Над самой клеткой льва

— Как только появится графиня Оттоне, пригласите ее ко мне.

И, не дожидаясь ответа, прошел в кабинет. На душе стояла прежняя устоявшаяся горечь, не отпускавшая все время пребывания на Сегуре: в этом кабинете он бывал часто, знал его, как любой из своих, но впервые уселся по ту сторону стола, в кресло Мары, а не в свое обычное.

Изящный стол с золочеными углами, два шкафа для бумаг, секретер с запасом хорошего спиртного, глобус в углу, стилизованный под старинный. Большие стереофотографии на стене. На одной — Яна в зеленом охотничьем костюме и кожаной каталане, у ее ног уткнулся рылом в землю истыканный стрелами, как подушечка для булавок, громадный секач. На другой — он сам, улыбаясь, опершись локтями на вычурные перила, стоит на одной из галерей Латеранского дворца, и на груди у него один-единственный орден, «Звезда Двух Островов» (Сварог машинально подумал, что теперь придется снять и сегурские ордена).

Справа, на огромном ковре, внушительная коллекция мечей и кинжалов, современных, как на подбор (страстью к антикварному оружию Мара как-то не страдала). Слева, в углу — резная дверь, ведущая в небольшую спаленку, с которой связано много приятных воспоминаний. Все на месте, все по-прежнему — вот только Мары нет и никогда уже не будет…

Он сидел, бездумно уставясь в стену. В голову пришла неожиданная мысль: если есть Соседняя Страница, где они с Яной погибли, быть может, найдется и другая, где Странная Компания жива и здорова, потому что все обошлось как-то иначе? Хотелось бы так думать. Однако, даже если и так, это уже не его Странная Компания, а того Сварога, и никого из них он, наверное, никогда не увидит… А и увидел бы, что толку?

Бесшумно вошел секретарь, прикрыл за собой дверь и доложил:

— Графиня Оттоне в приемной, — и, значительно понизив голос: — пришли и двое помощников советника Айкеса.

— Вот они пусть пока подождут, — сказал Сварог. — А графиню просите…

Она вошла, уже ничем не похожая на растрепанную амазонку с Турнира — рыжие волосы аккуратно причесаны так, как любила причесываться Мара, вишневое модное платье, довольно скромное рубиновое ожерелье на шее (плохо у откровенно бедного здешнего дворянства с фамильными драгоценностями).

— Садитесь, графиня, — сказал Сварог. Подумал мимоходом, что под таким легким платьем серьезного оружия спрятать невозможно, это удалось бы только настоящей Маре, а не девице, явно стремившейся подражать ее облику. Впрочем, нет пока что никаких оснований для тревоги — не этой соплюшке его взять. Да и слова, в конце концов, всего лишь слова…

— Ну что же, — сказал Сварог, — поскольку я теперь здешний король, а вы — здешняя придворная дама, пользовавшаяся, насколько мне известно, большим доверием королевы, думаю, нам пора познакомиться поближе? В хорошем смысле слова, понятно. Итак, Айвика, графиня Оттоне… Фрейлина императрицы…

— Бывшая, — сказала она каким-то тусклым голосом, не сводя глаз с мысков своих туфелек. — Королевы ведь больше нет…

— Да, вот тут ничем не могу вам помочь, — сказал Сварог. — Здесь я не женат. Впрочем… Фрейлинами моей супруги, хелльстадской королевы, становились и иностранки, — он усмехнулся. — Честно говоря, одни иностранки, потому что собственных дворян у меня в Хелльстаде нет. Это я с точки зрения юридического крючкотворства…

Он улыбался, говорил весело, плавно — хотел ее разговорить. Но она так и сидела этакой Снегурочкой, как скромная школьница в классе, не поднимая взгляда от туфелек. Что-то не налаживается контакт…

— Остается еще Кабинет королевы, — сказал Сварог. — Королевы больше нет, есть король, но кто сказал, что я собираюсь лишать вас должности?

Она впервые вскинула глаза:

— Вы готовы меня оставить?

— Если вы устраивали Мару, почему вы не должны устраивать меня? — пожал плечами Сварог. — Отзывы о вас самые благоприятные, — он усмехнулся, — правда, я полагал, что вы — этакая пожилая дама с суровым взглядом строгой учительницы. Как-никак Кабинет императрицы и заграничная разведка…

— Ну а я — вот такая, — сказала Айвика с некоторым вызовом, уже не опуская глаз. — Как-то так получилось, что мы с вами ни разу не встречались, хотя вы бывали здесь часто…

— Отзывы о вас самые благоприятные… — повторил Сварог (имея, в виду, конечно, не министра двора, а Мару). — Работы у вас, конечно, прибавится — теперь у нас еще и Дике… Давайте сразу внесем ясность. Вы очаровательны, но ухаживать за вами я не собираюсь. Правда, есть другая проблема, и, по-моему, серьезная. Кстати, как мне к вам обращаться? По титулу или по имени?

— Как хотите.

— С вашего позволения, по имени, — сказал Сварог. — У вас красивое имя, на континенте редко встречается… Так вот, Айвика, у меня есть давняя и устойчивая привычка: я не люблю, чтобы со мной работали люди, в которых я что-то не понимаю. А в вас мне кое-что откровенно непонятно. Мне, например, решительно непонятно ваше поведение на Турнире. С мечом вы обращаетесь из рук вон плохо… хотя, как я убедился, королева вам и показала парочку неплохих приемов, это не меняет дела, фехтовальщица вы никудышная. Почему же вы, когда нас свел жребий, выдвинули столь жесткие условия? «До невозможности продолжать бой»? Вы же не могли не знать, что мечом я владею не в пример лучше вас…

Айвика, все так же дерзко глядя ему в глаза, ответила:

— Я такие условия предлагала не только вам. Трое моих противников оказались вторыми, все были сегурцы и предложили «первую кровь» — так что поневоле пришлось их поцарапать. Второй я была у какого-то горротца и герцога Орка. Им я предложила те же самые условия. — Синие глаза потемнели от гнева. — Только они даже не стали драться. Они попросту выбили у меня меч, как потом вы…

— А что же вы еще хотели? — усмехнулся Сварог. — Не знаю, что там за горротец, но он явно не подонок из тех, кто способен проткнуть мечом едва научившуюся держать его девчонку. Да и Орк… Скажу откровенно, терпеть его не могу, и грязных дел за ним знаю предостаточно, но и он на такое ни за что не пошел бы. Ну, наконец, и я не людоед. Есть одна-единственная женщина, которую я непременно убью, если встречу, но это, безусловно, не вы…

— А кто она? — тихо спросила Айвика.

— Да так, — сказал Сварог. — Черная колдунья. Мерзавка первостатейная, такие по земле ходить не должны… Ну так что же? Почему вы так себя вели? Не могли не понимать, что народ на свете живет разный. Мог попасться и такой, кто без колебаний всерьез проткнул бы вас мечом, благо все было бы по закону. Тогда? Так себя ведут либо сумасшедшие, либо самоубийцы. Ни одна живая душа о вас не отзывается как о сумасшедшей. Остается… Айвика, — сказал он насколько мог убедительнее, — вы не на допросе в полиции, вы вовсе не обязаны мне отвечать. Можете гордо встать и преспокойно уйти. Слово чести, это не повлечет для вас ровным счетом никаких неприятных последствий… хотя, конечно, оставить вас в прежней должности я не смогу. Ну поймите вы, не могу я работать с людьми, которых не понимаю. Это старая, въевшаяся привычка… На моем месте вы, скорее всего, вели бы себя точно так же.

— Я понимаю, — тихо сказала она.

И с места не сдвинулась.

— Выпьете что-нибудь? — предложил Сварог.

Без особой заминки она ответила:

— Бокал вина, если можно.

— Ну, разумеется, — сказал Сварог. — Присаживайтесь к столу, я помогу переставить кресло. Вот так.

Он уверенно открыл секретер, выбрал из тамошнего великолепия бутылку «Русалочьих слез», достал два бокала, пару тарелочек со сладостями. По его глубокому убеждению, ничто так не сближало людей, как посиделки за бутылочкой чего-то доброго.

Айвика, не жеманясь, отпила половину бокала, закусила крохотным марципаном. Как бы то ни было уходить она не собиралась, а это внушало Сварогу определенные надежды.

— Так что же? — мягко спросил Сварог. — Может быть, здесь какие-то личные проблемы? Неудачная любовь? Если так, не буду настаивать, свои личные тайны держите при себе. Но у меня остается устойчивое впечатление, что вы таким образом пытались совершить самоубийство — а вдруг получится? В конце концов, примеры бывали, я читал в одной старой книге о дуэлях…