Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)

Скороговорка. Ответ хозяина. Перевод. Прощальные кивки. Колесница. И тут… Сэр Кэррадок спрыгивает с коня. Смотрит — весело и пакостно. Ну да, его ж обидели. Мёртвую голову не оценили. Вместо того — трепались с викарием.

— Перед боем, ввиду грозящей мне смерти, и выполнив твоё желание, я прошу у тебя, благородная дева Немайн верх Дэффид, знак благосклонности.

Клирик знал — эта формула не означает сватовства. Но… Рабыню никто и не спросит. «Свободная» после такого должна вешаться рыцарю на шею и болтать ногами. И не особо их смыкать. «Благородная», кажется, действительно дарит вещичку. Типа платочка-шарфика, и рыцарь становится официальным ухажером. Предженихом, имеющим право отгонять от предмета привязанности соперников.

Что полагается делать богине, Клирик не знал. Но делать-то что-то было нужно, и срочно. Как бы поступила святая? Или… Оно! Кэррадок обнаглел? Пусть получает!

— Подойди ближе, мой верный.

И, едва Кэррадок подошёл к колеснице, Немайн ухватила его голову руками, приблизила… Пауза получилась непроизвольно — у Немайн вдруг ослабли колени. Мир пошатнулся. Именно поэтому из задуманной милой шалости — материнского поцелуя в затылок — вышло то, что вышло. Все видели. Твёрдо и чётко сида чуть наклонила голову своего прекрасного рыцаря — и поцеловала его в лоб. Как покойника.

— Теперь ступай и исполни долг, — объявила Немайн.

Перекрестить в спину, как собиралась изначально — совершенно забыла. Не до того. Внутри клокотала злость. На Кэррадока. На себя. На тело. На…

— Анна, куда ты переложила рубашки? В бой идут в чистом.

— Так мы ж с утра и оделись…

— Давно это было.

— Ясно… — понятливо потянула Анна. Немайн захотелось её пришибить, — Вот.

сида схватила рубашку, метнулась к дому. Оттуда раздалось:

— Тазик с водой и комнату без мужчин! И быстро!

Сэр Эктор с недоумением поглядел на смывшуюся из боевых порядков сиду. Только что рвалась в бой… Что с ней?

— Догоните, — кинул Анне, — а лучше тут ждите. С людьми и без калек управимся.

Он был слишком обрадован прекращению мистики, чтобы думать дальше. Сил было достаточно. Надежда на внезапность — хорошая. Чего ещё желать? И отряд вышел за ворота быстрой рысью, оставив на месте колесницу — и двух викингов при ней.

Обратно выскочила сида скоро. Настолько, что запнулась. Настолько, что не успела закрыть лицо руками. Хорошо, ткнулась не в камушек и не коровью лепёшку, а всего в клумбу. Поднялась, отряхнулась… Вытерла лицо платком. Во двор посыпались обитатели фермы.

— На щеке забыла… — озёрная смеётся.

— Спасибо. Нельзя сиде замарашкой в бой идти…

— Только размазала.

— А так?

— А у тебя зеркальца нет?

— Пока нет. В городе заказала.

— Возьми моё. За факелом сбегать? А тебе этот рыцарь правда настолько нравится?

— Я его убью… И не надо света, я и так хорошо всё вижу…

— Правда убьёшь? — лукавый взгляд.

— Ещё слово — и тебя убью… Анна, гони.

А перевалиться через бортик — не успела. Возникло новое препятствие — девочка. В руках кукла. Очень грубая: полено из неошкуренной ольхи, замотанное в разноцветные тряпочки.

— Не уезжай.

— Почему?

— Праздник. Твой. А обычно у нас вместо тебя кукла сидит. Взрослые говорят, если есть кукла, то и ты есть. Как бы. Я не понимаю.

— А, это я? Не скажу, что похожа. Наряди её в белое. Хочешь страшный секрет? Я и без куклы есть. Без всяких как бы. И на празднике буду. И вот что — если я не вернусь, продолжай наряжать деревянную куклу. Каждый год. И я буду.

— А рыцари говорят, громить разбойников очень легко и совсем не страшно.

— Они рыцари. Им не положено бояться. И мне тоже. И — дай ухо, пошепчу, — сида перешла на шёпот, — А всё равно страшно-то. Аж жуть. Говорю, потому что никто тебе не поверит. А для других — для других я уже кто-то. Богиня, учитель, царица, ангел, сида… Им нельзя бояться. А я пока для тебя — ольховое полено, которое нужно наряжать. А куску дерева не стыдно немножко трусить.

Ведьма — не сида. Но слух у Анны хороший. Расслышала. Поняла — всё не смешно, всё плохо. Если сама Немайн немного боится. Если симпатичного ей рыцаря, вполне готового под каблук, в лобик чмокнула, оттолкнула. А сама не то, что сохнет — мокнет… Значит, есть шанс умереть. Всем. Даже ей. С кем же это воевать придётся? Как бы не с Гвином. И про ворон забыла рассказать…

От бездорожья не спасают и рессоры. Особенно на галопе.

— На Лжедмитрия совсем не похожа, — произнесла Немайн, разглядывая своё начисто протёртое отражение, — и даже на Марину Мнишек… Ну за что мне такое?

По бортам колесницы скачут норманны. Этим на приказы сэра Эктора наплевать. Старый феодальный принцип: вассал моего вассала. Богиня идёт в бой отдельно от остальных? Отлично! Больше чести!

Сэр Кэррадок мчался в общем строю — да полно, можно ли назвать толпу строем? Первые секунды, когда пьянила ярость погони, когда не выветрился из памяти и крови мятный запах рук богини — был беспечен как все соратники, успел даже отвесить шутку-другую про разбойников, которые уж точно не ожидают, что на них навалится почти четверть королевской армии… То, что красные куртки оказались людьми, Кэррадока не разочаровало в Немайн. Напротив, это означало, что её заступничество помогает и от злых людей. О чём он тоже поспешил всем сообщить. Потом же посвежевший к ночи ветер вымел восторг. Кэррадок начинал понимать, что только что натворил. До этого вечера он мог надеяться. Теперь надежды не было. Немайн ещё утром вела себя как закадычный друг и свой парень в юбке. Он этого не только позволил себе не заметить. Обнаглел. Принял воинское братство за знак женского внимания. И устроил игру, как с деревенской девчонкой! И сида, само собой, чётко показала ему место. Как заигравшемуся псу. А виноват, конечно, сам. Даже простая дочка хозяина заезжего дома имеет право на то, чтобы любая её мелкая просьба не воспринималась как испытание жениха. А уж показать озёрную — не служба, службишка.

Снедаемый чёрными мыслями рыцарь перестал подгонять коня и понемногу отстал от войска, впав в глубокую задумчивость. В угаре ночной скачки товарищи этого не заметили, и уверяли потом, что в лес он примчался вместе со всеми. Что весьма и весьма отразилось на разбойничьих судьбах. Да и Немайн аукнулось.