Воля твоя

   - Это ты мне скажи зачем? А, Марек? - Подражая мне, закончил он, потянувшись вперед. - Тебе виднее.

   Не помню, как полупустой кувшин оказался у меня в руках, громко зазвенев осколками о стену. А я стоял и тяжело дышал, провожая медленно уплывающую с глаз пелену.

   - Я заплачу за это. - Произнес мой приятель, торопливо допивая остатки из своей кружки, пока меня снова не накрыло. Эта моя вспышка его словно совершенно не задела.

   - Успокоился? - Прямо взглянул он мне в глаза, когда я сел. - Тогда слушай меня внимательно. Несколько часов у нас есть, времени примерно до вечера, может, до завтрашнего утра. После - мы должны как можно скорее отсюда смотаться, желательно в разные стороны. Они знают, что ты здесь, они идут по следу, а след обязательно приведет их сюда, - он постучал пальцами по столешнице, - в это самое место. Погоня должна продолжаться, запомни это, продолжаться до тех пор, пока они не потеряют интерес.

   - Два года, - напомнил я. - Целых два года он у них только зрел.

   Мы помолчали. Не знаю, каким шестым чувством прочувствовал произошедшее корчмарь, но перед нами на столе появился еще один кувшин подобного напитка. Мы оба, уныло взглянув, к нему даже не притронулись.

   - Ты преодолел весь этот путь за столь короткий срок только для того, чтобы сказать мне это?

   Он покачал головой.

   - Не совсем. Это лишь одна из причин. Нужно согласовать путь твоего бегства. Что ты собираешься делать?

   - Не уверен, пока еще не решил.

   - А я, кажется, знаю.

   Я поднял на него взгляд.

   - Это упрек?

   Номад лишь задумчиво пожевал губами.

   - Хорошо, у тебя есть что предложить? Какое-нибудь решение получше?

   - Есть, - буркнул он, вновь принявшись пережевывать фантомную пищу. А я же, не собираясь играть с ним в гляделки и недосказанности, схватил кувшин, развернувшись к выходу и махнув ему на прощание. - Да погоди ты!

   Взгляд назад показал, что он все еще не мог подступиться, однако на мой невысказанный вопрос кивнул на шторы. Я медленно отодвинул одну шторину, выглянув в зал - ни у нас на пороге, ни вообще в харчевне никого не было. А хозяин просто не мог подслушать.

   - Ну?

   - Продолжай заниматься тем, чем занимаешься.

   Я покачал головой.

   - Я люблю конкретику, но то, что предложил ты, слишком расплывчато, что позволяет допускать слишком многие вольности. Не слишком много для тебя "слишком"?

   - Я не хочу, чтобы вытянутое тебя на свет пари и моя "гонка за странностями" позволили им тебя поймать.

   - Нет никакой "гонки за странностями". И слышу я это название только теперь, если что.

   - Ч-что? - Вдруг опешил он.

   - Ты водишь меня за нос. Хотелось бы понять, к чему? Что тобою движет, раз ты столь наплевательски стал относиться к нашей давней дружбе?

   - Ты не понимаешь, о чем говоришь.

   - Может быть. Но от этой "гонки за странностями" разит скверной за целую лигу. Я видел то, что не видел никто другой, я могу об этом судить. Ответь мне, с кем ты заключил пари?

   - Тебе это ничего не даст.

   - И все-таки?

   Неуверенно закусывая губу, он вдруг как-то сдулся, поник под моим требовательным взором. Я ведь приехал сюда в кратчайшие сроки, я ведь рисковал, как ты можешь так думать? - словно укоризненно твердила вся его сгорбленная фигура.

   - Ты же видел обезлюдевшую деревню - это ли не странность? Я вытащил тебя из твоего небытия, предложил хоть что-то!

   - Ты предложил мне какую-то игру - так я это расценил, а вместо этого втянул в пляску со смертью. В погоню от преследователей, которую я похоронил два года назад.

   - Тебе напомнить, чем ты занимался эти два года? - Буквально прорычал он на меня. - И чем нынешняя ситуация отличается от, допустим, полугодовой давности? А? Сейчас ты хотя бы пребываешь в собственном уме и твердой памяти, а не лежишь в канаве, пропитый вусмерть! Сколько раз из той канавы ты встал, только чтобы залиться по самые гланды бормотухой, чтобы, как обычно, вновь прийти в себя в очередной провонявшей помоями канаве?

   Он вдруг вскочил, вырвав у меня из рук кувшин разбавленного вина. Этот повторил путь первого.

   - Ты отлично спрятался, ничего не скажешь! В какой канаве ты? Да даже Создателям этого не ведомо! Зато найти тебя так и не смогли, ха-ха!

   - Ты сам это сказал.

   - К черту! Псам под хвост эти твои два года! Так нельзя, это не жизнь! Сейчас ты хотя бы живешь!

   - Скорее, выживаю.

   - Не суть! Теперь ты думаешь, ты анализируешь, ты представляешь творящееся вокруг тебя. Ты способен принимать решения, бороться, ты способен дать отпор! Вот это - жизнь: быть и существовать, а не просто быть! Что... почему ты смеешься?

   - Удивительно слышать подобные речи от человека, много лет назад зарекшегося идти на какой бы то ни было риск. И теперь он, утративший форму, прямо сейчас учит меня философии жизни.

   - Лучше прожить месяц в постоянном стремлении к своей цели, чем сотню лет бездумно глядя в небеса, - тихо проговорил он.

   - Я знаю. Знаю, Номад, ведь это я сам когда-то тебе сказал.

   Солнце медленно опускалось за высокий шпиль здания имперской купеческой гильдии, оказываясь проткнутым насквозь. Длинная тень легла на мостовую, коснулась далеких прилавков, указывая подошедший окончанию торговли час. Редкие в это время года в Криметрике базарщики неспешно принялись собирать поклажу. Пока еще светло, но очень скоро закат, а выезжать по сумеркам чревато неприятностями, если верить одной крестьянской поговорке. Суеверия до добра не доводят, - если верить другой.

   Я сидел под навесом, бросая нервные взгляды на прохаживающих без дела стражников, лениво понукающих таких же ленивых торговцев. Сонный город, проездной - никто здесь не задерживается больше пары суток. До закрытия ворот оставалось совсем ничего - как взбредет в голову отвечающим за это караульным, по своему определив достаточность упавшей на их плечи темноты. Номад обязательно сказал бы, что торопиться некуда, и раз его до сих пор нет, то он и вправду так считает.

   Пора в путь, и я жду нашего с ним разговора, пожалуй, с каким-то извращенными романтизмом. Личная встреча - не запаздывающая корреспонденция, и первую я всецело предпочитаю второй. Когда-то давно, так давно, что кажется уже неправдой, Номад говорил мне, что не нужно ни таланта ни особенного воображения, чтобы писать собеседнику письма и справляться о его настроениях. Письма не требуют мгновенного ответа, говорил он мне, отчего сочинительство без особых проблем можно отложить на потом, скажем, после продуктивного променада в обществе приятной дамы. Бумага с пером никуда не денутся, а ежели чернила засохнуть, то всегда можно откупорить новые. Всегда и все упирается во время, и при переписке в особенности. И чем этого времени на ответ больше, тем большую вычитку и редакцию пройдет письмо.