Алхимик в Пустыне

Тут прицельный удар Фломмера снес шлем с головы его противника, и фрателлам стало ясно, что визита рассерженного Громдевура им удалось избежать.

Всё было гораздо хуже.

— Эй, — скомандовал Бонифиус, — кто-нибудь… — Подоспела та самая расторопная горничная. Господин Раддо показал ей на огонек, мелькающий на втором этаже дома господина Приво. — Сбегай туда, скажи, чтоб их аркебузир не вздумал стрелять. Если промахнутся — так ладно, а коли попадут — на этом штрафе всё герцогство разорится, по миру пойдет…

Мильгроу и Раддо еще немного понаблюдали, как Фломмер и брат короля Кавладора мутузят друг друга.

— Эй, Самсон! Иди, для тебя есть работенка! — крикнул Мильгроу, в то время, как Раддо печально и молча страдал, наблюдая, как лучшего из его телохранителей превращают в отбивную. Может, действительно кто-то поколдовал, что несчастья просто сыплются на самого Раддо и на его подручных? — Прикажи своим людям выкатывать бочки, дружище Бони.

— А чего это — сразу мои бочки выкатывать? — спохватился Бонифиус.

— С меня — Самсон, — напомнил Мильгроу. — Или ты не хочешь от принца Роскара отвязаться? Кстати, о каких похищениях и каких алхимиках он талдычит?

Раддо предпочел игнорировать вопрос.

В некотором смысле Самсон, находящийся на службе у Жиля Мильгроу вот уже двенадцатый год, был не менее достойным сотрудником консорциума "Фрателли онести", чем уже упоминавшийся Фломмер. А в каком-то смысле — даже более. Ибо кому-то повезло родиться похожим на помесь стенобитного тарана и минотавра со спиленными рогами, а кому-то нет, а мастерством употреблять хмельные напитки, сохраняя некоторую ясность ума, обладали многие наемники.

Самсон был среди этих многих истинным гением.

В его родословной — абсолютно точно, ибо этим фактом наемник фрателлы Мильгроу несказанно гордился — был оборотень, превращенный какой-то осерчавшей ведьмой в жабу. После того, как ведьма немного успокоилась и посчитала проклятие исполнившимся, честный вервольф на три дня в месяц стал покрываться буро-зеленой кожей и квакать на луну. Не вынеся такого позора, оборотень пошел, покусал ведьму, и она вроде бы расколдовала несчастного окончательно… Так думали, когда спустя два года новорожденный сыночек этого самого оборотня в первое же полнолуние своей жизни не превратился в большую зеленую лягушку, а потом лет до двадцати искал прекрасную деву, которая согласилась бы поцеловать его в трансформированном состоянии… Эта история произошла давно, лет двести тому назад, проклятие частично выветрилось, но Самсон действительно ощутимо зеленел каждую четвертую неделю своей жизни, а с водой и прочими жидкостями был, что называется, исключительно "на ты".

Он мог выпить две десятиведерные бочки самого крепкого вина и лишь слегка захмелеть.

Поэтому ничего удивительного, что консорциум "Фрателли онести" всерьез считал Самсона своим тайным орудием, пригодным в случае, если на город вдруг нападут войска разозленного генерала Громдевура… или других, не менее злопамятных бывших партнеров по бизнесу.

Когда принц Роскар, основательно упревший после затяжной битвы с Фломмером, остановился, чуть пошатываясь и утирая кровавую юшку из разбитого носа, к нему мягкой походкой подошел низкорослый толстячок — большеротый, лысый, глазки чуть навыкате, а в руках — объемистая оловянная чарка.

— Почто серчаешь, дружище? — спросил толстячок, отпивая глоток вина и, вроде как вспомнив о правилах гостеприимства, предлагая чарку отважному рыцарю.

— Да вот, гады, драться не захотели, — Роскар решительно запил обиду. Потом, отдавая пустую чарку, огляделся, увидел, что, как всегда, остался победителем, и задумался, что делать дальше.

Как-то непривычно, в самом деле, отвечать за благополучие целого Министерства… Для Роскара, специалиста по совершению подвигов, главным всегда было выйти на ристалище и достойно поприветствовать противника направленным ударом в зубы. Этим все проблемы обычно и заканчивались. А тут… Подраться он подрался, только похищенную студентку ему пока возвращать никто не спешил.

Поэтому Роскар решил действовать тонко и дипломатично.

— Эй, как тебя…

— Самсон, — представился большеротый толстячок.

— Господин Самсон, ты сходи-ка, объяви фрателлам, что я шибко серчаю, и, пока мне не вернут похищенное, не уйду.

За короткое время, необходимое для произнесения фразы, к рыцарю и толстячку подошла, повиливая бедрами, жуткая женщина, перевязанная платком крест-накрест, с яркими шелковыми павлинами на голове и вонючей трубочкой в зубах. Угодливо улыбаясь и пыхтя дымом, она налила в чарку из большого бурдюка. Толстячок поблагодарил и отпил. Потом, спохватившись, снова угостил рыцаря.

Роскар охотно выпил и, не желая утруждать посредников, сам подставил чашу — вино у странной женщины было отменное.

— Вы, господин, объясните, что у вас похитили, — дипломатично намекнул Самсон, доставая вторую, запасную емкость и приступаю к выполнению намеченного фрателлами Мильгроу и Раддо плана. — Так оно вернее найдется. Может быть… — на всякий случай добавил Самсон, который, не смотря на сомнительное происхождение, считал себя честным человеком, а жабой — лишь на один жалкий процент…

Луаз

Второе пришествие инспектора Клеорна в луазское отделение Министерства Спокойствия впечаталось в память местных сотрудников еще крепче, чем первое.

Оно просто ворвалось в их мозговые клеточки, оставив за собой шлейф из припаленных суровым взглядом столичного инспектора макушек, подорванных в спешном, но увы, запоздалом желании выслужиться задниц и жуткое ощущение подгибающихся коленок, когда точно знаешь, что вроде бы знал, что делаешь, но, оказывается, ни хрена ты не сделал из того, что знал, и теперь с тобой сделают всё, что ты и так прекрасно знаешь…

За каких-то четыре дня инспектор Клеорн сумел перевернуть всю правоохранительную систему города и ближайшей части провинции не то, что с ног на голову — а и туда, и обратно, причем несколько раз. Стоило сыщику нахмуриться и предложить последовательно, логически объяснить, что сделал проштрафившийся сотрудник ради того, чтобы очистить город, выбранный резиденцией для ее высочества Ангелики на ближайший год, от всяческой преступности, как моральный дух и сознательность сотрудников (не говоря уже о количестве взаимных доносов) росли, как на дрожжах.

К вечеру одиннадцатого дня месяца Барса в Луазе были арестованы триста одиннадцать воров, находящихся в пожизненном розыске, раскрыто восемьсот тридцать шесть краж (в том числе шесть процентов — столетней давности и еще двадцать три процента — с давностью совершения до полувека), обнаружены и…э-э… нейтрализованы более четырехсот борделей, чьим сотрудницам было предложено самим, добровольно покинуть город, не дожидаясь, когда грозный инспектор спустит на них каких-нибудь морально устойчивых проповедников…

Мэтр Лео, наблюдающий за творящимся беспределом, насаждающим Закон, Порядок и Спокойствие в восточной провинции Кавладора, бледнел, вжимал голову в плечи, поил Клеорна бодряще-стимулирующими зельями по первому же требованию, и предпочитал не противоречить инспектору. Надо искоренять преступность — значит, надо, и каждый вечер он добросовестно ходил к мэтру Иллариану, узнавать, не вспомнил ли он о погибшем Леке-Притворщике еще каких-нибудь подробностей.

В одну из таких встреч мэтр, расплакавшись, поведал, что когда-то у него был страстный роман с матерью Лека, давно, еще когда будущему телепату было три годика от роду, что он еще долго вспоминал блестящую красавицу и томную чаровницу и именно в память о ней поддерживал неудачника Лека, иногда подкидывая ему работенку или покупая бесполезную информацию; но это было единственным итогом расследования мэтра Лео. Таким образом, следовало признать, что молодой волшебник ходит в гости к своему бывшему наставнику исключительно ради вкусных ужинов.