Primiera canso (СИ)

Катрин живо выбралась из постели, завернулась в шкуру и, тихонько приоткрыв дверь, устроилась на полу. Теперь она слышала каждую ноту и чувствовала каждое движение его пальцев по струнам, которые были в ней самой.

IX

Июнь 1185 года

Его Светлость герцог Робер де Жуайез хмуро смотрел на своего воспитанника. Нет, он не был сердит. Когда он сердился, то обыкновенно напивался в одиночку. А хмурость была обыкновенным выражением его сурового лица. Меж темных густых бровей его пролегла глубокая складка. Он страдал от жары - в комнате, несмотря на лето, было жарко натоплено. И лоб его поблескивал от пота.

- А теперь, Серж, отвечай, что у тебя с Катрин?

Серж ровно посмотрел на своего покровителя, но в душе и наполовину не был так спокоен, как пытался показать.

Ничего не было! Ничего! Дни шли за днями, а он сходил с ума от одной мысли, что он для нее никто, пустое место, жалкий слуга. И вместе с тем, не желал раскрывать ей глаза на свое происхождение. Впрочем, какой был в том смысл? Он и оставался слугой, учившим ее ездить верхом. Они держались друг с другом, как то и полагается госпоже и простолюдину, она - холодно, он - почтительно. И все. Он не допускал даже мысли о том, чтобы мечтать о большем. Лишь смотрел на нее со стороны. И когда засыпал, видел ее во сне. Она была женой человека, который дал ему дом, который научил его всему, что он знает, который стал истинным благодетелем. И любить ее не братской любовью было преступлением. И вместе с тем, едва он понял, что это любовь, словно бы нашел покой - хотя бы в том, что теперь он мог принять эту любовь всей своей душою.

Скриб заставил себя улыбнуться и тихо сказал:

- Ее Светлость достигает успехов в наших занятиях. Не так скоро, как вам бы желалось, но она делает все, чтобы вы были довольны.

- Делает все, чтобы я был доволен... - повторил герцог и мрачно посмотрел в окно. Несколько минут он молчал. После вернулся к воспитаннику и сказал: - Я говорю о дочери мельника, Серж. Не разыгрывай из себя олуха. Что у тебя с Катрин-мельничихой?

Трубадур незаметно перевел дыхание и беззаботно рассмеялся:

- Исключительно интерес в изготовлении муки. Ведь без муки не испечешь хлеба!

Брови герцога удивленно взмыли вверх, ко лбу. Но бури не разразилось. Напротив, уже через мгновение в комнате звучал его громогласный смех.

- Тебя бы стоило наказать за твой острый язык! - заявил он. - Но я не стану этого делать - люблю тебя и не знаю, за что.

- Быть может, за то, что заменили мне отца, и за то, что я люблю вас в благодарность?

- Быть может, - задумался герцог. - Вот что, Серж... Коли я заменил тебе отца, то только мне и дозволено говорить тебе о таких вещах... Катрин с мельницы - девушка красивая, неглупая. Но она тебе не пара. Ты должен помнить, кто ты. Ни на минуту не забывать. Она всего лишь красивая мельничиха. Ты - потомок владельцев Конфьяна, ты сын маркиза. В тебе течет кровь рыцарей, которые всегда были опорой трону. И с Катрин у тебя ничего быть не может.

Серж криво усмехнулся. С Катрин-мельничихой ничего и не было. Давно. И она не слишком горевала по этому поводу. Но коли до герцога дошли слухи...

- Что же, дочь мельника любви не достойна?

- Дочь мельника должна быть счастлива уж тем, что ее ты взял в свою постель. Все прочие чувства ей не положены. А ты... люби, сколько вздумается, но и о том, что она тебе не пара, не забывай.

Герцог, довольный своей речью, встал и подошел к окну.

- Я надеюсь, ты, Серж де Конфьян, достаточно понятлив, чтобы мне не приходилось возвращаться к этому разговору?

- Вам не придется возвращаться к этому разговору, - ответил трубадур, проследив взглядом туда, за окно, в которое смотрел герцог Робер. Удивительно зеленый был день. Солнечный, освещавший изумрудные луга и леса далеко на горизонте. Скользивший золотым светом по домикам деревеньки Жуайеза.

И в этой самой деревеньке жили и пекарша Клодетт, и мельничиха Катрин... И десятки женщин, которые «должны быть счастливы уж тем, что их взяли в свою постель». От этой мысли во рту сделалось сухо. Кто он? Слуга? Знатный господин? Нищий, не имеющий дома и не имеющий своего настоящего имени. Едва ли он заслуживает любви больше, чем те, о ком говорил герцог. Себя не обманешь. Он никто. И даже Его Светлость Робер де Жуайез в действительности не его любит, а то, что вложил в него.

- Вот и славно, - сказал герцог. - Теперь мне нужно переговорить с тобой о деле. Ты знаешь дю Марто?

Серж только кивнул. Граф дю Марто был ближайшим другом Филиппа Кривого, короля Франции. Кто не слыхал этого имени!

- Так вот дю Марто прислал мне весть о том, что в это лето он прибудет в Трезмон. Я желаю показать тебя ему. И вместе с ним отправить в Париж, в услужение королю франков.

- И что мне делать при дворе? - засмеялся Серж, не веря тому, о чем говорит ему покровитель.

- Для начала услаждать слух короля. Ты лучший трубадур Трезмона. А если ты умен так же, как сладкоголос, то и в Париже сумеешь обеспечить себе прекрасную будущность.

- Вы отсылаете меня от себя?

- Болван! - рявкнул Его Светлость. - Я желаю тебе лучшей судьбы, чем прозябать в провинциях Трезмона. Нет крепче науки, чем жизнь при французском дворе. Не в поход же тебя отправлять! Коли там чего добьешься, будешь мне благодарен. Коли нет - пеняй на себя. Все, что мог, я сделал.

Серж вскочил с кресла и устремился к окну, где по-прежнему стоял герцог Робер.

- Но отчего бы мне не отправиться к Его Величеству королю Мишелю в Фенеллу, если так уж важно для вас, чтобы я состоял при дворе? Король примет меня по старой дружбе наших семей.

- Нет! - отрезал герцог. - Какой же ты еще мальчишка, Конфьян! Дю Марто поведал мне о том, что Его Величество король Филипп намерен предъявить свои права на трон Фореблё. На мой трон Фореблё! А это кусок лакомый. Коли будет война с королем Мишелем и прочими наследниками, ты в Париже мне больше пригодишься, чем здесь. А ежели все сложится наилучшим для тебя образом, то и обо мне не позабудешь. И тогда мы сможем заключить с королем Филиппом военный союз, чтобы после разделить эти земли. Половина - лучше, чем ничего.

Серж коротко кивнул, чувствуя, что герцог толкает его на нечто... нечто недопустимое для отпрыска славного рода де Конфьянов. Потому что те из поколения в поколение служили трезмонским королям де Наве.

- Вы ведь сами говорили, что мой род всегда был опорой трону, - выдохнул он.

- Ну я же не говорил, какому трону! - закатил глаза герцог. - Серж, я сказал, что ты отправишься с дю Марто в Париж. И это будет так.

- Как вам будет угодно, Ваша Светлость! - ответил Серж, поклонился и бросился прочь, чувствуя, как в душе его закипает ярость, какой никогда в нем не было, когда речь заходила о герцоге де Жуайезе.