Синяя бабочка плетельщика судеб (СИ)

— Кстати, а чего это я, такой удачливый, в инквизицию угодил?.. — вскинулся я.

— Видимо, ты захотел чего-то, что дало тебе пребывание в плену, — вздохнул Хар. — Или ты считал это неизбежным. Удача — самая нестабильная сила, даже нестабильнее самого Хаоса. Тот задействует много силы, но не меняет много. А удача… сместит все схемы, одним движением превратит события в такой качественный и глобальный фарш, что не снилось и магам разрушения.

— Знаешь, — хмыкнул Ашер. — Там, откуда я родом, говорили, что взмах крыла бабочки на одном континенте способен вызвать ураган на другом. Чушь, конечно… Взмахи крыльев предусмотренны системой и спокойно ей гасятся. Но если бы этой бабочкой был бы ты…

— …ураган бы вышел что надо, — убито закончил я.

Буря по-прежнему билась в окно.

Я сидел в своей комнате и задумчиво вертел в руках косу. Длинная. Прочная. Привязать к спинке кровати и, при некоторой сноровке, можно удавиться. А что? Если я такая ходячая… то есть сидячая… да хоть бегучая!.. всё равно же катастрофа! Если я такой… то, может, мне лучше умереть и не подвергать мир опасности?

Гуахаро и Ашер, огорошив новостями, отправились устранять последствия бури. Где-то в этот момент я понял, почему они говорили, что человечностью из их компашки обладает только один представитель, которого здесь нет. Как можно было заявить, что любое моё полужелание может привести к катастрофическим последствиям, а потом просто уйти? Может быть, они к таким силам привыкли, но я-то всю жизнь считал себя обычным, пусть и симпатичным, но всё равно ни на что не влияющим парнем…

А тут весь мир в моих руках…

…а руки кривые и растут из задницы!

— Морин.

— Что? — спросил я с раздражением. Хар появился за спиной и вообще как-то избегал смотреть на меня, будто я прокажённый.

— Что ты задумал?

— А где Ашер? — не впопад заметил я. — Вы ж теперь всегда парой ходите.

— Мрачно сидит вне территорий Пустошей. — Император, оглушая шелестом одежд, подошёл ближе и присел на корточки рядом с кроватью. Но теперь на него не хотел смотреть уже я. — Он чувствует, когда кто-то хочет шагнуть за грань по своей воле… И всегда откладывает свой приход до последнего.

— Никакой личной жизни! — возмутился я.

— Вообще. У нас даже память общая. Синхронизируется во сне.

Я поперхнулся и дико посмотрел на него. Гуахаро сидел и смотрел на меня снизу вверх с вежливым интересом.

— Ты специально рассказываешь мне всякие ужасы, чтобы я сбежал, теряя тапки? — подозрительно уточнил я.

— Нет. Живые существа, за редким исключением, имеют очень небольшую способность расстраиваться. Подкинь ещё десяток поводов для беспокойства, и мозг просто откажется их воспринимать.

— И как, работает?

— Ну, сейчас ты хочешь меня стукнуть, а не удавиться косой. Кстати, почему косой? Верёвку у Геккаты попросить не мог?..

— А она бы дала?

— Конечно.

— Она бы помогла мне убить себя? — я распахнул от удивления глаза и почувствовал, как начинают двигаться глазные впадины, увеличиваясь. Пришлось прижимать руки к лицу и возвращать всё на место.

Блин, а сильфом быть не так уж удобно.

— Страх смерти не само собой разумеющаяся штука, а приобретённый животными инстинкт. Я создавал Геккату почти с нуля, и чувство самосохранения не прописывал. Не уверен, что она вообще может понять, почему люди боятся отключения. И, уж конечно, она бы обязательно помогла тебе умереть, если ты это считаешь необходимым. Она вообще очень заботливая.

— Ты опять? — простонал я.

Депрессия отступала под натиском всего того клёвого, интересного и любопытного что есть в мире. Ну как тут сдохнуть, не выяснив, что к чему?

— А что я такого сказал?.. Ладно, если серьёзно… — он вздохнул и присел рядом, такой тоненький, что почти не занимает места. — Что тебя так напугало?

— Я могу вызвать катастрофу.

— И… ты готов отдать свою жизнь, чтобы не пострадали другие?

Я пожал плечами и отвернулся. Да, звучит глупо, устарело и вообще похоже на пафосные речи книжного героя с тонкими пальцами и двухметровым мечом, которым он может махать часами… Но мне действительно не хотелось, чтобы из-за меня погибали. Подгадить, украсть что-нибудь, соблазнить принцессу, обойти конкурента — это да. Убить? Можно. Но устраивать такие массовые катастрофы, где гибнут все, не делясь на правых и виноватых?..

— Знаешь, там откуда я родом, есть легенда о дереве, что исполняет желание всякого, кто сест под ним, — начал Хар. — И вот однажды под ним сел бродяга. Он был так изнемождён, что сразу же уснул. А проснулся — от голода. И сразу заметил рядом забытый мешок, в котором оказалось еды. Бродяга поел, подумал, что неплохо было бы попить, огляделся…

— И нашёл фляжку?

— Именно. А через пару минут из леса вышли бандиты. Бродяга испугался, подумал, что его убьют…

— И его убили. Вообще-то логично, нечего под бандитским деревом спать.

— Ты меня понял, — качнул головой Хар.

— Я этот бродяга?

— Нет. Ты и бродяга, и дерево. Ты и повелитель, и исполнитель. Не бойся, ведь твои страхи обязательно станут реальностью. Надейся — твои надежды тоже так могут.

Я вздохнул. Тянуло испугаться вот просто назло, потому что нельзя. Никогда особо не понимал этого чувства и даже сейчас, чую, мой страх — это совсем не то, что испытывают люди. Я ж не трясусь и умоляю о пощаде, а деловито думаю удавиться на благо общества.

— Не всё то благо для общества, что оно для себя таковым считает, — вздыхает Хар. Вообще никакой личной жизни. — Общество стремится к собственной неизменности, но в этом случае всегда наступает деградация и регресс.

— А для гуманитариев?

— Это и есть для гуманитариев. История и социология. Представь, что общество, страна — это человек. Все-все люди объединяются в большого такого человека со своими человеческими желаниями. Что оно хочет?.. В разные времена было по-разному. Часто — чтоб его оставили в покое. Иногда оно хочет врезать соседу и хорошенько его пограбить. Иногда воспламеняется жаждой праведной мести и идёт на соседа войной под благородным предлогом.

— А иногда влюбляется и поёт серенады под окном? — фыркнул я.

— И такое бывало. Бывали и «свадьбы» государств, и «разводы»… Но первое, что хочет человек — это сохранить свою целостность, жизнь. Ты что-нибудь знаешь о картах Таро?

Я вздохнул, сосредоточился. Сволочной император опять использует пять-десять аналогий, чтобы объяснить одну вещь.

— Шарлатанский способ предсказывания будущего?.. — припомнил я.

— Совсем не шарлатанский способ его контролировать. Картинки, выпадающие так или иначе — не значат ничего. Это просто куски картона — Или из чего их там нынче делают? — важно то, какую интерпретацию этому дают, как из множества символов и значений выбирают один, делают его реальным… Если оказался перед выбором — кинь монетку, и ещё до того, как она упадёт, ты будешь знать, чего реально хочешь. В любом случае, среди карт Таро есть один очень любопытный символ. Смерть.

— А что в нём любопытного?.. — не понял я.

— В том, что это твой символ, а не Ашера.

Застонав, я рухнул на кровать. О, давай, Хар, ломай мой мозг! Любитель ты наш вправлять мысли. То говорит не бояться своей силы, то утверждает, что моя карта — смерть.

— Помнишь, я говорил, что Гекката не боится смерти? — император сделал очередной прыжок в теме. — Она девочка умная, физическими предрассудками не обременённая и понимает, что смерть — это всегда лишь изменение. Смерть в картах Таро означает изменение. И ты — это изменение. Незапланированная катастрофа, случайность.

Я обнял плюшевого мишку и сердито засопел. Нет, может для управляющего судьбами Хара такие рассуждения нормальны, но я уже немного устал, утомился, распереживался и вообще хочу жрать.

— Лентяй, — укорил Гуахаро. — Общество обладает всеми недостатками, что составляющие его люди. Люди боятся смерти, боятся изменений, не понимая, что неподвижность ведёт к деградации. Вот что будет, если обычный воин не будет регулярно тренироваться и драться? Он обрастёт жиром, потеряет форму. Так и во всём остельном. Обществу постоянно нужны кризисы, изменения, чтобы продолжать развиваться, а не скатываться в состояние сытой деградации. Другое дело, что проблемы и кризисы должны быть посильными, например, моё вмешательство сильно откатило местную цивилизацию назад, потому что были уничтожены все культурные центры, выжили только полуграмотные люди с окраин. Я владею кризисами, которые могут убить, а ты — которые могут возродить.