Долгая полночь (СИ)

– Уйти отсюда, – она глубоко вдохнула, не обращая внимания на вновь ударивший в нос запах чумы, к которому она почти привыкла. – Слыхали, сестра? Я больше не буду докучать вам своим присутствием и марать это место колдовством.

Иоанитка гордо подняла голову.

– Мы лечим всех, – не без недовольства ответила она. – Даже таких, как вы.

– Идёмте же, – Жан махнул рукой, едва не сбив свечу у стены. Пламя заметалось и погасло.

Снаружи светило ласковое утреннее солнце, ничем не напоминая темень той ниши внутри. Даже привычная уже гарь казалась не такой противной, а люди – весёлыми и радостными, словно мор ушёл навсегда. Умом Жанна понимала, что это не так, что всё осталось прежним и это она сама радуется выходу из застенков больницы, а чума по-прежнему гуляет в Руайяне. Больница напомнила ей тюрьму Шато-Гайар, где колдунья провела лишь сутки – но и этого хватило, чтобы из замка она уезжала с неприличной для королевского эмиссара торопливостью, удивляясь, какой недоумок обозвал крепость «Весёлой».

– Признаться, меня удивил ваш визит, мессир, – сказала она, когда мрачное здание больницы исчезло за домами.

– Я бы пришёл гораздо раньше, если б этот болван Томас дал мне знать сразу, куда он вас отправил. Святой Рафаил! В эту темницу даже крестьянскую девку класть зазорно, она скорее Богу душу там отдаст, чем выйдет живой и здоровой. Что уж говорить о колдунье?

Жанна промолчала о том, что она, в общем-то, и была крестьянской девкой до того, как в её родную деревню приехали рыцари Рауля де Бриенна в поисках Изгоняющей. Да и ныне не лишилась прошлых замашек – например, умению плевать на учтивость и вежливость. Она была королевским эмиссаром, человеком без титула и земель, но на особом положении, отчего благородные неизменно скрежетали зубами, как только девушка попадалась им на глаза. И всячески пытались напомнить Жанне, что вылезла наверх она из грязи, а колдунья с усмешкой отвечала, что её долг – служить королю и ничего больше, чем раздражала аристократов ещё сильнее.

И, конечно, насчёт долга она лгала. Её просто устраивала такая жизнь.

– Неужто мессир Томас не хочет избавиться от одержимого? – вдруг услышала Жанна голос телохранителя, что повергло её в изумление. Она могла на пальцах пересчитать случаи, когда Эвен начинал разговор без неё. – Иначе с чего бы ему запирать мадемуазель Мируа в больнице для бедных?

– Думаю, он просто хотел унизить её, – отозвался Жан. – Ведь так?

– Ни на что более он неспособен, – проворчала Жанна, тут же вспомнив совет уезжать из города поскорее. С чего бы Чёрному Быку помогать ей? Или это очередная уловка? – Куда вы меня ведёте?

– В свой особняк. Мне кажется, он попристойней больницы, к тому же вашу рану осмотрит колдунья, о которой я говорил – а её нежные ручки куда как опытней, чем у этих монашек. Сомневаюсь, что хоть кто-то из них вообще умеет лечить людей. Я бы не доверил им даже скотину.

Жанна и сама уже видела знакомый дом. Здесь, на Зеркальной улице, располагались в основном дома зажиточных горожан, ныне пустые и мёртвые. Жанна шла мимо одинаковых дверей, расчерченных углём, вдыхала застаревший воздух, на редкость чистый для нынешних времён – ямы для трупов располагались на другой стороне города. Именно это больше всего понравилось ей в первое короткое пребывание у Жана.

Отель д’Олерон был небольшим двухэтажным домом, лишь для виду обнесённым покосившейся оградой. В Париже над владельцем такого отеля только посмеялись бы, но здесь, далеко на юго-запад от столицы, подобные дома были роскошью. Тем более что внутри обстановка не уступала и Нельской башне.

Берт распахнул ворота, приглашая гостей войти. Он по-прежнему улыбался – самым краешком губ, осторожно, словно боясь, что улыбка разозлит колдунью. Она действительно раздражала, но при первых же дуновениях злости Жанна вспоминала историю этого англичанина – и разум её остывал.

Пришедший вместе с ним в больницу юнец шагал позади, то и дело озираясь, а когда он смотрел прямо, Жанну обжигал его взгляд, едкий, как восточный перец. Лишь у самого дома ощущение пропало, и колдунья вздохнула с облегчением.

– Берт! – бросил Жан, едва переступив порог. – Наполни для мадемуазель Мируа бадью. Думаю, после нашей лечебницы для бедных ей вновь хочется помыться.

– Сделаю, – ответил тот. Голос у него был неожиданно приятный – Жанна привыкла, что такого рода люди обычно говорят чуть ли не рыком. Берт же высказывался мягко, бархатисто, совсем непохоже на свою внешность.

– Вы читаете мысли, мессир, – сказала она с улыбкой.

– Я не чародей и не ангел, чтобы мысли читать, – усмехнулся Солнечный рыцарь. – Да тут и дураку ясно, чего вы захотите, покинув чумную обитель. Но здесь заразе воли нет.

– Колдунья?

– Да. Увы, она сейчас в ратуше, – Жан развёл руками, – так что вы успеете искупаться. Хотя, право, я бы не сумел спокойно лежать в горячей воде, когда по Руайяну бродит одержимый.

– Когда этот одержимый – ваш брат, здесь нет ничего удивительного, – Жанна села в огромное дубовое кресло у камина, расслабилась и с наслаждением закрыла глаза. Кожей она ощутила, как рядом замер Эвен и наощупь взяла его за руку. – Но на вашем месте я бы ничего не опасалась. Сколько бы людей ни убил мессир Луи, чума всё равно заберёт больше. А если он прибьёт кого-нибудь из людей Эдуарда, это даже хорошо.

– Но разве его не утыкают стрелами лучники, если увидят?

– Кого? Эту хитрую бестию? – колдунья приоткрыла один глаз. – Он убил экзорциста и сбежал с верхнего этажа церковной башни! Если какие-то йомены сумеют его поймать, я в тот же день постригусь в монастырь.

– Я бы не стал зарекаться, – заметил Жан.

– Дозвольте мне сказать, мессир, – подал голос юноша. – Я могу взять Берта и расспросить горожан. Быть может, кто-то видел его.

Жан покачал головой.

– Эти люди расскажут вам, как одержимый угощал их вересковым пивом, лишь бы получить пару лишних денье[2], – сказал он. – О! Из-за этой проклятой лечебницы я вновь забыл о манерах. Мадемуазель Мируа... мой оруженосец, Шарль де Гидель.

Шарль изящно поклонился.

– Счастлив знакомству, хоть оно и случилось не в самое лучшее время, – заявил он. – Признаться, я никогда прежде не встречался со столь высокородными людьми...

– Высокородными? – Жанна фыркнула, не сдержавшись. – Что ж, может, вы и правы. Но не стоит думать, будто я принадлежу к числу дворян.

– А разве это не так?

– Конечно, нет.

Изумление на лице эсквайра было столь глубоким, что Жанна засмеялась уже в голос. Она-то хорошо знала, что только на первый взгляд похожа на дворянку. Всевышний смешал в ней черты матери-простолюдинки и отца-графа, получив в результате отнюдь не крестьянское лицо, но искушённый человек быстро вывел бы Жанну на чистую воду. Этот же паренёк был прост и наивен, как только может быть наивен оруженосец рыцаря, живущего на краю мира.

– Но тогда кто же вы? – наконец собрался с духом Шарль. Жан улыбался, небрежно прислонившись к стене.

– Я – эмиссар его величества Филиппа де Валуа, – хихикнула Жанна. – И никто больше. Даже королева не смеет мне приказывать – но и я всего лишь инструмент.

– Королева не смеет приказывать уже никому, – вздохнул Жан.

– Почему же?

– Она умерла. Вчера из столицы прибыл человек...

Жанна глубоко вздохнула.

– Хоть одна приятная новость за последние недели, – сказала она, закрывая глаза.

[1] Молитва святому Михаилу (лат.)

[2] Денье – средневековая мелкая монета во Франции

Глава 4

У неё были веские причины считать такую новость приятной.

Жанна ненавидела королеву как могла — тихо, не говоря об этом вслух. Они носили одинаковые имена, и одно только это бесило Жанну, не желавшую иметь ничего общество с «королевой-мужем», как её звали в народе.

Колдунья не без оснований считала, что именно Жанна Хромоножка подговорила короля отослать её на край мира в Руайян, только чтобы избавиться от ведьмы при дворе — хотя бы на время. Именно Хромоножка, улыбаясь, передала Жанне повеление отправиться сюда, а король ясно дал понять, что ему всё равно. Именно она уже подсылала к колдунье убийц, и Жанна подозревала, что Филипп знал об этом.