Бастард (СИ)

Адриан ничего ему не ответил. Он встал и повернулся к демонологу спиной, после чего пошёл куда–то в сторону леска, расположенного на таком же островке, где разбили свой лагерь и они сами. Благо, туда вела надёжная тропка. Такое поведение магу не понравилось. Он вскочил на ноги, сжал кулаки.

— Неужели тебе настолько не понравились мои слова, что ты вот так просто возьмёшь и уйдёшь, ничего не сказав, а, человек со шрамами? Ну же, давай, ответь мне! Ответь снова в такой же «придворной», кукольной и ненастоящей манере, как ты это делал. Ответь, цитируя каких–нибудь пустоголовых философов, популярных среди аристократов! Ответь мне высокомерно, но при этом вежливо, заключив свои настоящие чувства в клетку! Ты же ведь так, скорее всего, привык разговаривать с теми, кого ты считаешь глупцами, да?! Ну же, ответь!

Принц сделал ещё несколько шагов, но потом остановился, слегка повернул голову и кинул демонологу через плечо:

— Спасибо тебе, я действительно многое понял. Слишком многое. А потому мне надо немного побыть одному, только со своими мыслями в голове. Заодно соберу ещё немного веток, а то наш костерок уже почти догорел. Ещё раз спасибо. За всё. В особенности за то, что не дал последовать советам «сумасшедшего».

Адриан ускорил шаг, так и оставив мага стоять с приоткрытым ртом и занесённой для какого–то жеста рукой. Потом он бухнулся обратно на притащенный специально для этой цели пень и начал что–то ворчать про себя, снова взявшись за любимую палочку. Фельт не спал. Светало. Костёр уже не был нужен, и бард понимал, что Адриан знает об этом.

Вот и наступил кульминационный финал нашего путешествия. Мы встретились с теми, с кем должны были встретиться ровно в том самом месте, которое нам указал Нартаниэль. И вряд ли это было простой случайностью. Лично я ожидал здесь увидеть что–то хоть сколько–нибудь грандиозное, но, как это бывает почти всегда при слишком высоких запросах, меня ждало ужасное разочарование в виде небольшого заросшего мхом островка посреди болот с серым потрескавшимся и покосившимся камнем надгробия на нём. Не было похоже на то, что бы могиле этой было действительно уже много лет. Скорее, даже напротив она была довольно новой, потому что цветы, лежавшие на ней, ещё не успели окончательно завять и превратиться в труху. Просто здешний климат влиял благоприятно разве что на жаб, змей, черепах и прочих земноводных гадов, которых здесь было в изобилии. И это если забыть о вечно снующей туда–сюда мошкаре и комарах, из–за которых у меня чесались уже все открытые участки тела, коих хоть и было не так уж и много, но причиняли они мне жуткое беспокойство и неудобство, поскольку приходилось сдерживать себя, чтобы не казаться глупым, постоянно почёсывая себя или тем более не кривить идиотские рожи, выдерживая такую же строгую и неприступную мину, какая была на моих спутниках, ибо эльфа, казалось, местная флора, фауна и микроклимат вообще нисколько не волновали, он являл собой воплощение полной гармонии с окружающей природой. Рилиан просто–напросто проявлял чудеса рыцарской стойкости и мужества, не подавая виду, что его уже жутко утомил этот однообразный, погружающий в депрессию пейзаж и звуки, которые его наполняли, преследовавшие нас вот уже который день. Вот и мне приходилось, чтобы не выделяться из этой компании, корчить такую же гордую генералиссимускую физиономию. Наверное, со стороны мы выглядели весьма комично, потому что наш общий внешний вид ну никак не соответствовал выражению лиц, ибо энное количество дней в пути отложат свой определённый отпечаток на кого угодно. Не стал исключением даже всегда тщательно следивший за собой эльф, который после первых же двух дней на болотах махнул на свою внешность рукой, поскольку, видимо, справедливо рассудил, что сейчас его никто кроме нас видеть не может, а мы, собственно, уже оба стали для него достаточно близки (ну один из нас точно), что бы он мог не обращать на нас внимание в таких мелочах, как внешний вид. В итоге из братии, походившей на группу, состоящую из одного как минимум просто интеллигентного господина (а то и вовсе какого–нибудь государственного деятеля, занимавшего не последнее место в стране) и двух его подопечных слуг, мы превратились в настоящую разбойничью шайку, где каждый был человеком без рода и имени. Я думал, что хуже нас после этого путешествия выглядеть не может никто, потому что для этого действительно надо было очень постараться, ибо случаев, когда нам приходилось вместе с конями вылазить мокрыми из топи, просто нельзя было счесть. Эти болота действительно были гиблым местом, другого эпитета для характеристики мне сейчас просто–напросто не приходит в голову. Я так думал, но, как оказалось, ошибался не просто сильно, а поистине глобально, поскольку представшая перед нами троица уже была похожа не просто на бандитов, а, скорее, на каких–нибудь беглых каторжников или вовсе, проведших в болотах Даргоста уже не один год, а потому полностью отвыкших от горячей ванны, тёплой постели и нормальной еды.

И при нашем столкновении на это раз осталось спокойным лишь лицо эльфа. Видимо, они тоже никак не ожидали нас здесь увидеть. Интересно, их тоже вывел сюда маг или ими руководило предназначение, Судьба и Фортуна? Весьма интересный вопрос для будущих рассуждений, но лучше сейчас больше внимания уделить этим типам, хотя Рилиан уже не выглядел таким удивлённым, а значит, ожидал здесь кого–то встретить. Вот только всё же вряд ли он думал, что они будут выглядеть так плохо и пахнуть так отталкивающе. Худые, измождённые, даже, кажется, немного позеленевшие — со всеми этими приметами они представляли собой действительно угнетающее и жалкое зрелище. Мне, с моим добрым, нежным, тонко чувствующим сердцем, хотелось просто подойти и накормить их. Желание это усиливалось ещё и тем, что, судя по всему, у них не было никаких собственных припасов. Да уж, не одни мы попали во время этого утомительного путешествия в объятья завлекающих стоявшим в воздухе запахом гнили топей.

Тот, кого я с самого начала принял за мага, был одет в длинную, повидавшую виды красную робу с невероятно грязными полами. Он был среднего роста, с живым, даже несколько любопытным взглядом умных и по–старчески упрекающих глаз. На руках носил перчатки, затёртые настолько, что как минимум три пальца уже пробили ткань и вырвались на свободу из тесной кельи, в которой они провели самые тяжёлые для себя дни заточения. Но за колдуна я его считал не из–за его немного необычной даже по меркам нашей разношёрстной компании одежде. Именно он вёл неожиданно свалившуюся на нас группку людей, а, как мне уже стало понятно, место это действительно было не простым и волшебники сразу же отмечали его. То же, что это именно те, кого здесь думал встретить Рилиан не вызывало сомнений, ибо именно сюда, как я уже сказал выше, нас и вёл Нартаниэль. Второй из этой компании был ещё очень молодой юноша, который даже не достиг ещё возраста сопровождающего меня и эльфа паладина. Его пёстрый, но несколько не сочетающийся своими элементами наряд сразу выдавал в нём деятеля искусства, при том ещё начинающего, а потому не научившегося зарабатывать с помощью этого солидные деньги. У него была типичная для красивых жителей Сарта внешность, что немного приоткрывало над ним и его товарищами завесу тайны — скорее всего, они ехали именно из этого «невезучего королевства», даже можно было определить направление — двигались они с юга на север, то есть прямо навстречу нам, что тем более исключало вероятность того, что наша встреча — это лишь забавное стечение обстоятельств и ничего кроме этого. Самый высокий из них — человек стройный, некогда, видимо, бывший не менее презентабельным, чем наш эльф, со спутанными теперь чёрными, как смоль, волосами и голубыми выразительными глазами, которые сразу же показались мне до боли знакомыми и вызвали в голове видение портрета, часто попадавшегося мне на глаза во время визитов в королевский дворец к Великому Архимагу Клохариусу — моему близкому, но теперь, к сожалению, уже покойному другу. Ещё больше его сходство с тем молодым человеком, что был изображён на картине, придавал меч, который я бы сразу же узнал из тысячи любых других клинков, потому что судьба меня неразрывно связала с единственным его законным владельцем. Да и на свободе я оказался лишь благодаря тому, что Главе Гильдии Сейрам зачем–то этот меч понадобился, а потому он решил отправить за ним именно меня. Конечно же, я должен был знать, как выглядит та вещь, которую я ищу, до самых мельчайших подробностей, а то было бы немного глупо притащить ему вместо этого какой–нибудь «шедевр» местного железных дел мастера. Вряд ли бы он обрадовался такому ходу событий, а его недовольство сразу бы выплеснулось на того, кто был ближе всех и кто, по сути, являлся его причиной, то есть да, именно на меня, а я не был большим любителем криков, брани и жестов в адрес своей персоны. Но всё же я уже не признал молодого аккуратного и по–аристократически изящного принца–бастарда в этом измождённом жёстком взрослом человеке, чьё лицо было полностью покрыто рисунком переплетающихся жутких шрамов, обезобразивших его до такой степени, что даже если это и был на самом деле тот Адриан, которого Клохариус поручил мне защищать перед своей смертью, то узнать его не представлялось вообще никакой возможности. Только глаза и меч — всё, что у него осталось от того принца, который был младшим из сыновей в королевской семье Ланда. Того человека, которого обвинили в убийстве всей четы, кроме своей сестры, пропавшей вскоре после этого инцидента. Преступника, которого судили и приговорили к казни. Хорошего человека, которого пытался избавить от несправедливой кары мой друг Нартаниэль. Идеал, в чью порочность никак не хотел поверить юный паладин по имени Рилиан. Всё это он оставил там, на костре, где сгорел, а пепел его прошлого развеял ветер начавшейся после сожжения грозы. Но почему–то при первом же взгляде на этого человека я понял, что прошедшие дни никогда не оставят его, что каждый шрам на его теле имеет зеркальное отражение в душе. И следы засохшей крови у него на одежде, и то, что он придерживался за бок, лишь подтверждало мою догадку — недавно в его богатейшей «галерее картин» появился ещё один шедевр. Но посетители могли видеть лишь тот, что выставлен напоказ, что доступен для всеобщего обозрения и любования работой, бесспорно, талантливого художника, который своей кистью смог подчеркнуть всё самое главное и важное открыто, но вместе с тем и заложить в этот холст свою особую глубинную жизнь. Но зеваки никогда не заглядывали в подвалы этого музея, никто не заходил туда, потому что не желал дышать пылью, кашлять и разглядывать в темноте те жуткие картины, что там находились. Это место отталкивало их ещё и по другой причине: не всякого хозяин пускал туда, нужно было для начала пройти очень и очень суровую проверку, выдержать которую мог далеко не каждый. Да и для «избранного» всё равно не открывались все подземные секреты этого музея и его лабиринтов, казавшихся полной копией залов наверху, но тут кроме запахов краски и уже упомянутой тяжёлой вековой пыли были и другие ароматы, отпугивающие не хуже проверки и слишком долгого пути сюда, не хуже, чем странный и холодный звёздный свет, изредка появляющийся в коридорах, но так же внезапно и исчезающий. И главными из них был запах крови и окроплённого ею металла. О да, от этого человека буквально несло кровью, причём не только собственной.