Ночь волка. Сага древних морей

За жизнь племени я заплатил жизнью брата и получил новое имя. Меня назвали Каменным Сердцем. Месть стала целью моей жизни. Я убивал сиу снова и снова. Я стал Сдирателем Скальпов, Мстителем, Скачущим с Грозой.

Последнее имя я получил за то, что когда небо над прерией раздирали молнии и могучие удары грома заставляли дрожать даже самых бесстрашных воинов, я скакал, потрясая копьем и распевая свою военную песню. Ни люди, ни боги не интересовали меня. Мое сердце стало тверже камня, когда с холма я смотрел на то, как умирает мой брат. И только один раз страх вновь овладел мной. Об этом я и хочу рассказать.

В сентябре 1575 года небольшой отряд наших воинов отправился на юг, намереваясь напасть на испанские поселения. Сентябрь — месяц войны, месяц, когда команчи выходят на охоту за скальпами, женщинами и лошадьми. Во времена Каменного Сердца обычаю воевать в сентябре было не менее полувека.

В тот раз мы так и не добрались до Рио-Гранде. Свернув в сторону, мы напали на племя липанов у реки Сан-Саба. Это было неразумно, но мы были молоды и не усвоили еще, что лошади — важнее женщин и скальпов.

Мы напали на липанов неожиданно и многие из них лишились скальпов. Однако мы не учли, что липаны заключили мир с людоедами-тонкева, лютыми врагами команчей. Окончательно мы стерли их с лица земли только в 1864 году в Бразосбе, в их резервации Клир Форк. В той битве участвовал Эзатема и окунал руки в их кровь с такой радостью, словно помнил о далеком прошлом племени.

Но вернемся в 1575 год. Преследуя липанов мы внезапно столкнулись с отрядом тонкева и их союзниками — уичито. Враги объединились, и против сорока команчей выступило более пятисот воинов. Кроме того, мы привыкли сражаться на просторах прерий, а тонкева и уичито чувствовали себя в речных зарослях как дома.

Когда нам удалось оторваться от преследователей, нас осталось всего пятнадцать. Тонкева преследовали нас почти сто миль. Их ненависть к нам не знала границ. Людоеды верили, что боевой дух команча переходит к тому, кто его съест.

Двигаясь к югу, у горы Дабл-Форк мы встретили апачей, атаковали их и двинулись дальше. Однако они нагнали нас. Наши лошади устали, мы были измотаны. После короткой схватки с апачами нас осталось пятеро. Только пять всадников из сорока перешли через хребет Кэпрок.

Я могу рассказать вам, что такое сражение в прериях. Обычно индейцы верхом, кружа, словно осы, осыпая противника стрелами, налетали, отступали и снова набрасывались на врага. Атака напоминала молниеносный бросок змеи.

Бой у Кэпрока совсем не походил на схватку между индейцами. Против сотни апачей сражались пятнадцать команчей. Мы просто бежали, изредка оборачиваясь, чтобы выпустить стрелу. Они догнали нас, когда закат уже догорал. Если бы это случилось раньше, рассказ о Каменном Сердце закончился, а его скальп висел бы в вигваме какого-нибудь апача.

Наступила ночь, и нам удалось оторваться от врагов. Голодные, усталые, на измученных лошадях, мы поднялись на Кэпрок. Нас осталось пятеро. Спешившись, мы вели коней в поводу. Двигаясь на север, мы отклонились к западу, вступив на земли, где не бывал ни один из команчей. Мы находились в самой сердцевине страны апачей и не надеялись добраться живыми до нашего лагеря на Симмароне. Но мы не сдавались и продолжали двигаться по каменной пустыне, где не росли даже кактусы, а копыта коней не оставляли следов.

Ближе к рассвету мы миновали какой-то рубеж. Точнее этого ощущения не выразить. В один миг все мы поняли, что вступаем в иной мир. Даже кони почувствовали это, они зафыркали, заржали, стали бить копытами и, не будь столь измучены, то убежали бы. Люди упали на колени, словно сбитые с ног неведомой силой.

Однако мы забрались столь далеко, что даже это нас не остановило. Поднявшись с земли, мы пошли дальше. Небо затянуло тучами, свет звезд потускнел и пропал совсем, ветер стих. Мы шли в полной тишине, пока не рассвело. В тусклом сером свете утра мы остановились.

Мы подумали, что оказались в стране духов. Вероятно, ночью мы пересекли границу, отделяющую этот мир от реального. Плоская и унылая равнина простиралась до горизонта. Тусклый туман окутывал окрестности. Даже свет взошедшего солнца был слабым и болезненным. Поистине, мы вступили в Темные Земли — мир, о котором до сих пор со страхом рассказывают чероки.

У самого горизонта мы заметили несколько белых вигвамов. Сев на лошадей, мы медленно приблизились к ним.

Перед нами лежал лагерь мертвых. Молча сидели мы на лошадях, окруженные белесым маревом.

— Это место заколдовано. Здесь нельзя оставаться,— сказал Котопа, содрогнувшись от ужаса.

Но я был Каменным Сердцем. Во мне страх умер. Я направился к ближайшему вигваму и откинул шкуру, закрывающую вход. И тут, хотя страх давно не посещал меня, я вздрогнул при виде обитателя этого вигвама.

Существовала древняя легенда, при жизни Каменного Сердца уже полузабытая. Давным-давно с севера пришло страшное племя. По пути на юг они убивали всех людей и уничтожали всех животных. Предание говорило о том, что люди Севера вышли в туман и исчезли в нем. Передо мной лежал воин этого племени.

Он был поистине ужасен, великан семи футов росту, с огромными, могучими руками. Тонкие губы, выдающаяся вперед челюсть и покатый лоб вызывали отвращение и страх. Радом с воином лежал топор из странного зеленоватого камня (это был нефрит, как я теперь знаю). Отточенное до неимоверной остроты лезвие было вставлено в рукоять из полированного черного дерева.

Увидев это оружие, мне страстно захотелось владеть им, хотя для схватки верхом оно казалось чересчур тяжелым. Я подцепил топор древком копья и вытащил его наружу.

— Не бойтесь,— сказал я своим спутникам.— Этот человек умер во сне. И хоть я не знаю, почему не сгнило его тело за столько лет и его не сожрали койоты, я возьму его топор себе.

И только я протянул руку, чтобы взять топор, как резкий крик заставил нас обернуться.

Нас окружали пауни. Во главе их была женщина. Размахивая боевым топором, она ринулась на нас. Мы узнали ее. Это была Кончита — женщина-воин из племени пауни. Часто во главе отрядов пауни она бросалась в дерзкие набеги на другие племена юга.

Я четко помню ее. Гибкая, сильная девушка. Почти нагая, в короткой расшитой бисером юбке. Крепкие ноги в мокасинах сжимали бока огромного скакуна. Две толстые черные косы свисали на голую спину. Алый рот приоткрыт в яростном крике.

Она была чистокровной испанкой, дочерью одного из офицеров Кортеса. Апачи похитили ее, когда она бьша младенцем. У апачей ее выкрали пауни и воспитали как индейскую девушку.

Мне было достаточно одного взгляда, чтобы это понять. Кончита с боевым кличем ринулась вперед, ее воины не отставали. Ее стремительное движение можно было определить именно словом «ринулась».

Всадница просто налетела на нас. Как и следовало ожидать, бой был коротким. Пяти измученным команчам на чуть не падающих лошадях пришлось выдерживать натиск двадцати сильных воинов. Передо мной оказался высокий воин со сплошь покрытым шрамами лицом. Ни мы, ни пауни не видели друг друга, пока не столкнулись. Когда в тумане они разглядели, что стрел в нас нет, то решили покончить с нами палицами и копьями.

Когда высокий воин попытался ударить меня копьем, я успел развернуть свою усталую лошадь и вонзил в его спину свое копье. В этот момент я заметил другого воина, приближавшегося ко мне слева, и, высвобождая копье, хотел снова развернуться. Но моя лошадь не выдержала; качнувшись, как легкая лодка на течении, она не повиновалась, и палица попала в мое плечо, сбросив на землю. Когда я с трудом поднялся, то увидел, что это был конь Кончиты, и сама всадница быстро спешилась и занесла свой топор. Удара было не избежать, но девушка вдруг уставилась на что-то позади меня. Невольно я оглянулся.

Мои спутники были мертвы, успев убить пятерых пауни. Остальные замерли так же, как их предводительница, даже тот, который в этот момент снимал скальп с мертвого Котопы.