, моргнув колдовским зеленым светом, и тихонько загудел. Все три светящихся прямоугольных зрачка индикатора плеера, моргнув, погасли. Вновь засветились лишь два из них. Они сложились в цифру «65».

– Гудит.- Отодвинувшись от греха подальше, Травник завороженно следил за непонятными явлениями, которые начали происходить с плеером после его прикосновения.

Процесс пошел.

Индикатор моргнул и обнулился. Впрочем, тотчас нолик сменился на единичку, и из наушников донеслись негромкие, но вполне различимые гитарные рифы и задающий ритм стук барабанов. Короткий перебор, и в музыку вклинивается хрипловатый женский голос, сперва сдерживаемый, вкрадчивый, затем взрывной – всплеск эмоций:

Я искала тебя годами долгими, Искала тебя дворами темными, В журналах, кино, среди друзей, В день, когда нашла,- с ума сошла.

– Во как! – воскликнул Травник.- Эк балалаечники стараются! Чудесная штуковина, но только лучше сожги от греха подальше.

Годами долгими, ночами темными…

– Почему?

– Осерчает отец Кондратий: еще в позатом году указ был, чтобы все вещички чародейские ему сдавали, для выявления бесовского присутствия и уничтожения.

– Ну не повесят же меня за это?

– Конечно нет,- махнул рукой Добрыня, видимо хорошо знакомый с политикой столичных священников.- Сожгут разве что…

Гни свою линию, гни свою линию, гни свою линию. Горят огни, сверкают звезды – Все так сложно, все так просто…

– Заболтались мы, пора в путь, а то ведь степняк, поди, уже далеко умчался. У него небось недалече лошадка припрятана была., предположил я, цепляя коробку плеера на пояс.

– Должно быть,- не стал спорить богатырь, народ к пешему ходу непривычный…

Оседлав скакунов, мы пустили их вскачь по следам якобы сбежавшего шпиона. Желание последнего как можно быстрее донести добытые сведения четко просматривалось в ровной, как стрела, траектории его движения. Похоже, мысли петлять, чтобы запутать следы, у него даже не возникало.

– Здесь он, кажется, зацепился за корень и упал,- тронув поводья, пояснил Добрыня природу возникновения взрыхленного участка почвы.

Его конь, послушный хозяину, презрительно фыркнул в моем направлении и величаво потрусил дальше.

Мой «скакун» рванул следом, да так резво, что мне пришлось ухватиться за рога, чтобы не упасть. Сдается мне, что именно наличием этой последней детали, вполне, может быть, весьма сомнительной с точки зрения коня, и обусловлена его неприязнь к моему средству передвижения. Но при всем богатстве выбора альтернативы у меня не было. Кроме богатырского скакуна в нашем распоряжении находилась упряжка Деда Мороза, состоявшая из пяти одинаковых с виду оленей. Ну не на своих же двоих мне преследовать степняка? Не скажу, что по ездовым свойствам олень сильно уступает коню, здесь разница та же, что и с ишаком, но вот с эстетической точки зрения… о-хо-хо… Лучше об этом не думать.

Не успели мы удалиться от избушки Травника и на десяток километров, как до нашего слуха донесся подозрительный звук. Словно кто-то бьется головой об стену.

Бомс!

Спешившись, я сделал знак Добрыне обождать, а сам осторожно двинулся на источник шума.

Выглянув из-за очередного ствола, я увидел чернеющую среди дороги яму, часть ее прикрыта ветвями, листья на которых давно пожухли. Я подполз к краю, заглянул внутрь и обнаружил источник шума. Наш давешний пленник, сидя на куче веток, методично бьется головой о твердые стены ловушки, в которую так неосторожно угодил.

Бомс!

Ну что ты с ним будешь делать?

Вернувшись к Добрыне, я обрисовал ситуацию.

– Что будем делать?

– Вызволять нужно, но как?

– Нужно что-то такое придумать, словно это случайность.

– Придумай. И еще чтобы наше присутствие не обнаружилось.

– Можно срубить дерево, чтобы оно упало ветвями в яму так, словно оно само от времени сломалось.

– И как ты предлагаешь сделать это бесшумно?

– Отойдем подальше, там и срубим,- нашелся я.

– А как сруб замаскируем? Вдруг сообразит?

– Значит, нужно не срубить, а найти готовое.

С трудом отыскав подходящую ветвь, мы с великими предосторожностями поднесли ее к яме и, пристроив под наклоном к ближайшему дереву, бросились прочь, под защиту кустов.

Зашелестев сухими листьями, ветка наклонилась и опустилась в яму.

Мы затаили дыхание.

Перестали доноситься звуки соприкосновения головы с твердой землей.

Тишина.

Что он там делает – спит, что ли?

– Чего он там делает? – недоуменно поинтересовался Добрыня, словно прочтя мои мысли.

– Выжидает,- предположил я.- Или помер.

– От чего?

– Вскрытие покажет,- отмахнулся я.

Прошло пять минут. Еще пять. И наконец раздался шорох. Из ямы высунулась голова, осмотрелась и вновь скрылась.

Послышался невнятный лепет и все те же удары головы о стену.

– Что с ним?

– Молится.

– Это богоугодное деяние,- похвалил Добрыня.

– Так он же своим богам молится! – удивился я.

– А мы своему Господу,- ответил богатырь,- и в том наша сила.

В чем сила, я знал точно, но вот вспомнить не мог. Вертелось где-то на задворках сознания, дразня близостью разгадки, но не более того. Ни к селу ни к городу всплыло, что штык молодец, а пуля-дура залетела.

Но вот наконец беглец соизволил выбраться из ямы и продолжить свой путь.

Мы последовали за ним по пятам. Словно незримые тени. И миссия наша: оберегать его до самого лагеря. А то сгинет в пути – и нагрянет дикая степь на мирные города под свист и улюлюканье, и пойдут плясать огненные петушки – красные гребешки по дворам, взвоют, заголосят бабы, брызнет пенная кровь, орошая землю…

И тут до нашего слуха донеслось жалобное причитание.

– Да что же это такое! – всплеснул руками Добрыня.- Может, мне его пристукнуть, чтобы не мучился?

– Сейчас разберемся.

Из выкриков степняка, в припадке отчаяния совершенно позабывшего про конспирацию, стало понятно, что пропал милый его сердцу конь со странным прозвищем Бздухан, что в переводе с «ихнего», степного, означает примерно следующее: «Великий повелитель ветров».

– И не смотри так на Гнедка,- одернул меня былинный богатырь,- лучше своего рогатого отдай.

– Да я так.- Отогнав желание пойти по легкому пути, я задумался.- Где мы теперь ему коня искать будем? Может, его давно бичи съели.

– Может, еще и не съели,- медленно промолвил Добрыня.- Только мне придется воспользоваться твоим золотом.

– Хоть всем,- великодушно разрешил я.

– Зачем всем? – Развязав тряпочку, Добрыня зажал в кулаке одну монетку.- Этого вполне хватит. Жди меня здесь.

И Гнедок резво устремился в лесную чащу.

Погладив своего скакуна между рогов, я принялся, ожидать возвращения богатыря, с интересом прислушиваясь к чередованию стенаний и проклятий степняка. Довольно познавательное времяпрепровождение. Некоторые словесные обороты я отложил в память – попытаюсь на досуге сформулировать то же на плохом русском… должно получиться нечто.

Добрыня вернулся довольно скоро, ведя на поводке косматого низкорослого конька и с изумлением вертя в пальцах сияющую в кровавых лучах заходящего солнца монету.

– Где ты его раздобыл?

– У цыган,- отстраненно проговорил богатырь.- Как-то это все странно…

– Что странно? – не понял я.- Они всегда этим промышляли…

– Я не о том,- отмахнулся Добрыня.- Они отказались от вознаграждения.

– Из чувства глубокого уважения к богатырям, наверное?

– Наверное…

– Прячь монету, и давай возвращать конька горешпиону.

Добрыня полез за пазуху, где хранились золотые монеты, и извлек наружу пустую тряпочку.

– Отказались от вознаграждения, говоришь? Внимательнее посмотрев на одиноко лежащую на ладони монету, Добрыня хохотнул: