Исцеление Перекрестка

— Да, — это был всего лишь шепот, но все жители деревни как один издали вздох облегчения. Полита убрала копыто.

— Поднимись. Ты будешь служить моему народу. Никогда не пытайся причинить ему зло. Никогда не пытайся снова его поработить. Никогда… — Полита провела рукой по своим израненным губам, которые терзали и узда, и зажим. Она умолкла, слишком полная гнева, чтобы говорить.

Роланд закончил за нее:

— Никогда никого больше не обращай в рабство. Через секунду Бонди поднялся: сначала на четвереньки, потом на дрожащие ноги. Он по-анавалонски обратился к своим соплеменникам, изумленно взглянул на Политу и поклонился ей.

И тут же отчаянно кинулся к Роланду. Остальные грифоны подняли когтистые лапы, но сам Роланд не пошевелился. Бонди схватил переднюю лапу Роланда и прижал к губам.

— Мои дети живы, — задыхаясь, вымолвил он. — Мой народ жив. — Слезы текли по его щекам и оставляли темные следы на песке. — Позволь мне что-нибудь сделать для тебя. Я для тебя на все готов. Глубоко взволнованный Роланд поднял Бонди на ноги.

— Мне достаточно, если ты будешь верно служить Полите и никогда никого не станешь обращать в рабство.

— Никогда в жизни. — Он неловко склонился к передним копытам Политы. — Всю свою жизнь я буду служить тебе. — Все еще обнимая копыто, он обернулся к молодым грифонам. — Кто вы?

— Я Роланд. — Юный грифон поколебался, потом тихо сообщил ему: — Мое другое имя — Рафаэль. Грифон-отец со свистом втянул воздух. Бонди, наблюдавший за ними, кивнул.

— Я понял. У меня тоже есть секрет. — Он сунул руку за пазуху и вытащил потемневшую от времени деревянную фигурку на шнурке. — Это Ракнайд. Хранительница нашей семьи. Ее почитал мой прадед и прадед прадеда. Она присматривает и за мной, только больше никто не должен о ней знать. — Он протянул фигурку Роланду. — Храни ее бережно.

Роланд поклонился и надел шнурок на шею.

— Добро пожаловать, Ракнайд. — Он обратился к Бонди. — Я ее спрячу и буду охранять. — Он попятился, собираясь взлететь, и тут заметил, что за ними наблюдает вся деревня. — И если сможешь, научи их всех говорить по-английски, — сказал он, смущаясь. — Это может пригодиться. Ну, пока, я буду тут у вас появляться.

Молодые грифоны улетели; сильные крылья легко подняли их в воздух, и они свернули на север вдоль реки. Фрида поднялась на цыпочки, глядя им вслед.

Грифон, в свою очередь, наблюдавший за нею, покачал головой.

— Если они так начинают, каков же будет конец? — Однако в его голосе звучала гордость.

Диведд быстро нагнулся и плеснул водой в лицо Фриде. Та посмотрела на него безумными глазами.

— Пора смываться. — Он брызнул и на Фиону. Бидж попыталась увернуться, но Диведд двигался слишком быстро, и ей не удалось избежать душа. — Так ты будешь красивее, — ухмыльнулся он и облил водой и собственную голову тоже.

Конли, на руках которого не было наручников, со смехом прыгнул в воду, держа раненую руку повыше. Бидж с изумлением наблюдала за ним: хотя ему было немногим больше двух лет, он выглядел уже как подросток.

Грифон оглянулся на Бонди, все еще кланяющегося Полите.

— То, что я увидел, кажется мне невероятным. Бидж подумала о Фриде, перепрыгивающей на скаку с одной лошадиной спины на другую.

— Мне тоже.

Фрида сказала прерывающимся голосом:

— Роланд был великолепен. Не может быть, чтобы он был так юн, как ты говоришь.

— Я присутствовала при том, как он вылупился, — ответила Бидж с любовью и гордостью, хотя ей все еще снились кошмары про ту ночь, когда это свершилось. — Ему всего несколько месяцев. Грифон, подняв пушистую бровь, взглянул на Бидж.

— Печально, не правда ли, что они так быстро вырастают? Разные виды, — добавил он, — взрослеют с разной скоростью: некоторые быстрее, чем люди, некоторые — медленнее. Не вижу в этом никакого парадокса.

Бидж кивнула.

— Посмотрите на Конли. Его человеческое тело — как у подростка, конское — как у двухлетки.

— Но если разные виды взрослеют по-разному… — Фрида умолкла.

Бидж с любопытством взглянула на девушку.

— Что тогда?

— Ничего… На самом деле ничего… — Она склонила голову, поспешно спрятавшись за распущенными волосами; Бидж уже несколько недель не наблюдала у нее этой привычки. У Бидж осталось тревожное чувство, что она не заметила чего-то важного.