Мастер сновидений

А Кайте всё гуляет, своим цветочкам нарадоваться не может, надо позвать, а то уже ревность к ботанике просыпается. И прохладно становится, но я не мерзну, хотя из одежды всего лишь шкура на этих, как их, на чреслах. Темнеет, Кайте возвращается к костру. На ней остается только подаренный мной медальон, из серебра, найденного в чреве Матнарша. Когда она спросила, что означают восемь лучей уже выросших за пределы круга на медальоне, что я мог ответить? Я попросил подождать, надеюсь, она сама через некоторое время поймет, почему бы и нет, это же должно произойти рано или поздно.

В ее волосах вплетены лесные цветы, а некоторые наверняка сами запутались, незадачливые насекомыши ищут скрытый в них глубине вожделенный нектар, хотя полет в ночной темноте для них смертельно опасен, но они не боятся. И Кайте уже не боится, она спокойна. Она не пугается моей наготы, и своей уже тоже. И она не подозревает, как же она хороша, кажется, ее кожа светится в наступающей темноте, и я лечу на этот свет так же мошки на огонь, и меня также манит все сокрытое, вожделенное…. и водопад ее волос, и полнолуние грудей, и точеность стана, и тайна плененная меж ее …. Я не хочу, больше срывать с тайны покров, я знаю, что стоит немножко подождать, согреть и приласкать и любая тайна станет податливой как воск и раскроется сама, как раскрываются цветы навстречу весеннему солнцу…. И я, как шмель ищущий нектар в недрах цветка, первый раз пробую ее на вкус….»

Глури, вот скажи мне, неженатику, ты у своей жены Риа какие–нибудь «тайны» между ног находил.

— Не а, а должен был?

— Не знаю, я же не женат. Это ты у нас женатик, вот поэтому и спрашиваю, какие такие «тайны» там, у женщин, между ног, поведай про это своему лучшему другу.

— Слушь, ты … ты сейчас в лоб получишь, и будет у тебя посреди лба такая тайна, что …

— Да ладно тебе. Чуть что сразу в лоб. Если я на полгода младше, так меня что всегда обижать можно? Да?

— Читай, тут чуть–чуть осталось. Подраться мы с тобой можем и позже, а то увидит кто, что мы чужие записи читаем, и влетит нам …

" И я, как шмель ищущий нектар в недрах цветка, первый раз пробую ее на вкус…

Я даже не надеялся на ответ, на ТАКОЙ ответ. Ее жаркий шепот, ее трепещущее тело просят, требуют, умоляют об одном, о продолжении. А никто и не думал о завершении, все только начинается. Солнышко мое, я не буду торопиться, все будет так, как ты захочешь, невероятная глупость вламываться и красть то, что и так приготовлено тебе в подарок. И я слышу ее голос, она не позволяет ему звучать громко, это слабый, но счастливый стон, но он дает надежду, что она чувствует примерно тоже, что и я, она мне отвечает, а раньше казалось, что просто терпит. Но не сегодня, сегодня она, наконец, со мной, вот теперь я действительно могу отпустить себя на свободу, и даже свой голос. А если, это было громко и кого–то из зверюшек черемухового леса напугало, так пусть знают, здесь НАШЕ логово и держатся подальше.»

— Романтик, чтоб его, лучше бы еще про руды написал, а то все «про любовь», цветочки, пестики, тычинки. Пошли отсюда… огневки выпьем.

— Да, все эти самокопания не доведут нашего длинного друга до добра.

— Это точно, надо гору копать, а все остальные ковыряния — это не для гномов.

— Да, только время на эту ерунду потеряли.

— Не, не скажи, я вот этот последний листочек хочу своей Риа. почитать, ей понравится.

И гномы веселой компанией отправились пить огневку.

Поразительно насколько мы, мужчины и женщины, разные. И насколько велика разница в мыслях и оценках казалось бы одного и того же. Если женщину больше заботит «Я и ОН», что и как между ними, то мысли мужчины всегда «Я и МОЁ», т.е. его дела и планы, его цели и желания, если в эти желания входит женщина, то и она, безусловно, тоже, но не сама по себе, а как часть МОЕГО. Поэтому не удивительно, что хотя Одрик и Кайте ехали на одном и том же варге, по одной и той же дороге из пункта А в пукт Б, получалось, что А у них вроде одно, вот Б — совершенно разные.

Кайте мучилась вопросом, как сложатся ее взаимоотношения с Одриком в Караваче, где и на что ей жить. И как намекнуть об этому едущему впереди мужчине. Еще ее терзало смутное беспокойство, о не пришедшем вовремя Марисе. Если бы Кайте выросла в большой семье с опытными женщинами, то она бы знала об этом вопросе больше. А так… смутное беспокойство, не более.

А Одрика больше всего волновал вопрос, как там его дом, справилась ли с хозяйством Лотти, привезли ли ему заказы на сны из столицы, как там его друзья… В общем все что угодно, кроме вопроса: а как дальше ему быть с Кайте, да и какие могут быть вопросы, вот она и с ней все прекрасно.

Не подумайте, что Одрик не любил девушку, нет, просто ему в голову не приходило, что ей может понадобиться помощь. Он привык, и его так воспитывали еще в Ричелите, что женщины всегда сами справляются со своими проблемами. Он мысленно решил, что с Кайте они непременно будут встречаться и дальше, наверно что–то в ее жизни он действительно должен изменить, но только чуть попозже, вот он встретиться с друзьями, решит свои дела и тогда… И потом Кайте знает, где он живет и может сама прийти к нему, как пришла к гномам, а значит задумываться об этом вопросе не стоит, все само собой как–нибудь утрясется.

Так они и ехали, останавливались на привалы, разговаривали о текущих делах и разных мелочах, но, ни один, ни другой не хотели или не могли поговорить о главном, ЧТО между ними, как они будут ДАЛЬШЕ жить?

До Каравача осталось полдня пути, когда на груди Одрика стал жечься медальон, оставленный ему пифией. С самой осени, как пифия дала медальон Одрику, так он его и не снимал, и, вообще, забыл о его существовании. Повесил на шею и даже не поинтересовался, зачем он нужен и его магической составляющей.

Одрик засунул руку за пазуху и сжал медальон в руке. В голове послышался смутно знакомый голос:

— Смиз Карва встречаемся завтра у последнего межевого столба хутора Болотный Камень на старой тропе, на рассвете. — Одрик на некоторое время опешил, но сообразил громко сказать.

— Это не пифия, смиз Карва умерла, в самом конце зимы, но она передала этот медальон мне. Я не понял, а что мне надо сделать?

— Жалко ее мы много лет дружили, и помогали друг другу…

— Так чего делать то надо?

Но тут Кайте стала теребить Одрика за рукав, и он выпустил медальон.

— Одрик, ты чего? Ты с кем говоришь?

— Помолчи Кайте, я по дальней связи через амулет, не мешай! — И опять зажав амулет в руке, продолжил:

— Я вспомнил, вас зовут Юммит Кнон, вы в прошлую ярмарку снимали у меня у меня пристроечку под склад. Я — Одрик.

— Да я тебя, конечно, помню.

— Так чем я могу вам помочь?

— Мне нужно чтобы ты был завтра на рассвете у последнего межевого столба хутора Болотный Камень на старой тропе, с десятком грузовых варгов с грузовыми седлами. Там на телегах не проехать…

— Я не успею, я сам только подъезжаю к Каравачу.

— А послезавтра?

— Послезавтра успею, только я не очень хорошо представляю себе, где этот хутор находится.

— Ты где находится пост у Синих топей знаешь?

— Да конечно.

— Последняя развилка на дороге перед постом, там стоит указатель. Пост будет налево, а дорога на хутор — направо. Доедешь до хутора, а там спросишь или проводника наймешь. Чтобы быть там на рассвете, тебе придется выехать с вечера. Ты точно справишься?

— Да, конечно, пифия просила вам помочь…

— Хорошо, тогда встретимся послезавтра на рассвете. И я опять сниму у тебя пристроечку, хорошо?

— Да, до встречи.

Медальон остыл, Одрик ударил лениво трусящего варга пятками и попытался ускорить его неторопливый шаг.

— Одрик, а с кем ты говорил?

— Ты его не знаешь, у меня срочные дела появились, а эта скотина не хочет идти быстрее. — Одрик опять попытался поощрить варга, но все было бесполезно. — У меня столько дел, быстрее бы доехать.

— Да тут уже чуть–чуть осталось.