Поколение войны (СИ)

А месяц назад ей пришло письмо с родины, что там её ждут для выяснения каких-то мелочей — она не стала посвящать его в это. Сказала лишь то, что ей нужно будет туда съездить на несколько недель. Надо так надо. Какое он имел право подвергать сомнениям её слова. Предпосылок к этому не было. Тот факт, что она что-то явно не договаривала, почти не терзал его — если вдуматься, то он врёт ей о своей жизни на все сто процентов, если вычесть некоторые недавние происшествия. Если она что-то утаивает — это её личное дело. А может, ещё время не пришло, чтобы открываться пусть уже «любимому», но всё ещё малознакомому человеку.

Вернувшись в квартиру, он оглядел её. Вроде бы ничего не изменилось, но стало как-то пусто. Он уже привык, что теперь не один. Но следующие недели снова будет тихо — как раньше.

Сегодня пятница — грядут выходные. За окном ещё не так холодно, как могло бы быть. Взгляд невольно упал на кровать. Он подошёл и, встав на колени, засунул руку под неё, нащупав искомую кожаную сумку с его драгоценным мечом, он смело потянул её на свет. Собрав некоторые припасы и сложив всё в рюкзак, он покинул квартиру. За спиной всё, что нужно. И даже больше.

Дальше путь вполне знакомый: вокзал, электричка, платформа, где кроме него, кажется, никто больше и не выходит, час пешком по кривой тропе, и вот он — лагерь, который они сделали летом. Естественно, вездесущие люди его нашли. Но вроде без последствий. Как обычно — мусор, неубранное кострище и совершенно бесстыдное отрицание наличия туалета.

Сбросив рюкзак с пристёгнутой сумкой-ножнами на боле менее чистое место, Анхель изъял из схрона грабли и принялся за уборку. Сегодня он один, так что процесс затянется. По ходу дела он примечал поблизости сухие ветки и полезный в деле розжига мусор.

Уже впотьмах он разжёг огонь. Удовлетворённый собственной работой, он хрустел белым хлебом, зажаренным над огнём. Звёзд было не видно — по небу нескончаемым потоком текли тучи. Дождя нет, но скоро начнётся: стало чуть холоднее, повеяло свежестью — верная примета.

Независимо от того, что Хильда купила билет до Хельсинки, вышла она в Выборге. После небольшой прогулки она села на электричку в обратном направлении и, проехав несколько станций, она вышла. Кроме неё там вышли редкие дачники, которые, видимо, ехали закрывать сезон. Это её мало волновало. Место, куда лежал её путь, очень далеко от селений. От жилых селений, если быть точным, так как она шла в одно забытое всеми село. Затерянное между болот и давно покинутое, ставшее почти невидимым сверху из-за разросшегося леса — вот то самое место, куда шла Хильда.

Идти было недалеко, но торных троп туда уже нет и хорошо, если попадётся несильно заросшее направление. Хильду это мало волновало. Она прекрасно помнила, где искомая деревня и нашла бы туда дорогу с закрытыми глазами. Собственно, поэтому, когда стемнело, она не перестала идти — видят валькирии лучше людей в темноте, и к слову сказать, лучше ангелов. Невидимая глазу смертных дорожка словно светилась неяркой голубоватой нитью перед ней, и она смело держалась её. Звуки местной природы мало её смущали — кто бы ни вышел к ней на дорогу, кабаны или медведи, она не боялась — она справится с ними.

К селу, названия которого она не знала, да и старожилы вряд ли помнят, она вышла под утро. Небо уже светлело, но под кронами деревьев это было почти незаметно. Селение встретило её скрипами деревьев и редкими птичьими голосами.

Место отлично подошло бы для съёмок фильма ужасов. Покосившиеся избы давно обросли мхом и лишайниками, из-под некоторых выросли деревья, чем изрядно пошатнули строения. Редкие крыши остались целыми, а те, что ещё были пригодны, сплошь были покрыты хвоей. Нередко на крышах росли молодые деревца, которым выжить было не по силам, но они всё равно отчаянно тянулись к свету. Через селение отчётливо прослеживалась кабанья тропа. На нескольких домах были видны следы медвежьих когтей. При появлении Хильды из крайнего амбара осторожно выглянула лиса и тут же скрылась обратно. Через час сквозь ветви деревьев на дома упали косые лучи света. Улицы если здесь и были, то их давно не видно и лишь по постройкам можно было их угадать. Если пройти через село, то на другом его конце сыщется ещё более жуткое кладбище, а рядом остатки храма, сложенного из красного кирпича.

В селе было порядка трёх десятков дворов, причём, судя по площади и строениям, жизнь тут кипела в своё время и, вполне возможно, село занимало некое значение в данном районе.

Но всё это не волновало явившуюся сюда валькирию. Здесь она появилась в этом мире и здесь же ей предстоит встретиться с пославшим её сюда.

Пошёл четвёртый день ожидания архангела в этом захолустье срединного мира. Хильд сидела на куче сосновых лап, в углу одного из уцелевших строений — кажется, это был коровник или что-то в этом роде. В руках у валькирии был кусок обжаренного на костре мяса. Кабанчик был неплох. Рядом с ней стояло изготовленное из нашедшегося здесь ржавого ножа копьё. Уж что-что, а копьё истинная валькирия себе сделает из чего угодно — в данном случае очень удачно оставленный когда-то давно нож. Когда она была здесь впервые, то пропитание она добывала с помощью обычной палки, умело сломанной и ставшей чем-то наподобие рогатины.

Архангела всё нет и нет. Интересно, сколько ещё его ждать?

Это место навевает не самые приятные воспоминания о том, как она попала сюда. О том, как лишилась крыльев и была брошена здесь. Как, словно дикая кошка, осторожно выходила к людям и смотрела на то, как они живут, слушала, как они говорят. И училась быть человеком. Язык трудный, особенно, если его учить подобным образом. Решив, что так дальше быть не может, она поймала в лесу охотника и притащила сюда. Он стал её учителем. Сперва было сложно найти общий язык. Парень был молодой и слегка трусоват, хоть и охотник. Однако привлекательная женщина его явно интересовала, и на контакт он пошёл, несмотря на всю дикость последней.

К себе она его не подпускала ни под каким предлогом. Он почти все четыре года просидел на цепи. Дважды пытался сбежать, но валькирия его возвращала. Она добывала еду и воду по ночам, целыми днями она общалась с пленником. Когда же она начала достаточно осознанно говорить на русском языке, она вывела его и отпустила. Вела длинным крюком, чтоб он при всём желании не смог найти эту деревню и привести туда кого-то.

Сама она её покинула следующей весной. Для неё всё было дико — выродки сделали много разных приспособлений, которые сильно облегчали им жизнь. Одежда её выдавала с головой, её весьма быстро заметили, приехала белая машина и дюжие мужики, не без труда и побоев, но связали её. Она содержалась в некоем доме, где вместе с ней были заключены сумасшедшие. Люди, называвшие себя докторами, много говорили с ней, после чего она услышала непонятный ей диагноз «ребёнок-Маугли». После этого отношение стало более лояльное — её учили всему, как дитя. Несколько раз её перевозили в другие города.

Через несколько лет выпустили — ей подарили жильё: маленькую комнату в коммунальной квартире с отвратительными соседями. Также её взяли на поруки и дали работу. Ещё через несколько лет в стране начались волнения. Работы не стало, и она оказалась не у дел.

Параллельно со всем этим она выясняла всё, что касалось означенного списка испытаний перед началом того, что здесь называли не иначе, как «конец света». Многие верили, что он наступит в новогоднюю ночь двухтысячного года.

Страна, называвшаяся Союз Советских Социалистических Республик, разваливалась на глазах, но это мало волновало ставшую здесь практически своей женщину. В паспорте, который также был дан ей после «лечения», её звали Найдёнова Анастасия Ивановна. Все попытки внушить людям, что настоящее её имя Хильд, расценивалось ими, как подражание неким звукам леса, в котором она выросла. Разумеется, рассказывать им правду смысла не было.

Прошло немного времени, и страна рухнула. Всё стало совсем другим, ценности резко менялись, и тогда она вышла впервые на след Люцифера. Он жил тогда, как и сейчас, под именем Филипов Анхель. Он как раз сделал себе новый паспорт, а вместе с ним новую жизнь, новую легенду — видно было, что он уже поднаторел в этом. Она пошла по тем же инстанциям, что и он, и тогда сделала себе паспорт на имя некой Хильды Маннес, уроженки города Саннесшёэн, что в Норвегии. Найдя более-менее стабильную работу, она пошла на курсы норвежского языка. Освоив его, она на три года уехала туда жить и для простоты дела вышла замуж за норвежца. По усвоению языка, обычаев и менталитета она бросила его и вернулась, уже вплотную начав работать над своей основной задачей — Люцифером.