Край без Короля или Могу копать, могу не копать

Стоящий у трактирной стойки темноволосый хоббит, по виду ровесник Фонси, вдруг направился прямо к нему, и Фонси понял, что его возня с рукавами от того не ускользнула. Повернув голову, чтобы не встретиться с темноволосым глазами, Фонси сделал вид, будто увлечён происходящим через два стола.

— А пони ты у брата зачем угнал? — продолжал кто-то наседать на ни в чём не повинного лже-Фонси. — Нехорошо!

— А про Чистолапку расскажи, — подлез какой-то про- тивный, с гладко прилизанными волосами, — какая она на ощупь-то? Мягонькая?

Фонси почувствовал, как кровь приливает к лицу, и встал, готовясь попробовать кулаком, каков на ощупь нос прилизанного, но тут темноволосый заступил ему дорогу.

— Хильдифонс, — спокойным голосом сказал он, — не надо. Фонси застыл на месте.

— Ты кто такой? Темноволосый вместо ответа оглянулся — в дверь трактира зашло ещё несколько хоббитов, и эти устремились уже прямо к столу, где лже-Фонси начал уже сердиться и громко отказываться от чужой славы.  

 Давай лучше выйдем отсюда, — предложил он Фонси, — а то сейчас набегут, и тебя ещё кто-то узнает.

 Противный прилизанный хоббит тем временем пошёл встречать кого-то из вновь прибывших, и добраться до него стало не так просто.

— Ну, давай выйдем, — согласился Фонси с предложением темноволосого.

— Давай через поварню, — ответил тот, снова оглянувшись на толпящихся возле входа хоббитов, — а то тут народа много.

В поварне было жарко. Запах жареного мяса с жареной картошкой, стук ножей по доске, голоса поваров на мгновение ошеломили Фонси. Толстый хоббит в белом поварском колпаке преградил было им дорогу, но, увидев спутника Фонси, поклонился и отступил в сторону.

— Сюда, — сказал темноволосый и открыл перед Фонси ещё одну дверь, за которой оказались ведущие вниз ступени. Внизу, в погребе, было холодно, особенно после жара стряпни, но пахло столь же умопомрачительно — копчёными колбасами и окороками. Таинственный спаситель Фонси безошибочно направился через погреб к маленькой дверке.

— Ты что, строил этот трактир, что ли? — полюбопытствовал Фонси, когда они прошли ещё через несколько дверей и проходов, мимо бочек с солёными грибами и большущего ледника с кувшинами масла и сметаны. — Хотя постройка-то вроде старая.

— Это наш трактир, бэггинсовский, — ответил темно- волосый, открывая совсем уже неприметную дверь, — я тут играл в детстве. 

— Так ты Бэггинс? То-то я думаю, где я тебя видел!

— На свадьбе своего брата ты меня видел, четыре года назад, — сказал Бэггинс.

— Бунго меня зовут.

— Хильдифонс Тук, можно Фонси, — без нужды представился Фонси, — к твоим услугам. А что, трактирщик здешний тоже Бэггинс?

— Нет, конечно, он просто наш съёмщик, — Бунго улыбнулся, — у нас в Хоббитоне не так, как у вас в Тукборо, у нас дела не только по родству ведутся.

— У нас тоже не только по родству, — начал было Фонси, поднимаясь вслед за Бунго по наклонному ходу, но Бэггинс обернулся и приложил палец к губам. Открыв дверь, ведущую на улицу, он высунул наружу голову, посмотрел туда-сюда и только потом вышел и поманил за собой Фонси.

— Вот хорошо, — сказал Бунго, когда они оказались в узком, пахнущем почему-то грибами переулке, — сейчас на дорогу выйдем, а там до Хоббитона рукой подать. Ты в наши края надолго?

— Совсем ненадолго. Думал переночевать в трактире и идти дальше, да вот в трактире, видать, уже не получится.

— Пустяки, — махнул рукой Бунго, — у меня переночуешь. Я тут недалеко живу.

 — Вот спасибо, — сказал Фонси, — а ты вообще как меня узнал?

— Как тебя не узнать? — усмехнулся Бунго. — Одет ты богато, но в Хоббитоне так уже лет десять не одеваются, значит, ты не местный. А плащ у тебя обшит тесьмой, которой только Туки одежду обшивают, да не просто Туки, а Туки старшей ветви.

— Эту тесьму Доннамира плетёт, — сказал Фонси, — и сама нам одежду обшивает. А я думал, в Хоббитоне по узорам разучились род распознавать.

 — Разучились, ты правильно думал, — ответил Бунго, — у меня просто книжка есть.

 — И хорошо, что разучились, — сказал Фонси, — а то бы быстро поняли, что этот парень никакой не я. Он оглянулся проверить, не следует ли кто за ними, но на дороге никого не было. Через большой пустырь, отделяющий Уводье от Хоббитона, два хоббита прошли молча.

— А что, — заговорил Фонси, когда по сторонам дороги снова появились дома, — быстро по Ширу сплетни расходятся. Да ещё какие разнообразные.

— Я две разновидности слыхал, — сказал Бунго, сворачивая в переулок, — и ни в одну, разумеется, не поверил.

— Какие разновидности? — полюбопытствовал Фонси. — А то натворишь дел, а сам потом не знаешь, чего натворил.

— Да ты уже слышал, — пожал плечами Бунго, — одна — что ты соблазнил дочку Бодо Чистолапа по имени Глициния, а когда её братья решили заставить тебя на ней жениться, отколошматил их обоих не то оглоблей, не то кочергой. А потом кто-то рассказывал, как ты решил во что бы то ни стало заполучить девушку, украл пони у своего брата Лонго и хотел ворваться верхом в усадьбу Чистолапов, но Том и Барт Чистолапы тебя остановили и сами тебя избили. Не знаю уж чем.

— Понятно, — хмыкнул Фонси, — а кто был этот, прилизанный такой, в трактире?

— Одо Саквиль, — махнул рукой Бунго, — пустомеля и спесивый болван. Терпеть его не могу. Если бы народу было поменьше, я бы тебе и мешать не стал — ему бы полезно по роже получить.

 — Да, я бы там и настоящую драку мог затеять, — согласился Фонси, — то-то подтвердил бы слухи. Спасибо, что не пустил.

— Не за что, господин Тук, не за что. А вот мы и пришли. Заходи.

 В норе Бунго Бэггинса пахло душистым трубочным листом и старыми книгами. Фонси повесил плащ в передней и прошёл в гостиную вслед за хозяином.

— Садись, — пригласил Бунго, указывая на кресло, — вон там трубочный лист, на столе за книгами. А я пойду чайник поставлю. Фонси придвинул к себе тяжёлый бронзовый горшочек с куревом, ухватил щепоть душистых, чуть липких листьев и начал набивать трубку, осматривая гостиную Бунго.

Обстановка была старинная, тяжёлая, хорошо сколо- ченная, богатая. На столе, на стульях и на диване лежали книги, самые разные: на бумаге и на пергаменте, пере- плетённые верёвочками через корешок, и в тиснёных кожаных переплётах, и в деревянных, из тонких дощечек. На стенке висел рисунок, изображающий какой-то лиловый с жёлтым цветок, подписанный эльфийскими резами «тарх бэйнбренниль». Повсюду лежали мелко исписанные листы бумаги.

 Так почему же ты, господин Бэггинс, не поверил в эти слухи? — громко, чтобы Бунго услышал из кухни, спросил Фонси. — Я вон какой опасный, а ты меня в гости позвал.

Он чиркнул спичкой и затянулся трубкой, раскуривая её. В это время вернулся Бунго. — Ну как я поверю в такую гадость, — пожал он плечами, садясь напротив Фонси и беря со стола свою собственную трубку, — когда ты, господин Тук, любимый брат Белладонны?

Фонси поперхнулся дымом.

— А ты знаешь мою сестру? — спросил он, откашлявшись. — Что-то ты не похож на её поклонников, шатунов-страдальцев.

— Да я и не поклонник, — вздохнул Бунго. — Мы с ней обычно только про книги и разговариваем. Но должен тебе сказать, что она — самая умная и красивая девушка, которую я встречал в жизни. И когда я увидел, что ты тут совсем один скрываешься, я решил тебе помочь, чем могу.

— Спасибо тебе ещё раз, господин Бэггинс. Я бы тебе сказал, что и ты у меня в норе будешь желанным гостем, да вот только норы у меня больше нет.

— Ой, — не понял Бунго, — а что с ней случилось? — Нет, нора-то на месте, да вот только меня батюшка наследства лишил и из списков рода вычеркнул. Я, наверное, и тесьму-то туковскую носить не имею права больше.

— И ты об этом так спокойно говоришь? — ахнул Бунго. — Да как же ты теперь?