Ключ (СИ)

— Не похожа эта комната на молельню, — перевела я разговор. — Так много книг.

— Это, в основном, религиозные писания, — Гранто покрутил головой, осматривая стеллажи. — «Адепты Света», «Постулаты первонародов», «Сердце камня», «Слезы пустыни и воздаяние». В древние времена, когда гнезд было всего десять, воншесс выступали как хранительницы традиций, змеи истории. Полагают, что первоначально воншесс были посланницами Света к народам пустыни. Но после Великой ночи негурские женщины, не желавшие подчиняться жрецам-мужчинам, откололись от светопоклонников. В темные века, следовавшие после Великой ночи, когда остальные расы грызлись между собой, деля земли, негуры орошали пески кровью своих же собратьев. Десять гнезд никак не могли ужиться в мире, и вот тогда-то на сцене вновь появились воншесс, теперь уже не как оборванные сектантки, а как проповедницы новой религии, религии матриархата, рожденной и вскормленной в колыбелях верховных матерей гнезд. Говорят, они пришли из пустыни.

— И что проповедуют воншесс?

— Великая Матерь несет процветание через действие, упорство и верность своему народу. Воншесс никогда не навязывали свою религию другим расам, потому что те попросту не похожи на Матерь, — Гранто развел руками. — Может, это и к лучшему.

— Но именно это делает негуров такими закрытыми.

— Бизнес сильно повлиял на их мировосприятие. Они уже не следуют так слепо повелениям воншесс, да и мужчины, в основном ведущие внешнюю торговлю, научились бить кулаком… хм… хвостом… по столу.

Я пожала плечами.

— Однако же, они все равно опускают головы, когда женщина идет им навстречу.

— Ты не знакома с негурами, живущими на Прэне?

— Нет, только с приезжими студентами.

— Хм… На острове мужчины-негуры чаще всего живут с мужчинами своей же расы. Не с женщинами. Здесь за такое отрезают хвосты. Девятиглавая мать нетерпима к мужеложству.

— Скоро подадут ужин, — воншесс вошла тихо, появилась как привидение откуда-то из-за стеллажа, принеся с собой сладкий цветочный аромат. — Надеюсь, вы голодны. Ужин обещает быть роскошным. Что, Эрик, заинтересовался писаниями?

Гранто оторвался от созерцания книг и, чуть улыбнувшись, посмотрел на Ларзанмар.

— Давно здесь не был. Коллекция, как вижу, ширится.

— Периодически получаем великолепные тексты, — воншесс махнула рукой. — Радуйся, ибо негурам сюда вход заказан.

— Почему? — удивилась я. — Ваши прихожане не могут читать эти книги?

Ларзанмар покачала головой.

— Не прихожане, девочка. Дети. Вы, ослепленные, так любите эти сложные слова. Для Матери все — дети, как и для меня. Наша вера молода, но она проста и открывает глаза, поэтому…

— Ларзанмар…

Воншесс угрожающе зашипела.

— Не смей перебивать меня! — её голос, до этих пор мелодичный и приятный, внезапно стал низким и хриплым, будто негурка поперхнулась. — Пусть ты человек, но ты всего лишь мужчина. Именно мужчины не допускаются в эту комнату, как и в большую часть храма.

Я настороженно уставилась на Гранто. Он покраснел, но промолчал, вернувшись к созерцанию книг на стеллаже.

— Интересно, правда? — воншесс уселась в кресло и обернулась ко мне. Голос её вновь стал мягким. — Он — ученый, я с детства — служительница храма. Говорят, религия и наука никогда не смогут сойтись в одной точке, но не было в моей жизни более близкого друга, чем Эрик. Да и не только друга.

Теперь у Гранто покраснела и лысина, но он упорно сверлил взглядом стеллаж, будто силился прочитать расставленные на полках книги, не открывая их.

Мне самой стало стыдно, но я не могла отвести взгляд от алых глаз Верховной воншесс.

— Великая Матерь велит своим дочерям жить полной жизнью, — продолжала Ларзанмар. — Мы — те, кто приводит в этот мир новые души. Мы — врата. Жаль, что другие расы этого не понимают. Ты — живой пример того, насколько сильны женские особи.

Хотелось бы мне верить словам воншесс. Я вспомнила о матери. Вряд ли Ларзанмар назвала бы её сильной. Мама никогда и плохого слова не сказала своему чокнутому мужу.

— Давай же поговорим о тебе и твоих качествах, — воншесс протянула руку к столику, стоявшему между нами, и нажала на его центр. Выложенный светящейся плиткой потолок разделился на доли, подобно раскрывающемуся цветку, и его лепестки ушли в пазы стен. Над нами раскинулась голограмма небесного свода, усыпанного звездами. Ларзанмар потушила свой торшер, Гранто повторил её действие. В библиотеке воцарился мягкий полумрак.

— Около двадцати лет назад, в сфере льва появилась маленькая звездочка, — пропела воншесс. Звук её голоса успокаивал, вводил в приятную полудрему, как будто она использовала поля.

Поморгав, я запрокинула голову и уставилась на потолок. Небесный свод, раскинувшийся над нами, был поделен на семь секторов тонкими зеленоватыми линиями, выходившими из центра полусферы.

— Смотри, — Ларзанмар извлекла из многочисленных складок туники лазерную указку и, включив её, направила красный луч в небо. — Видишь эту звездочку? Вот эта доля неба называется сферой льва.

— Что такое сфера?

— Часть неба, разделенная кольцами Кевлега. Вот они, зеленые линии, делят свод на семь долей. Каждую долю солнце проходит чуть больше полутора месяца. Это — сфера змеи, — Ларзанмар обвела указкой сектор небесного свода, находившийся над ней. — И сфера негуров, как ты могла догадаться. Справа от неё сфера волка — это орки, слева лев — люди, как я уже говорила. Дальше, сфера барана — дворфы, сфера оленя — эльфы, сфера совы — кевты, и сфера летучих мышей — гоблины.

— Интересное распределение символов, — заметила я, поудобнее устраиваясь в кресле. Шея начинала болеть, и я опустила голову на спинку.

— Почему гоблины мыши — никто не знает до сих пор, — подал голос Гранто.

— Из-за ушей? — предположила я.

Ларзанмар улыбнулась.

— Возможно. Так вот, дитя, смотри. Видишь, в сфере льва звездочку?

— Вижу. Это звезда или планета?

— Это комета. Одно из древнейших небесных тел, раз в пятьсот тридцать два года пролетающее мимо нашей планеты. Последний раз она проходила через солнечную систему в две тысячи сто третьем году. Ей тогда здорово досталось от солнца, астрономы решили, что комета не переживет обратный путь. Но не тут-то было! Вон она, сияет среди звезд, улетая всё дальше, в бескрайние глубины космоса, которые нам вовеки не покорить, если так и будем грызть друг другу глотки.

Ларзанмар недовольно зашипела.

— Так о чем я? Ах, о комете! Эту комету наблюдали задолго до официального открытия. Астрономы обнаружили упоминания о ней в дошедших до нас рукописях от пятьсот второго года! Если вести обратный отсчет, то комета прошла мимо планеты примерно за двадцать пять лет до окончания Великой ночи. А в год твоего рождения она вернулась снова. Да-да, я знаю, сколько тебе лет. Эрик рассказал мне.

— Вы считаете, комета поспособствовала завершению Великой ночи? — спросила я, а про себя подумала: «Даже если так, причем тут я? Комета как-то влияет на КПВ детей, рожденных в год её прохода? Бред…»

— Возможно. Данных тех времен у нас нет. Всё, что досталось нам от Великой ночи — массовые захоронения да руины, — Ларзанмар покачала головой. — Целая эпоха потеряна для потомков…

— А как она называется? — спросила я.

— Кто?

— Комета.

— Комета… Масшесс.

Гранто вздрогнул и обернулся.

— Масшесс? Ты уверена?

— Конечно, — отрезала Ларзанмар. — Масшесс! Именно под таким именем она упоминается в рукописях.

Гранто внимательно посмотрел на меня.

— Масшесс с негурского значит «ключ».

Я настороженно уставилась на профессора.

— В чем…, — начала было Ларзанмар, но тут принесли ужин, и Гранто удалось увести разговор в другое русло.

Какое-то время воншесс и профессор беседовали об обстановке в Шарсе-Шарсе, о торговых сделках, о старых знакомых и новых книгах. Я ковырялась в тарелке, пытаясь отыскать хоть что-то, не имеющее приторно-сладкого вкуса местной приправы.