Элайзабел Крэй и Темное Братство

— В Арчервуд, — сказала Мэрей, и возница снова глубоко надвинул на глаза свой цилиндр и взялся за вожжи.

Она забралась внутрь. Голова у нее слегка кружилась от выпитого джина. Сиденья и стенки повозки были обиты мягким плюшем. Здесь было очень уютно, хотя вряд ли намного теплее, чем снаружи. Откинувшись на подушки, она снова пригубила из своей фляги и блаженно расслабилась. Судьба наконец-то немного смилостивилась над ней, это уж точно. Быть может, сегодня несчастливая звезда Мэрей Вулбери хоть немного потускнела.

Повозку, как ни странно, почти совсем не трясло и не подбрасывало на ухабах. Мягкая, плавная езда в сочетании с выпитым джином убаюкали Мэрей. Дом, в котором она жила, находился неподалеку, — номер в гостинице был лишь местом, где она принимала клиентов, и только, — но в последнее время ходили упорные слухи о волках и всяких прочих ужасах. Этот район, прилегавший к Темзе, слыл одним из самых опасных в городе. Да что там говорить, ей не раз случалось испытать это на собственной шкуре. К счастью, всегда удавалось благополучно унести ноги. Во всяком случае, ехать домой в крытой повозке куда спокойнее, чем топать одной по темным лондонским улицам.

Экипаж остановился, и Мэрей очнулась от сна, который за пару минут до этого как-то незаметно сморил ее. Моргая и потягиваясь, она выпрямилась на сиденье. Снаружи раздавался хруст гравия под подошвами возницы. Он шел к двери, чтобы выпустить ее наружу. В эти короткие мгновения она почувствовала себя настоящей леди. Надо же, как дружески судьба ей сегодня улыбнулась!

Дверь распахнулась, и нарумяненные щеки Мэрей вмиг стали белее мела: симпатичное лицо возницы оказалось скрыто под маской из серой мешковины, лоскуты которой были грубо, через край сшиты между собой. В двух верхних отверстиях блестели глаза, для рта внизу имелось третье, побольше; над маской и по бокам от нее блестели темно-каштановые густые локоны роскошного женского парика. Круглое отверстие внизу маски напоминало широко раскрытый в предсмертном крике рот. В сочетании с нарядным париком это выглядело неправдоподобно жутко.

— Лоскутник! — выдохнула Мэрей и в это самое мгновение, глянув на длинное лезвие ножа в руке мнимого кучера, с ужасом осознала, что ошиблась насчет своей несчастливой звезды, которая как раз сегодня горела в небе ярче, чем когда бы то ни было.

И как же горько она пожалела, что именно нынешним вечером у мистера Уордла возникло неотложное дельце!

4

Элайзабел сидела в кровати, закутавшись в одеяло по самую шею, так что оттуда, как из кокона, торчали только ее руки и голова. Выглядело очень по-детски, но Таниэлю эта ее манера нравилась, он сам так делал, когда был мальчишкой.

Она проснулась со зверским аппетитом, и, когда Кэтлин вернулась от аптекаря, жившего через дорогу, с микстурой для лечения лихорадки, Элайзабел приканчивала уже третью миску рагу. Аптека, разумеется, была давно закрыта — далекий Биг-Бен уже пробил час ночи, — но Кэтлин была хорошо знакома с владельцем и его семьей, и ей они охотно отпускали необходимые снадобья в любое время суток. Утоляя свой волчий голод, Элайзабел почти не разговаривала, все ее внимание было сосредоточено на еде, которую приносил ей Таниэль. Микстуру она приняла покорно, без каких-либо вопросов или жалоб, только слегка поморщилась, когда горькая жидкость попала ей на язык. Наконец и с рагу было покончено, девушка протянула пустую миску Таниэлю, жестом и улыбкой дав понять, что насытилась.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Лучше, — она благодарно улыбнулась. — Я почти согрелась. И хорошо отдохнула.

— Не желаете ли спуститься вниз, к огню? Там теплей, чем в моей спальне.

Она кивнула, не сводя с него глаз. Таниэль помог ей сойти по лестнице и провел в гостиную, где Кэтлин уже разводила огонь в камине. Элайзабел, по-прежнему кутаясь в одеяло, забралась в одно из кресел и поджала под себя ноги. Отблески разгоравшегося огня отражались в капельках пота у нее на лбу. Воздух в комнате быстро согрелся, в полумраке у камина всем стало тепло и уютно. Таниэль принес Элайзабел, Кэтлин и себе по небольшой порции бренди.

— Мне пора на охоту, — сказала Кэтлин, быстро покончив с напитком. — В Кенсингтоне завелась парочка крышеходов, и один из тамошних жителей, богатый адвокат, посулил целое состояние тому, кто с ними расправится. Мне надо успеть туда первой, пока никто из наших об этом не прослышал.

— Удачи тебе, — кивнул Таниэль. — И смотри остерегайся их хвостов.

— Не я ли сама тебя этому учила? — хмыкнула Кэтлин и, помахав на прощание Таниэлю и Элайзабел, скрылась в вестибюле.

— Вы что же, охотники? В Лондоне? — удивилась Элайзабел. Она отхлебнула бренди из своего стакана и с веселым любопытством взглянула на Таниэля.

— Мы — истребители нечисти, мисс.

— О-о, вот оно что… — И снова этот настороженно-вопросительный взгляд в сторону Таниэля. Черты лица у девушки были тонкие и по-детски нежные, красоту ее, казалось, ничто не могло испортить — ни спутанные, грязные, влажные от пота пряди волос, падавшие на лоб и щеки, ни темные круги под глазами. — Вы были очень, очень ко мне добры, — сказала она, поигрывая тонкой серебряной цепочкой на запястье.

Таниэль смущенно перевел взгляд на пляшущие огни в камине. Щеки его зарделись.

— Любой джентльмен на моем месте поступил бы точно так же.

На несколько мгновений в комнате повисло молчание. Пригубив бренди, Элайзабел беспомощно спросила:

— Как вы думаете, почему я ничего не могу вспомнить?

— Может быть, виной всему лихорадка. Когда она пройдет, память к вам вернется.

— Надеюсь, так оно и будет. — Однако в голосе девушки не чувствовалось уверенности. Нахмурившись в тщетной попытке извлечь из памяти что-то, что было слишком глубоко там запрятано, она пожала плечами. — Кое-что я все же помню… Какие-то фрагменты… Лица родителей. Но что у нас был за дом, не представляю. И не знаю даже, в каком городе жила, хотя некоторые дома и улицы словно стоят у меня перед глазами…

— Все мало-помалу восстановится у вас в памяти, вот увидите. — Таниэль ободряюще улыбнулся ей и прибавил: — А пока не желаете ли принять ванну? Я на всякий случай согрел для вас пару ведер воды.

Элайзабел приподняла прядь своих волос и попыталась ее разглядеть. Поднесла к лицу обе руки и внимательно исследовала тыльную сторону ладоней. Лицо ее скривилось в брезгливой гримасе. До сих пор она не отдавала себе отчета в том, насколько нуждается в горячей ванне Да что там, она была попросту отвратительно, до омерзения грязна!

— Расскажите мне, — попросила она. — Расскажите, где и как вы меня нашли.

Таниэль принялся описывать их первую встречу. И лишь теперь он впервые дал себе труд внимательно рассмотреть сидящую перед ним девушку с лихорадочно блестящими глазами и нездоровым румянцем на впалых щеках. Многое, слишком многое в ней было необычным. Он не меньше нее самой желал бы узнать, откуда она родом, кто ее родители, где и как она росла. Была ли она одинока, подобно ему? Или жила в окружении близких, в большом гостеприимном доме, наполненном любовью и заботой?

Он поймал себя на том, что, не прерывая своего подробного рассказа, пристально изучает гостью, отмечая малейшие детали ее внешности и туалета. Взять, к примеру, платье. Грязное, порванное и запачканное кровью во многих местах, оно тем не менее было сшито дорогим портным из добротной, красивой материи. Тонкие цепочки, охватывавшие ее шею и запястья, нельзя было отнести к числу изысканных украшений, но все же они были не по карману горничной, белошвейке или обитательнице работного дома.

При всей хрупкости ее сложения было очевидно, что Элайзабел до последнего времени не голодала, и, судя по некоторым безошибочным признакам, в ее грязных и спутанных волосах не водилось никаких насекомых. А как она говорит! Отчетливые и звонкие гласные, правильное построение фраз — наверняка результат хорошего воспитания, возможно, включавшего в себя занятия дикцией.