Заклятие нибелунгов. Амулет дракона

— Как же мне хотелось принять горячую ванну, — сказала Бруния. — И ощутить это покалывание на коже.

Она с такой же непосредственностью сняла платье, как и тогда, когда была маленькой девочкой. Зигфинн видел ее белые плечи в лунном свете и тонкие лодыжки. Оставшись в тонкой рубашке, девушка зашла в бурлящее озерцо размером с колесо от телеги.

— Горячо-горячо-горячо! — запищала она, и впервые ее голос показался Зигфинну знакомым.

У юноши не оставалось выбора, и он, с трудом стянув куртку и штаны, остался в длинной льняной рубашке, которая прикрывала все, чего не должно было видеть.

Опустив ступню в горячую воду, он почувствовал боль, словно в его кожу воткнулись ржавые иголки и поползли вверх, к плечам и груди, пытаясь пробить раненую левую ногу. Принц старался выглядеть сильным, но не сумел подавить стон.

Бруния, сидя по плечи в воде, увидела его повязки и синие кровоподтеки на теле.

— Пресвятая матерь Мария, что с тобой произошло?

Зигфинн отмахнулся. Он не мог разжать челюсти, чтобы ответить.

Бруния приподнялась. Ее рубашка насквозь промокла от воды и липла к юному телу. Если принц мгновение назад благодарил небеса за то, что Бруния разделась не до конца, то теперь он понял, что это зрелище еще хуже. Тело принцессы манило его, такое горячее и распаренное. Уже не девочка, а женщина — и понимание этого пробудило в Зигфинне мужчину.

Он плюхнулся в воду быстрее, чем стоило бы, и вода с серой начала разъедать раны. Бруния тоже опустилась в источник. Она закрыла глаза, и по ее щекам и губам покатился сладкий пот.

— Как же мне этого не хватало. А тебе?

— Да, — солгал Зигфинн, пытаясь отыскать в своей голове мысль, не ведущую к безумию.

Они просидели там около получаса, пока кожа не разбухла от горячей воды. Бруния рассказывала о путешествии, а Зигфинн о своей схватке с рыбой. Время от времени, когда Бруния шевелилась, ее ступни прикасались к его ноге. Зигфинн изо всех сил пытался вспомнить те невинные дни в детстве, которые они провели здесь вместе. Ничего не изменилось — и в то же время изменилось все…

— Мой отец ищет для меня супруга, — сказала Бруния, отвлекая Зигфинна от его мыслей. — Я должна выйти замуж до следующего лета.

Принц посмотрел на девушку, пытаясь разглядеть выражение ее глаз.

— И что ты об этом думаешь?

Бруния играючи опустила лицо в воду и выпустила пару пузырьков воздуха.

— Я думаю, что пора. Что же мне, ждать, пока не исполнится двадцать?

— Он уже нашел подходящих кандидатов?

Бруния поморщилась.

— Нет войн, которые можно было бы закончить свадьбой, а мой отец небогат. Поэтому мои возможности в качестве невесты весьма ограничены.

Такие рассуждения были вполне оправданными, но они возмущали Зигфинна. Для него Бруния казалась ценнее всех королевств, вместе взятых, и ему хотелось ей об этом сказать.

— Не говори так. Твоя рука стоит целой империи!

Рассмеявшись, принцесса брызнула в лицо Зигфинна водой.

— Вот как? Сообщи об этом моему отцу, и, может быть, он примет тебя в качестве жениха! — она сказала это в шутку, и за этими словами не могла скрываться серьезная просьба.

Зигфинну стало обидно.

— Неужели я не подхожу Эдельриду? Или тебе?

Бруния заметила, что оскорбила своего друга, и, придвинувшись к нему вплотную, нежно провела ладонью по его щеке.

— Ну конечно, нет. Совсем наоборот. Однако наши королевства уже давно связаны кровью и дружбой. В нашем браке не было бы выгоды.

Трезвость, с которой она произнесла эту фразу, не улучшила настроения Зигфинна, хотя он и понимал, что Бруния говорит правду.

— Так все дело в этом? В выгодности брака?

— А в чем же еще? — Принцесса явно удивилась. — Иначе я могла бы выйти замуж за любого. — Она начала выбираться из источника. — Пойдем спать. Вскоре станет совсем светло, и надо успеть отдохнуть до тех пор, пока все придворные проснутся.

Она встала рядом с ним и, сняв рубашку через голову, отжала ее. Зигфинн увидел, как она, обнаженная, наклонилась за платьем, и его пронзило столь страстное желание, какого ему еще не доводилось испытывать.

— Завтра днем отправимся на прогулку. Распорядись, чтобы нам приготовили лошадей и провиант, ладно? — говорила принцесса, зашнуровывая платье под грудью и поправляя волосы.

Лишь через несколько мгновений Зигфинн понял, что она ждет его ответа, но не смог ничего сказать.

— Ты идешь? — переспросила Бруния.

— Иди, — прохрипел Зигфинн. — У меня болят раны, и я не хочу торопиться, выбираясь из источника.

— Ну хорошо. — Принцесса легкой походкой направилась прочь.

Зигфинн смотрел ей вслед, понимая, что сейчас он мог думать лишь о нежном теле, скрывавшемся под тонким платьем. Он прикрыл глаза.

Пройдет некоторое время, прежде чем он выберется из горячего родника.

Зигфинн стыдился событий этой ночи, в которую ничего не произошло. Ему казалось, что страсть его тела пытается уничтожить честную дружбу с Брунией, отравив их отношения похотью и желанием. Его чресла горели, и принц не был уверен, сможет ли этот жар дать ему уснуть. Юноше казалось, что каждый слуга в замке улыбается ему не приветливо, а заговорщически. Как будто существует тайное соглашение о том, что следует думать о теле Брунии и чего от этого тела желать.

Кроме того, сера въелась в свежие раны, словно стая крыс, набросившихся на сало. Он думал, что хуже уже быть не может — до тех пор, пока не обнаружил в своей комнате мать, ожидавшую его со сложенными на животе руками.

— Негоже принцу ночью разгуливать по замку, — тихо произнесла она, не поздоровавшись. — Днем тебе следует предаваться исполнению своего долга, а на это требуются силы.

— Я… я же просто… — забормотал Зигфинн, но был слишком смущен, чтобы придумать какую-либо отговорку.

— Это не важно, — отмахнулась Кари. — Не настолько важно. — Встав, она провела узкой ладонью по его влажным волосам. — Сынок, мой принц, ты же знаешь о том, как я люблю тебя.

Зигфинн знал, что его мать склонна к меланхолии и мрачным мыслям, но ему еще не приходилось сталкиваться с этим в ночное время, да еще и в собственной комнате. Осторожно отстранившись, он взял полотенце, собираясь вытереть волосы.

— Конечно же, но почему ты решила сказать мне об этом в столь ранний час?

Вместо ответа Кари сунула руку в карман юбки и вытащила какую-то золотую вещицу. Зигфинну показалось, что это фигурка ящерицы, качающаяся на длинной цепи.

— Я хочу дать тебе вот это.

Принц осторожно взял украшение. Оно было довольно тяжелым, и в свете зажженных свеч он увидел, что это не ящерица, а покрытый чешуей монстр с кожистыми крыльями и распахнутой пастью. Фигурка была не больше ладони, но выполнена с учетом мельчайших деталей, и даже зубы были обработаны так, что можно было поцарапаться, если не обращаться с украшением достаточно осторожно. Вместо одного глаза на морде чудовища зияла дыра, в которую Кари вдела цепочку.

Зигфинн знал, что значит это украшение, и понимал всю опасность.

— Дракон.

Хотел он того или нет, но в этот момент принц вынужден был вступить с королевой в заговор. Никто не должен был об этом знать, в первую очередь король. Исландия была христианской страной, Зигфинн прошел обряд крещения, а по воскресеньям молился.

Дракон же был символом древних богов, мрачным воспоминанием о временах варварства, проклятием рода исландских правителей. О древних верованиях не говорили, манускрипты сжигали, а старых идолов выбрасывали в море. Прошлое должно было стать лишь воспоминанием, которому суждено померкнуть. Таков был приказ, передававшийся от короля к королю. Исландия была обращена к богу, который не терпел других богов.

Показав сыну дракона, Кари свела на нет многолетнюю тайну, обнажив то, что давно было скрыто под землей. Сейчас нечего было отрицать и негде было спрятаться от истины. Увидев беспокойство в глазах сына, Кари произнесла:

— Он защитит тебя. Я чувствую, что грядет что-то недоброе. Что-то значимое. И, к сожалению, уже не будет так, как раньше.