Проклятие чародея

— Довольно смелое заявление, Рэйт. Чрезвычайно смелое, я бы даже сказал. — Валледж задумчиво соединил кончики пальцев. — Естественно, я не смею подвергать сомнению правдивость собрата по ордену, хотя можно поспорить относительно точности вашего отчета. Что меня всерьез беспокоит, так это воздействие, которое может оказать на публику ваш… э… красочный рассказ. Нам, чародеям, не подобает возбуждать и привлекать к себе нездоровое внимание общественности. Поступая так без весомых на то оснований, мы способствуем падению репутации ордена. Попрошу вас поразмыслить над этим. Прежде чем начнете говорить, подумайте об Избранных и о самом себе… Сказать по правде, Рэйт, вы-то меня больше всего и беспокоите. Не хотелось бы видеть, как вы выставляете себя на всеобщее посмеяние, и потому хочу предостеречь вас от опасности голословных пышных самовосхвалений, не подкрепленных вескими доказательствами.

— Не таких уж голословных, ваша непревзойденность. Мои слова могут подтвердить мои спутники, в том числе герцогиня.

— Ваши спутники, в том числе герцогиня, абсолютно некомпетентны во всем, что касается магии. Увы, представленные ими доказательства вряд ли могут иметь вес, если вообще будут рассмотрены.

— Возможно, лантийцы с вами не согласятся, ваша непревзойденность. Там увидим. В любом случае, я не закончил, в заявлении ордена необходимости упомянуть еще кое о чем. Могу продолжать?

Валледж ответил снисходительным кивком.

— Перед тем, как отправиться в путь, — продолжал Уэйт-Базеф, — я предпринял всяческие усилия, Чтобы предупредить общественность и Избранных о надвигающейся опасности. Кроме того, я искал поддержки прежде всего у чародеев. Все мои попытки, однако, встречали отпор в лице магистра ордена, который не только успешно скрывал всю имевшуюся у меня информацию, но и дошел до того, что в конце концов отдал распоряжение о моем аресте, чем значительно превысил свои законные полномочия.

— Я действовал, руководствуясь своей интуицией, исключительно в интересах Ланти-Юма, — серьезным и искренним тоном сказал Валледж. — Превысил ли я свои полномочия, трудно сказать, в свете сложившейся на тот момент ситуации. Если на то пошло, многие согласятся, что я не мог поступить иначе. Впрочем, стоит ли муссировать прошлые конфликты и недоразумения? Полагаю, мы оба выше этого.

— После моего побега из Ланти-Юма, — рассказывал Уэйт-Базеф, словно не слышал последней реплики, — его непревзойденность пустил по моим следам профессионального убийцу.

— Экая нелепость!

— Кстати, Снарп мертва, если вы этого не знали.

Валледж промолчал.

— По возвращении в город я навел справки относительно того, чем занимался магистр ордена в период моего отсутствия, и выяснил вещи, которые на многое открыли мне глаза. Разумеется, мне не было нужды узнавать, сколько людей погибло из-за отказа его непревзойденности своевременно предупредить их об опасности. Об этом мне рассказали ряды свежих могил. Нет уж, Валледж, ничего не говорите… пока. Чего мне не дано было знать до возвращения, так это о вашей собственной безуспешной попытке остановить Тьму. Не знал я ни о том, какие материалы вы искали в архивах Нессивы, ни, наконец, о вашем отказе оказать малейшую помощь другим чародеям ордена, отчаянно пытавшимся сломить Грижниево проклятие. Впрочем, все это меня нисколько не удивило, поскольку лишь подтвердило уже сделанные выводы.

— Выводы? — по-прежнему снисходительно улыбнулся Валледж.

— Я говорил вам, что немало передумал о своем путешествии. Вам, должно быть, польстит признание, что объектом большей части моих мысленных рассуждений являлись именно вы. Зачем, думал я, магистру ордена Избранных и лантийскому аристократу действовать во вред городу, с процветанием которого связаны его кровные интересы? Ведь никто, ваша непревзойденность, даже я, не смог бы усомниться в вашей преданности интересам Ланти-Юма. Но тогда почему вы вели себя так, мягко сказать, необычно? Ваши собственные страхи? Или элементарное невежество? Нет, надо отдать вам должное, вы не малодушны и не невежественны.

— Так каков же я, Рэйт? — Казалось, Валледжа забавляет беседа.

— Необычайно мелочны и тщеславны. Черствы, безнравственны и одержимы страстью к накопительству. Анализ сочетания этих качеств, как мне казалось, неминуемо должен был привести меня к ответу. И похоже, привел.

— Я не стану обижаться на ваши нападки, которые проистекают не иначе как из досады при мысли, что вам не удалось пробиться в высшие структуры ордена. Если злословие в адрес магистра доставляет вам хоть слабое утешение, я не буду обделять того, кто и так чувствует себя ущемленным. Что до ответа, который вы ищете, он предельно прост. Да, я признаю, что не сумел отвратить темноту, что весьма печально, но никак не постыдно, так как это оказалось не под силу любому из чародеев. Пусть мы потерпели поражение, но все же нам улыбнулась удача, поскольку непосильное для нас проклятие рассеялось по собственной воле, а может, в силу какого-либо существенного недочета своего создателя.

— По собственной воле! Лицемер! Вы прекрасно знаете, что это не так, равно как и остальные члены ордена.

— Я бы так не говорил. Дорогой мой Рэйт, если не считать ваших собственных утверждений, ничто не подтверждает обратное. Считаю своим долгом предупредить вас, что я не намерен отстаивать вашу точку зрения перед Советом ордена. Тут наши мнения расходятся, и я буду следовать голосу совести — точно так же, как, несомненно, поступят и другие Избранные.

— Вам ни за что не убедить их, Валледж. Они вам не поверят, поскольку знают вашу враждебность по отношению ко мне.

— Враждебность? Помилуйте, вовсе нет! — всплеснул руками Глесс-Валледж. — Зачем всегда оправдывать собственные недостатки вымышленными предубеждениями старших по рангу? Если вы тем самым и вредите кому-нибудь, Рэйт, то только самому себе. Могу лишь надеяться на то, что однажды вы поймете это и изменитесь к лучшему. Пока же собратья-чародеи прекрасно понимают предвзятость вашей позиции и будут делать выводы, учитывая этот фактор.

Рэйт Уэйт-Базеф не сразу совладал с гневом. Бородатое лицо побледнело от негодования, но голос остался ровным.

— Ваша непревзойденность, у меня будет что представить на рассмотрение Совета. Неопровержимые, притом вещественные доказательства.

Выражение Валледжа самую малость изменилось.

— Вы ведь не принесли из пещер дневники Террза Фал-Грижни?

— Нет, не решился. Но если я не ошибаюсь в своем предположении, то нужное мне доказательство находится здесь, во дворце Валледжей. Что, в свою очередь, возвращает нас к исходному вопросу, а именно: какую цель вы могли преследовать, противясь разглашению новости о надвигающейся Тьме? Зачем было отрицать очевидное, утаивать его, подвергать опасности жизни лантийцев? По-моему, вы настолько высоко возомнили о себе, что решили одолеть темноту в одиночку. Об этом говорят хотя бы ваши весьма зрелищные принародные потуги. Не будь вы уверены в конечном успехе, вы ни за что не стали бы так рисковать своей репутацией. Наверняка вы тайком тренировались. И потом, взойдя на городскую стену, ждали триумфа и восторженного признания.

— Я был в полушаге от успеха.

— Сомневаюсь, очень сомневаюсь. Но неужели вы поставили бы на карту так много ради одной только славы сильнейшего чародея современности? Не думаю. Пожалуй, существовал стимул посильнее. И в чем бы он мог выражаться? Что могли пещерники предложить его непревзойденности, чтобы убедить его предать Ланти-Юм? Разумеется, не деньги, не титул и не землю. Всего этого у вас и так предостаточно. Тогда что могло бы прельстить вас? Нечто, обладающее либо редкостной художественной красотой, либо способностью преумножить ваши магические таланты. Первое, что пришло мне в голову, это дневники Грижни. Но они, как я точно знаю, не у вас, а я сомневаюсь, что вы ударили бы пальцем о палец без предварительной мзды. Тогда что же? После возвращения я собрал всю имевшуюся у нас информацию о вардрулах и пришел к выводу, что такой беспроигрышной наживкой могли послужить светокристаллы Джфрниала.