Косьбище

Как говаривал старина Теренций: "FACTUM FIERI INFECTUM NON POTEST". Не в смысле: "феерическая инфекция фактически не опротестовывается", а в в смысле: "то, что сделано, не может стать несделанным".

И, соответственно, то, что не может быть изменено -- не может быть причиной для переживания. Годится только для анализа. Потом. А пока - работаем.

Я отошёл от деда и оглядел поле недавнего боя. "Мои мужи" старательно обдирали покойничков. И дорезали не упокоившихся. Первый удар Сухана в торец "цапельного" клюва первого помощничка "пернатый ведьмы" дал весьма однозначный результат. Когда сняли, точнее -- вырвали, маску - стало видно, что основание клюва от удара еловины пробило мужику переносицу и вмяло кости носа внутрь черепа. Вот почему от так быстро перестал принимать участие в общем веселье.

Чётко сработал и Чарджи: с тридцати шагов попал точно под левую лопатку. Мой противник был вполне мёртв. Однако Чарджи был недоволен. Между ним и Ноготком произошёл короткий "обмен любезностями", после чего очень недовольный принц соизволил спуститься с холма и заняться своим "трофеем" лично. Вот только теперь я понял, что такое "вырубать стрелу". И почему Ивашко, вспоминая своё столкновение со смоленскими стрелками, оценивал эту процедуру как эквивалент смерти. И откуда на первом, виденном мною ещё за Десной, хуторе, разграбленном половцами, были у мертвых такие страшные и странные раны.

"Тонку тросточку сломил,

Стрелкой легкой завострил

И пошел на край долины

У моря искать дичины".

Князь Гвидон может позволить себе такой способ изготовления стрел. Но только в сказке. В жизни боевая стрела -- штучное изделие. Требующая тонкой и непростой технологии. Один из этапов процесса изготовления этой "стрелки острой" предполагает её вывешивание в "сухом, тёмном, прохладном" месте на срок от одного до трёх лет. После чего половину заготовок обычно выбрасывают.

Чарджи довольно быстро содрал с мертвяка штаны и мокасины, срезал шнурки маски и сам костюм. И призадумался: он стрелял сверху, да и вообще, на такой дистанции при стрельбе почти из любого лука требуется большое возвышение. Соответственно, стрела вошла в спину "птицу" между одной парой рёбер, а вышла ниже -- между другой. Молча и выразительно ругаясь - только губы шевелятся, принц достал свою славную, векового боевого стажа, саблю и приступил к разделке трупа.

В нормальных условиях это занятие для слуг и оруженосцев. Тех самых мальчишек от 12 до 15 лет, которые следуют за любым воином, и сами мечтают стать такими же. Хорошая школа. И жизни и вообще: анатомии, физиологии, психологии -- ведь только четверть оставшихся на поле боя -- реально мёртвые. Остальные -- раненые разной степени тяжести. Некоторые ещё очень даже могут дать сдачи. И все сильно не хотят отдавать чужие стрелы из своего тела.

А ещё эта процедура прекрасно обучает аккуратности: кровавые брызги при такой операции в полевых условиях -- летят во все стороны. А постирушка на походе -- тоже удел оруженосца. Сам замарался -- сам постирался. Вырабатывает верный глаз и твёрдую руку. При разделке мяса живого говорящего.

Чарджи перерубил позвоночник мёртвому, вставил и отжал клинком разделившиеся теперь части скелета. Вырезал в спине ломоть ещё тёплой человеческой плоти. Потом, также молча матерясь, перевернул покойника и повторил операцию спереди. Наконец, снова опрокинув мертвеца на живот, немного покачал стрелу и выдернул этот шампур с насаженной на него человечиной. Аккуратно встряхнул в сторону. Ещё не хватало, чтобы кровь какого-то смерда испортила костюм благородного принца в изгнании. Часть кусков отвалилась сразу, часть пришлось осторожно срезать ножиком. Чтобы древко не зацепить, а то баланс, знаете ли, испортится может. Наконец, стрела была вытерта насухо. Кажется, грязными штанами свежего покойника.

Я как заворожённый наблюдал за процессом и пропустил момент, когда Звяга вытащил из какой-то ямы на вершине холма Охрима. Ну, правильно - Любава же говорила о двух носилках. Охрим идти сам не мог. Но, слава богу, ему ничего не отрубили и не сломали. Просто жёсткая вязка привела к остановке кровообращения в ногах. Когда его подвели ко мне и он рухнул передо мной на колени -- я сперва подумал, что дело только в этом. Охрим плакал, полз ко мне на коленях и пытался поцеловать руку.

-- Господине! Спаситель! Жизни и души моей! Вечный раб твой! От смерти лютой, от пекла диавольского! Избавитель! От мук вечных, от страданий безвременных! Дозволь к ручке приложиться! Навеки служить тебе буду! Из когтей сатанинских вынул! В мир божий вернул!

Вой и скулёж здорового, молодого, весёлого обычно, парня, ползание на коленях и попытки поцеловать то руку, то сапоги - меня несколько испугали. Может, всё-таки, здешнее сумасшествие заразно? Или его так отделали, что парень сам сдвинулся? Это же профессиональный воин. Он же должен быть готов и к смерти, и к смерти мучительной, весьма болезненной. Однако, когда удалось прервать его попытки "поцелуйного обряда господских сапог", стало ясно -- парня не пытали. И тут, наконец и до меня дошло.

Будучи атеистом я воспринимаю смерть как неизбежное зло. А иногда даже как и не зло. "Или кто-то собирается жить вечно?" Пережить своих -- очень скучно. Тоскливо. Я был как-то на столетнем юбилее одной родственницы. Она, вполне в разуме и памяти, смотрела на огромный, собравшийся вокруг неё клан. И явно скучала: дети...

Так что, умереть вовремя -- большая удача. А сама смерть... Как сказал один древний грек: "Пока я есть -- смерти нет, а когда смерть придёт - меня уже не будет".

Но Охрим -- христианин. Для христианина -- жизнь земная только прелюдия перед жизнью вечной. Смерти нет, а есть только переход в следующее состояние. Которое и есть жизнь настоящая, вечная. И какая она? А вот это зависит от первой части, от "квалификационного забега". И в этой зависимости весьма весомыми являются обстоятельства смерти. Смерть без покаяния, исповеди, причастия однозначно закрывает дорогу в райские кущи для среднего человека. Смерть под ножом ведьмы, дьяволицы, в ходе сатанинских плясок и обрядов -- аналогично.

Перед Охримом маячила не собственная телесная, пусть и мучительная смерть, а смерть души. Бесконечная, неотвратимая, муки адские "отсюда и до скончания веков". Вот что так потрясло молодого стрелка. И что так взбесило Акима. Охрим может ползать на коленях перед спасшим его бояричем, а Аким... Ползать перед собственным ублюдком? Который вообще... даже и не собственный. Испытывать благодарность? К кому?! Благодарность -- отношение к равному или вышестоящему. Ничтожному достаточно кинуть подачку. Хотя - зачем? Он и так должен радоваться просто возможности сделать что-то для вятшего.

Как там Чарджи сегодня выразился: "Разве я могу быть благодарен барану, из кожи которого пошиты мои сапоги"?

"Святая Русь" -- страна долга. Не исполнить, пренебречь исполнением, отдачей долга - бесчестие. Это не чьи-то внутренние чувства и муки совести -- это весьма многогранная и ощутимая реакция окружающего общества. Часто - смертельная. Часто и для индивидуума, и для его детей, и вообще - домашних и всего рода.

Сын обязан спасать своего отца. Как и всякого господина своего. Но принять этот долг спасения -- оскорбление. Принять помощь слабого, подчинённого... То есть открыто объявить о своей собственной слабости. Столь сильной, что и сопляк оказался лучше. И ещё - долг отца предусматривает поучение, воспитание, кормление. И снова -- я свой долг исполнил. А как быть Акиму, который меня из дома выгнал?

"И прости нам долги наши, как и мы прощаем должников своих" - из главных христианских молитв. "Отче наш". Там, правда, есть два варианта. У Луки, в одном из старых списков, эта фраза звучит чуть иначе: "И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику". Получается, что все грехи человеческие от бога. Взяты человеком у бога взаймы, в долг. А теперь, попробовав грех на вкус, человек возвращать не хочет и молиться: "давай спишем".