Месть драконов. Закованный эльф

— Мясник! — крикнул за его спиной чей-то хриплый голос.

Эльф поднял полог своего шатра. В лицо ему ударил тяжелый сладковатый запах. На табурете у рабочего стола сидел бессмертный. Когда Талавайн вошел в шатер, он поднял голову. Под глазами появились глубокие темные круги. Казалось, со вчерашнего утра он постарел на целое десятилетие.

— Что случилось?

— Это я хотел бы спросить у тебя, гофмейстер, — с горечью произнес бессмертный. — Что произошло здесь вчера ночью? Так-то ты празднуешь победу? Принес с собой сюда ужасы поля битвы? Понравилось убивать?

— Я не понимаю…

Аарон встал. В глазах его полыхал жгучий гнев.

— Я тоже! — Он указал на стоявшую позади стола постель. — Объясни мне это! Что на тебя нашло, Датамес?

Гофмейстер поглядел на кровать. На шелковом покрывале, под которым виднелись контуры скрючившегося тела, красовались крупные пятна крови.

— Это… — Он обошел стол, отбросил в сторону покрывало. Рой мух поднялся к пестрому своду шатра. Ему потребовался удар сердца, чтобы узнать изуродованное тело Кацуми. С ног до головы она была покрыта запекшейся кровью. На простыне он обнаружил отрезанные пальцы и ухо. Ее нос… Талавайн уронил шелковое покрывало и попятился прочь от кровати. Он попытался опереться на стол и наткнулся рукой на стопку глиняных дощечек, которые с грохотом посыпались на пол.

Ему стало дурно. Он закрыл глаза. Сейчас нельзя терять голову.

— Это был не я. Я… — Убийца вернулся! Конечно. Люди-ягуары больше не охраняют лагерь. Он должен был предвидеть это. Должен был сберечь Кацуми от той же судьбы, которая постигла Аширу.

— Я… — снова пробормотал он, не в силах закончить фразу.

— И это Датамес, которому я доверял, — устало произнес Аарон. — Что за демон вселился в тебя этой ночью!

— Это не я.

— Более дюжины людей видели, как ты, окровавленный, выходил из шатра на рассвете.

Талавайн стоял, как громом пораженный. Открыл рот, но ничего не сказал. Снова закрыл глаза. Попытался собраться с мыслями. Понять… Открыл Незримое око. Зеркальце! Оно сияло, словно звезда в ночи. На него наложили заклинание. Что-то хотели скрыть. Дитя человеческое не смогло бы увидеть это. Талавайн подошел к зеркальцу, взял его в руку. На поверхности из полированного серебра появился лик Ишты. Она насмешливо улыбалась.

Никто не поверит ему, если он заявит, что сюда приходила девантар, чтобы убить конкубину. Она предупреждала его, тогда, когда прислала ему головы Аширы и одного из разведчиков в маленьком сундучке. Он вспомнил о глиняной табличке, лежавшей в сундучке с головами. Он не забыл ни одно из слов:

— Чего ты уставился в зеркало? — набросился на него Аарон. — Ищешь там того человека, который еще вчера был моим честным гофмейстером? Что произошло, Датамес? — Бессмертный тяжело вздохнул.

— И никто ничего не слышал, — пробормотал эльф.

— Кляп еще у нее во рту. Снаружи слышали ее стоны. Стражник подумал, что ты овладеваешь ею. Но это… Матаан хочет, чтобы я посадил тебя на кол, чтобы ты страдал так же, как она. Эта история уже стала достоянием всего лагеря. Ты больше не можешь быть моим гофмейстером, — грустно поглядел на него Аарон. — После стольких лет… Я не понимаю. Объясни мне! И скажи мне, что с тобой делать. Какова будет достойная плата за подобный поступок?

— Посмотрите на меня, повелитель! Разве я убийца?

— Шатер охраняли всю ночь. Кроме тебя и девушки здесь никого не было. Ты не оставляешь мне выбора…

— Закройте глаза, и пусть решает ваше сердце. Сердце тяжелее обмануть, нежели глаза и рассудок.

— Проклятье, Датамес! Хватит с меня твоих философских изречений! Я король огромной империи. Я не могу превратить свое сердце в свод законов. Это будет все равно что открыть ворота произволу. Я не собираюсь править именно так. Дай мне повод пощадить тебя. Хоть какой-то! Я не хочу видеть тебя насаженным на острие кола. Ты мне нужен, Датамес. Никто не знает эту империю и не разбирается в управлении так, как ты. Потерять тебя — это почти то же самое, что было бы, проиграй я вчерашнюю битву.

Талавайн удивленно смотрел на бессмертного. Арам стал слишком сильно зависеть от него. Взяв на себя слишком много властных полномочий, он сделал уязвимыми Аарона и его империю.

— Вы очень близко подошли к правде относительно того, что, судя по всему, произошло вчера ночью.

— Тогда расскажи мне о том, чего я не знаю. Я хочу понять, что здесь произошло. Хочу понять, как моим ближайшим доверенным лицом мог стать человек, которого я, судя по всему, знаю слишком плохо.

Талавайн колебался. Если он хочет помочь Аарону, правитель должен узнать правду. Даже ценой того, что он ему не поверит. Как он сможет принять то, что существа, которых большинство людей почитают, как богов, могут идти на подобные поступки. Эльф и сам этого не понимал. Девантарам открыты такие пути. Зачем Ишта выбрала именно этот?

— Мы едины в мнении относительно того, что этот поступок очень сильно повредит королевству? — осторожно начал он.

Бессмертный кивнул.

— Кому будет польза от того, чтобы навредить Араму, повелитель? Мне?

Большим и указательным пальцами Аарон помассировал брови. Похоже, он совершенно обессилел. Битва, а затем и долгий путь в эту деревню, Бельбек, чтобы вернуть семье погибшего крестьянина Нарека. Сколько же он не спал? Тридцать часов? Сорок? Талавайн сомневался, что правитель смог заснуть в ночь перед битвой. Не нужно сейчас пространных рассуждений. Нужно скорее переходить к сути.

— Вчера вы нанесли сокрушительное поражение Иште у всех на глазах, при свете дня. Ночью она вернулась, чтобы победить вас в другом сражении. Это она приняла мой облик, пришла сюда и совершила убийство, чтобы у вас не осталось иного выбора, нежели казнить меня за то, чего я не совершал.

Аарон поглядел на него. Лицо правителя было бледным и изможденным. Пышная черная борода растрепалась. Длинные, намасленные волосы тяжелыми локонами спадают на плечи.

— В этом есть смысл, — устало произнес он. — Но скажи мне, где ты был вчера ночью, если тебя здесь не было? Матаан рассказал мне весьма странную историю.

Талавайн помедлил. Как он должен объяснить свой уход из лагеря в женской одежде? И что произойдет, если он поведает бессмертному, кто он на самом деле? Шпион, втершийся к нему в доверие, чтобы предавать на протяжении многих лет. Поверит ли Аарон, узнав это, что он действительно старался сделать империю Арам и жизнь ее подданных как можно лучше? Вряд ли. И в этот миг Талавайн понял, что совершенно запутался в паутине интриг и предательства и насколько коварен на самом деле поступок Ишты.

— Я не хотел, чтобы видели, как я ушел в Нангог. Как вам известно, у меня там лазутчики. Я хотел выяснить, не знает ли кто чего-нибудь о Шайе. Существует тайный монастырь, куда приводят невест для Небесной свадьбы… Но никто не мог мне точно сказать, где он находится.

— Мне больше не спасти ее, — голос бессмертного дрожал, когда он заговорил, а на лице отражались все его душевные муки. — Если я попытаюсь, то нарушу божественные законы. Тогда я потеряю все, чего достиг вчера, и смерти тысяч людей, которые сейчас лежат в пыли, окажутся напрасными. Могу ли я быть настолько эгоистичным? — Он стиснул губы, и они превратились лишь в узкую полоску на подбородке. В глазах сверкали непролитые слезы. — Меня призовут в Желтую башню. Мне будет дозволено говорить там перед лицом Львиноголового и всех его братьев и сестер. Никогда прежде человек не удостаивался подобной чести. Может быть, я смогу изменить мир. Есть так много того, что можно сделать лучше… Но цена этого — предать свою любовь. Если я попытаюсь уберечь Шайю от ее судьбы, то потеряю все. Если не предприму ничего, то потеряю то, что значит для меня больше всего в жизни, — он измученно вздохнул. — Я могу только молиться, чтобы она понесла ребенка от Муватты. Если это не так, ей перережут горло, чтобы кровь ее даровала плодородие сухой лувийской земле.