Священная охота

скольку ее присутствие в траурной процессии… э-э… может вызвать неловкость. Это мероприятие превращается чуть ли не в парад – предстоит ехать шагом до самого Истхома, да помилуют меня пятеро богов.

– Куда меня поместят в Истхоме? – напряженно спросила Йяда.

– Эта проблема все еще решается. К завтрашнему утру я буду знать. Вас не ждет ничего ужасного, если мне удастся поставить на своем.

Ингри пристально оглядел своих собеседников, позволив себе воспользоваться своим новым зрением.

– Вы двое очень отличаетесь друг от друга. Твое животное, Венсел, гораздо более темное. Дикая кошка Йяды напоминает мне тень, испещренную солнечными пятнами, но твой зверь… он уходит вниз, все глубже и глубже. – Далеко за пределы восприятия Ингри…

– Конечно. Думаю, что леопард был в самом расцвете сил, – сказал Венсел. Он улыбнулся Йяде, словно желая подчеркнуть, что его слова доброжелательны. – Его сила свежа и чиста. Воин Древнего Вилда был бы горд иметь такого зверя, если бы в те времена существовал клан кин Леопард.

– Но я ведь женщина, а не воин, – сказала Йяда, в свою очередь пристально взглянув на Венсела.

– Женщины Древнего Вилда принимали в себя священных животных. Разве вы об этом не знаете?

– Нет. – В глазах Йяды вспыхнул интерес. – Правда?

– О, обычно не как воительницы, хотя были и такие женщины. В некоторых племенах женщины становились знаменосицами, и тогда им воздавался самый высокий почет. Однако был и еще один вариант… еще одна связь со священными животными, которую женщины выбирали чаще. Впрочем, говоря «чаще», я имею в виду пропорцию: ведь таких женщин было очень мало.

– Знаменосицами? – странным тоном переспросила Йяда.

– Еще одна связь? – одновременно переспросил Ингри. В ответ губы Венсела изогнулись в улыбке рыболова, удачно закинувшего удочку.

– Самые могучие воины Вилда создавались с помощью обряда, вселявшего дух священного животного в человека. Однако можно было создать и кое-что еще, если дух животного при жертвоприношении вселить в другого зверя.

Йяда стряхнула с себя зачарованность и спросила:

– Выдумаете, что Болесо пытался… нет, подождите!

– Я так еще и не сумел понять, что затевал Болесо, но если он собирался следовать этой древней магии, то он все понял неправильно. Животное в конце его жизни приносили в жертву, так что дух его вселялся в тело молодого зверя, всегда той же породы и пола. Все то, чему научилось первое животное, передавалось вместе с его духом второму, а потом, в конце жизни второго, через жертвоприношение – третьему… и так далее. Так создавалась огромная плотность жизни, пока наконец в какой-то момент – через пять, шесть, десять поколений – зверь становился уже не зверем, а чем-то другим.

– Богом-зверем? – выдохнула Йяда.

Венсел развел руками.

– Возможно – в каком-то смысле. Иногда говорят, что боги именно таковы: вся жизнь мира вливается в них через ворота смерти. Они вбирают в себя нас всех. И все-таки боги нечто еще более загадочное, потому что вбирают, не разрушая,