Ищейки Смерти

Прославленная на весь Главный Материк лечебница для душевнобольных под оптимистичным названием «Пристанище Заблудших» находилась в Южном районе Сара. Примерно час путешествия в вагоне. За этот час случилось именно то, чего Филика всей душой желала не случиться. Тартор помешался рассудком. Благо, удалось намотать цепь наручников на поручень. Что, как и следовало ожидать, совершенно не спасало никого от бессвязных, порой даже пугающих фраз, вылетавших из рта помешавшегося. Но была и выгода из столь неловкой ситуации: ошарашенные пассажиры попятились прочь. Теснота больше не доставляла неудобства…

Вагон прибыл на нужную платформу. С огромным трудом Филика вытащила брыкающегося Тартора из салона. Дорога до больницы оказалась сущим испытанием нервов на прочность. Тартор постоянно тянул в другую сторону, выкрикивал бесящие нелепостью фразы, иногда прижимался к Филике и начинал теребить её волосы. И эта придурковатая улыбка! Как же она выводила из равновесия!

Но труд Филики был вознаграждён: за очередным поворотом взгляду предстало большое куполообразное здание с узорными решётками на окнах. На широкой доске над розовыми воротами краснела надпись «Пристанище Заблудших».

Радостно прыгающего вокруг измотанной Филики Тартора вмиг скрутили двое одетых в розовые халаты драга. Будь Тар в здравом уме — эти драги лежали бы на полу, захлёбываясь собственной кровью. Но сейчас он не оказывал особого сопротивления. Наручники наконец-то можно было снять. Филика много раз представляла, как тяжело ей будет в этот момент. Душевные стенания не давали ей покоя долгое время. Являлись причиной её бессонницы и плохого настроения. Но сейчас, глядя на волочащиеся по земле ноги подхваченного санитарами Тартора, она испытала облегчение…

— Так, значит, передозировка психотропным веществом… — лохматое лицо доктора было грубым — из тех, что вселяют твёрдую веру в компетентность своих обладателей. — Вполне распространённый случай умопомешательства… Сушёная ножка голубого кита…

— Вначале его помешательство было не сильным, — Филика заёрзала в кресле. — Мы даже не думали, что он помешался. Так, просто начал паниковать. С каждым может случиться. Мало ли чего бессонница и гриб с мыслящим сделать могут. Думали, само пройдёт… Но уже на следующий день его речи и поступки потеряли какой либо смысл…

— Будете чаю? — перебил доктор.

— Нет, — раздражённо отрезала Филика. — Я не люблю чай!

— Вина? — доктор оказался догадливым.

— От вина не откажусь. Я устала…

Доктор поднялся из-за стола и направился к деревянному шкафу в конце кабинета. Это был высокий и худощавый прим; из-под рукавов и воротника его светло-фиолетового халата торчала чёрная с редкой сединой шерсть. Волосы на голове были зачёсаны в тщетной попытке скрыть плешь на макушке. В ушах золотом сверкали серьги в форме поедавших свои хвосты змей — символом Геллизы, богини хладнокровных.

— Лучший урожай Фермерских Угодий за последнее десятилетие, восемь лет выдержки, — нижними руками доктор держал изящные бокалы, верхними — откупоривал бутылку.

— Э-э-э… Ты каждого посетителя таким угощаешь? — удивилась Филика, приняв бокал из волосатых рук доктора.

— Только самых очаровательных, — сухо ответил прим. — Меня, кстати, зовут Лакто.

— Филика, — представилась девушка, чокнулась и залпом осушила бокал. — Слабоватый напиток… — сделала она вывод.

— Вы и ваш помешавшийся друг — наёмники? — спросил Лакто, вновь наполнив бокал собеседницы. Сам он смаковал вино медленными глотками истинного ценителя.

— Неужели так видно? — спросила Филика, одним глотком отпив половину бокала.

— Ну, не так, чтобы сильно видно… — косясь на проглядывающие сквозь плащ округлые очертания рукоятей пистолетов. — Я просто догадливый.

— Смертельные Ищейки. Когда-нибудь слышал о таком названии?

Глаза прима настороженно сощурились. И если не шерсть, можно было бы увидеть, как розоватая кожа его лица вмиг побелела.

— Когда мой товарищ поправится? — грубо спросила Филика.

— Я его ещё не обследовал, — напускным спокойным голосом ответил доктор, делая всё такие же гурманские глотки из бокала, хотя рука, держащая бокал, еле-еле тряслась от волнения. Уж слишком именитые у доктора гости сегодня. И их имена облачены в ореол отнюдь не белой славы… — Практика показывает, что приблизительно пятьдесят процентов умопомешанных в результате интоксикации наркотическими веществами склонны к выздоровлению путём курса разработанного мной «реабилитационного лечения». Процесс выздоровления длится в зависимости от метаболизма пациента. В среднем — от двух до четырёх недель. Оставшаяся группа пациентов, увы, не поддаётся никакому лечению…

— И ты надеешься, что я хоть что-то пойму? — со скучающим видом спросила Филика.

— Нет, не надеюсь, — глаза доктора торжествующе заблестели. Да, наёмница не его территории и этим можно воспользоваться. По крайней мере, взять себя в руки и перестать её бояться. В конце концов, она пришла сюда не заказ выполнять… Да, доктору бы хотелось в это верить. — Если просто: один к двум шанса на выздоровление. Если ваш друг не вылечится за месяц, то, увы, не вылечится никогда…

— Теперь слушай меня, шерстяная морда, — Филика поднялась и нависла над доктором: так близко, что было слышно запах его смазанного дорогим вином и ещё более дорогим табаком дыхания. — Если ты не вылечишь Тартора за три недели, я лично выпорю тебе кишки…

Вопреки всем ожиданиям, Лакто остался невозмутим. По крайней мере — снаружи. Каких усилий ему это стоило — оставалось только гадать. Доктор слегка приподнялся с кресла, от чего они с Филикой столкнулись лбами.

— Слушай меня, наёмница, я в этой жизни повидал многое… — доктор говорил спокойно, тщательно выговаривая каждое слово. — Гораздо больше, чем может представить твоя миленькая головушка. Плевал я на твои угрозы. Мне не страшна смерть. В стенах этой клиники я слишком часто с ней виделся… Если ты и дальше будешь разговаривать со мной в подобном тоне — никто здесь и пальцем не шелохнёт ради выздоровления твоего любовника.

Некоторое время они молча испепеляли друг друга взглядами. Шерсть на лице Лакто взмокла от напряжения и липла к щекам. Филика часто дышала. Её левый глаз предательски подёргивался.

— Он мне не любовник, — прорвала пелену тишины Филика. — Налей лучше ещё вина.

Лакто налил ей и себе. Они выпили залпом.

— Будем считать, что этого разговора между нами не было, — сказал доктор.

— Будем… — вздохнула Филика.

— Ваше поведение оправдывается личностными мотивами, факторами усталости и резкой смены обстановки. Всё оно в сумме, помноженное на вспыльчивость характера…

— Ладно, я уже поняла, что ты очень умный, — подняла руки в знак принятия поражения Филика. — Признаю, что была неправа.

— Плата за курс лечения высока. Пятьдесят золотых. Для вас я готов сделать исключение и сбросить пару-тройку монет.

Филика лишь молча бросила на стол кожаный мешочек.

— Здесь шестьдесят золотых. Если вылечишь — сдача твоя…

— Я и весь персонал нашей клиники сделаем всё возможное, — сухо ответил Лакто, пряча мешочек в ящичке стола.

— Очень на это надеюсь, — с этими словами Филика вышла из его кабинета.

Из невидимой двери в стене вышел толстый человек в голубом халате.

— Ну, Кропус, что скажешь? — обратился Лакто к человеку.

— Что скажу? Думаю, этой даме не мешало бы у нас полечиться…

— Нет, просто она темпераментная, — встал на защиту доктор, — напоминает мою восьмую жену. Та тоже всё время грозилась кишки мне выпустить…

— Кажется, эта посетительница — первая, удержавшаяся не спросить про твои серьги, — сказал Кропус и допил остатки вина из горлышка.

— Когда же ты научишься пить хорошее вино? — возмутился Лакто.

Моррот не побрезговал возможностью пошвыряться деньгами. Сто двадцать пять золотых за заказ Гродица и ещё двадцать — остатки с прошлых дел. Месяц проживания в гостинице стоил восемнадцать золотых. Оставалась баснословная сумма. Слишком долго крот отказывал себе в удовольствии. Слишком много лишений, тяжб и опасности. Самое время расслабиться по полной! Таверны, бордели, вино и эль! Как же можно было жить так долго без всего этого?