Этот выбор - мой (СИ)

- Любишь нашего парня?

Северус, застигнутый врасплох вопросом, ответил не сразу:

- Да. Только не уверен, что с его стороны всё это серьёзно.

- Идиот, – опять вступил в разговор Зари, но был опять весьма эффективно выключен из беседы ещё на пять минут.

- Ладно. Мы поможем тебе…

- Только учти, Мой декан – это в последний раз.

- Согласен.

Призраки обещали «как бы случайно», заманить Гарри в комнату, и запереть его там с Северусом, пока они не выяснят отношения.

А не подозревающий ничего о заговоре своих предков, наследник основателей не находил себе места. Его ничто не радовало, ни проведённые удачно операции, ни успехи в учёбе, что ещё делать, если спать не можешь, а отвлечься от проблем надо, как не штудировать различную литературу. Он загонял себя и друзей до изнеможения на тренировках, а последнее время стал срываться по каждому пустяку. Похудевший и злой, с блестящими лихорадочно глазами, он, в конце концов, «достал» своих ближайших соратников-Хамелеонов вусмерть. Не откладывая дело в долгий ящик, они парализовали любимого шефа «Ступеффаем» и доставили в комнату призраков для «вправления мозгов на место». Дело было утром субботы, поэтому Сев, предупреждённый Риком, появился в комнате через камин, практически, через несколько минут. Освобождённый от парализующего заклятия гриффиндорец шипел как разъярённый василиск, но покинуть пределы запертой комнаты не мог. Наконец, кончив бесноваться, он повернулся к Северусу, сидевшему в кресле молча, давая парню «выпустить пар»:

- И что это значит, профессор?

Сев встал и, подойдя к юноше на расстояние руки, тихо проговорил:

- Прости меня. Пожалуйста.

- За что? Вы ведь просто поставили назойливого студента на место, и…, – договорить он не успел, мужчина рывком привлёк его к себе, обнимая напрягшееся непокорно тело и заглушая готовые сорваться с губ слова поцелуем. Ещё несколько секунд юноша сопротивлялся натиску, а затем обмяк в его руках, со всей накопившейся за месяц страстью, отвечая губам любимого. Когда Гарри почувствовал, что ноги у него подкашиваются, Северус подхватил его на руки и отнёс на кровать, придавив к матрасу своим телом:

- Что ты там напредумывал себе в Большом зале? Лица у вас с Гермионой были просто убитые.

- На тебе была мантия Люциуса.

- Так он меня и откачивал. Я от Лорда аппарировал практически в бессознательном состоянии. Одежда была разорвана в клочья.

- «Круциатус»?

- И «Заклятие Плети». Но это уже не важно…, – Сев осторожными нежными поцелуями покрывал лицо юноши, как будто вспоминал что-то очень ему дорогое.

- Почему не важно? Северус?! О-ох!

- Потому что теперь у меня есть дело поважнее, чем вспоминать такую мерзость, – поцелуи продолжали быть нежными, почти целомудренными, он не касался губ мальчишки, а, как будто «изучал», его глаза, брови, скулы.

Гарри извивался всем телом, желая большего. С обветренных губ рвался стон:

- Сев! Пожалуйста, прекрати меня мучить.

- Нет, я не собираюсь тебя мучить. Мне просто не хочется торопиться. Куда ты спешишь, малыш? – и медленные, сводящие с ума ласки продолжались.

Парень пытался освободить руки, прижатые к телу, и углубить поцелуи, притянув к себе любимого, но Северус не давал ему этого сделать, медленно опускаясь с лица на шею, и по одной расстёгивая пуговицы его мантии и рубашки. К тому времени, как слизеринец справился со всеми пуговицами, Гарри уже почти ничего не соображал от желания и был готов на всё, только чтобы Сев прекратил эту пытку. Наконец любовник позволил ему освободить руки, да и то, только чтобы стянуть одежду. Но юноша воспользовался долгожданной свободой, чтобы одним рывком перевернуть Северуса на спину и самому оседлать его бёдра:

- Я же тебя просил, меня не мучить. А теперь… месть моя будет страшна! – и он яростно впился в губы мужчины, завоёвывая и возбуждая. Его язык сражался с языком Сева, а в передышках он покусывал нижнюю губу зельевара, вызывая заводящие его хриплые стоны. И они сплелись, яростно срывая друг с друга одежду…

Когда первый взрыв страсти миновал, и Гарри с Северусом в изнеможении раскинулись на постели, зельевар, перебирая рукой, непокорные пряди мальчишки, ставшего ему самым дорогим на свете существом, неожиданно для себя сказал:

- Когда мне было восемь, я нашёл такую раковину на морском берегу, а… мой отец уничтожил её прямо у меня на глазах…

- Тебя били?

- Это не самое страшное.

- Ты прав. Самое страшное – когда тебя не любят. Почему он это сделал?

- Не знаю. Он не любил, когда я проявлял привязанность к чему-то или кому-то.

- Ты ему был не нужен?

- Ну, почему же, я был ИМ нужен, но только на их условиях…

- А-а-а…

Они молча лежали какое-то время, просто касаясь друг друга, потом не торопясь, очень чувственно и нежно вновь занялись любовью… А затем Гарри, вымотанный постоянным недосыпанием и голодовкой, уснул в объятиях Сева. Зельевар же уснуть так и не смог. Прижимая к себе тело любимого, он думал о том, что у него впервые за много лет появился человек, ради которого он готов… остаться в живых. Он давно решил для себя, что в этой войне ему не выжить. Чувство вины перед погибшей подругой детства, за невольное предательство, положило этому начало, и он бесстрашно смотрел в лицо смерти, зная, что ей нечем его запугать или удивить. А теперь… сын Лили, вернул его к жизни, но одновременно вернулся и страх. Северус панически боялся потерять вот этого растрёпанного зеленоглазого мальчишку, мирно посапывающего сейчас в его объятиях. Он поклялся себе, что сделает всё, чтобы они оба выжили. И вот тогда… Только тогда, Сев собирался признаться Гарри в своих чувствах. Если бы юноша сейчас мог видеть его лицо, он бы испугался, столько отчаяния, любви, и щемящей нежности, отражали черты обычно невозмутимого зельевара.

Через несколько часов, гриффиндорца разбудил его громко урчащий желудок. Прижавшись щекой к груди любимого человека и слушая спокойные удары его сердца, он не хотел открывать глаза, но проклятый пищеварительный орган, издал уж вовсе громогласную трель. Гарри услышал тихий смех Северуса:

- Просыпайся, соня, а то твой желудок сейчас выйдет «посмотреть на хозяина», и я не уверен, что с благими намерениями.

Потянув носом, парень уловил аромат горячего жаркого с картофелем.

- Откуда здесь еда?

- Попросил твоего приятеля Добби принести нам что-нибудь существенное. Только он, по-моему, перестарался. Здесь на квидичную команду еды хватит.

Гарри сел в постели и с чувством потянулся, разминая мышцы. За спиной раздался тихий смех:

- Если ты не прекратишь делать ЭТО, то мы окажемся не за столом…

- А где же?

- Ну, лично ты, окажешься на столе, в качестве моего основного блюда. Мне давно хотелось это сделать.

- Но-но! Здесь кое-кто с голоду готов умереть, а ты решил потешить свою извращённую фантазию?!

- Ешь. С моими фантазиями мы потом разберёмся.

Они с удовольствием поели. В Гарри вдруг проснулся такой голод, и не удивительно, после месячного-то недоедо-сыпания, что он ел за троих. А потом они опять устроились в постели… Уже поздно ночью, после… э-э-э, не помню которого раза, они усталые, наконец, заснули. Утром их разбудило нарочитое покашливание и смех. Кто-то «страшным» шёпотом пытался утихомирить едва сдерживающего смех человека:

- Ш-ш-ш! Не буди их, Зари! Дай людям поспать.

- Хи-хи-хи! Между прочим, эти «люди» спят в моей кровати.

- В НАШЕЙ, ты хотел сказать?

- Ой, прости Рик! Конечно же, в нашей. Кхм! Кхм! Я уже сейчас от кашля голос сорву.

- Северус… Гарри… Спят без задних ног.

- А что есть ещё и передние?

- Что?

- Ноги, болван!

- Ага! У гиппогрифов, фестралов, кентавров, и у тебя лично!

- Это что, оскорбление? Я вызываю тебя на дуэль! – захлёбывался смехом голос Зари.

- Спешу и падаю! Смотри, шпагу не потеряй, изящный ты наш!

- Так я же тебя на магическую дуэль вызываю! Я тут новое страшное проклятие узнал. Так что, дрожи ничтожный Гриффиндор!