Царица Воздуха и Тьмы

Гаэлы, раззявив рты, стояли вкруг галлов, а в отдалении деревенские дети выкрикивали новость, и Матушка Морлан скакала, подобрав юбки, и, словно безумные, неслись по морю к берегу плетеные ялики. Молодые князьки Лоутеана, как зачарованные, слезли с ослов и присоединились к кругу. Круг начал сжиматься к центру, сдвигаясь так же медленно и молчаливо, как движется в часах минутная стрелка, тишину нарушали лишь приглушенные вскрики запоздавших, да и те умолкали, едва запоздавшие сливались с толпой. Круг сжимался потому, что всем хотелось притронуться к рыцарям, — не теперь, не через полчаса или около, не до того, как завершится осмотр, быть может, и никогда. А все же хотелось бы их потрогать, отчасти, чтобы увериться в их реальности, отчасти — чтобы прикинуть полную стоимость их облачения. И пока она прикидывалась, события потекли по трем направлениям: Матушка Морлан и прочие старухи принялись, перебирая четки, читать молитвы, женщины помоложе стали щипать друг дружку и хихикать, а мужчины, из уважения к молитве стянувшие свои колпаки, начали по-гаэльски обмениваться замечаниями вроде: «Ты посмотри на этого черного, да встанет Господь между нами и всяческой порчей» или «А на ночь-то они раздеваются, и как они вообще снимают с себя эти железные котлы?, — и в сознании как мужчин, так и женщин, безотносительно к возрасту и жизненным обстоятельствам, стал почти осязаемо, почти что видимо сгущаться чудовищный и безотчетный миазм, каковой и является основною особенностью всякого гаэльского разума.

«Вот они рыцари-англичане, „сассенахи“, стало быть, — думали гаэлы, — это и по оружию видно, а раз так, значит, они — рыцари того самого Короля Артура, против которого вторично взбунтовался собственный их король. Может, они заявились сюда — с всегдашним коварством сассенахов, — чтобы ударить Королю Лоту в спину? Может, они пришли как посланцы феодального властителя — властителя всех земель — оценить тутошнее имущество для обложения новым налогом? Может, они вообще из Пятой Колонны? Хотя, наверное, все гораздо сложнее, — ведь не такие же сассенахи простачки, чтобы явиться сюда в сассенахской одежде, — может, они вовсе и не посланцы Короля Артура? Может, они только переоделись сами в себя с какой-то целью, до того уж коварной, что в нее и поверить нельзя? В чем тут подвох-то, а? Всегда и во всем хоть один да сыщется».

Люди, стоявшие кругом, смыкались, челюсти их все отвисали, корявые тела все горбились, начиная уже походить на кули да пугала, отовсюду посверкивали маленькие глазки, полные бездонной проницательности, между тем как их лица приобретали выражение тупого упорства, становясь еще даже более неосмысленными, чем всегда.

Рыцари сдвинулись потеснее, под защиту друг друга. По правде сказать, они и не знали, что Англия воюет с Оркнеем. Они участвовали в одном приключении, державшем их в стороне от новейших известий. А в Оркнее навряд ли отыскался бы человек, которому захотелось бы их просвещать.

— Вы пока не смотрите в ту сторону, — сказал Король Пеллинор, — но там какие-то люди. Как, по-вашему, с ними все в порядке?

6

В Карлионе все было вверх дном, — шли приготовления ко второй кампании. Мерлин придумал, как ее выиграть, но поскольку его предложения подразумевали устройство засад и тайную помощь из-за рубежа, их приходилось держать в секрете. Медленно надвигавшаяся армия Лота настолько превосходила численностью королевское войско, что поневоле приходилось прибегать к стратегическим хитростям. План битвы оставался тайной, известной лишь четверым.

У рядовых же граждан, не ведающих о высокой политике, дел было по горло. Надлежало доостра заточить пики, и потому по всему городу день и ночь скрежетали точильные камни; следовало оперить тысячи стрел, и потому в домах лучников свет не гас круглые сутки, а по всем выгонам возбужденные йомены, имевшие нужду в перьях, гоняли несчастных гусей. Королевские павлины разгуливали голышом, похожие на старую подметальную щетку, — большинство первоклассных стрелков норовило заполучить то, что Чосер называет павлиньей стрелой, ибо в ней было больше шика, — и запах кипящего клея восходил к небесам. Оружейники, работая по две смены, дабы довести рыцарей до полного блеска, музыкально звенели молотками, кузнецы подковывали боевых коней, а монахини безостановочно вязали шарфы для солдат или готовили перевязочный материал, — то, что они именовали «тампонами». Король Лот уже назвал место встречи двух армий, у Бедегрейна.

Король Англии с трудом одолел двести восемь ступенек, ведших к башенной комнате Мерлина, и постучал в дверь. Волшебник был у себя вместе с Архимедом, сидевшим на спинке его кресла и пытавшимся отыскать корень квадратный из минус единицы. Он позабыл, как это делается.

— Мерлин, — задыхаясь сказал Король, — мне нужно поговорить с тобой.

Мерлин гневно захлопнул книгу, вскочил на ноги, ухватил свою палочку из дерева жизни и налетел на Артура, как на цыпленка, которого следовало загнать обратно в курятник.

— Убирайся отсюда! — завопил он. — Ты что здесь делаешь? Как тебе в голову такое взбрело? Ты Король Англии или не Король? А ну, пошел из моей комнаты! Неслыханное дело! Немедленно вон и пришли за мной кого-нибудь!

— Да ведь я уже здесь.

— Ошибаешься! — находчиво ответил старик, вытолкал Короля из двери и захлопнул ее прямо перед его носом.

— Ну ладно! — сказал Артур и печально спустился по двумстам восьми ступеням.

Час спустя Мерлин явился в Королевскую Палату в ответ на вызов, переданный с пажом.

— Вот так-то лучше, — сказал он, с удобством усаживаясь на покрытый ковром сундук.

— Встань, — сказал Артур и хлопнул в ладоши, чтобы паж унес сиденье.

Мерлин, кипя от негодования, встал. Костяшки его стиснутых кулаков побелели.

— Так вот, по поводу того разговора о рыцарстве, — непринужденно начал Король.

— Не помню никакого разговора.

— Нет?

— В жизни меня так не оскорбляли!

— Так ведь я же Король, — сказал Артур. — Разве ты можешь сидеть в присутствии Короля?

— Чушь!

Артур захохотал не вполне подобающим образом, а его сводный брат, сэр Кэй, и старый опекун, сэр Эктор, вылезли из-за трона, позади которого они прятались. Сэр Кэй снял с Мерлина шляпу и водрузил ее на сэра Эктора, и сэр Эктор сказал:

— Ну, благослови Господь мою душу, я теперь нигромант. Фокус-Покус.

Тут уже все рассмеялись, и немного погодя к ним присоединился и Мерлин, и послали за стульями, дабы можно было присесть, и откупорили бутылки с вином, дабы не вести беседы всухую.

— Видишь, — с гордостью сказал Артур, — я созвал совет.

Наступило недолгое молчание, ибо Артур впервые произносил речь и хотел собраться с мыслями.

— Так вот, — сказал Король, — касательно рыцарства. Я хочу поговорить о нем.

Мерлин мгновенно насторожился и уставился на Короля пронзительным взглядом. Пальцы его завились в узлы между звезд и таинственных знаков мантии, но он не пришел говорившему на помощь. Пожалуй, можно сказать, что этот миг был важнейшим в его карьере, — ради этого мига он прожил вспять Бог ведает сколько столетий, и теперь ему предстояло точно узнать, не прожил ли он их напрасно.

— Я все размышлял, — сказал Артур, — о Силе и Праве. Мне не кажется, что какие-то вещи должны делаться лишь потому, что ты можешь их сделать. Мне кажется, что делать их следует потому, что ты должен их сделать. В конце концов, грош грошом и останется, с какой бы силой не давили мы на него с любой из сторон, пытаясь доказать, что он грош или что он — не грош. Это понятно?

Никто не ответил.

— Ну вот, как-то раз мы с Мерлином беседовали на крепостной стене, и он сказал, что последняя наша битва, — в которой погибло семьсот крестьян-пехотинцев, — не такая уж и веселая штука, как мне представлялось. Конечно, если вдуматься, ничего занятного в сражениях нет. Я хочу сказать, что людей убивать вообще не следует, ведь так? Пусть лучше живут. Хорошо. Однако занятно другое — занятно, что Мерлин помогал мне побеждать в сражениях. Он помогает мне и сейчас, и мы вместе надеемся победить в сражении при Бедегрейне, когда до него дойдет дело.