Край без Короля или Могу копать, могу не копать

— Верно говоришь, Хильдейфонс, — согласился Тарвай, — пойду велю тебе еды на дорогу собрать. И провожатых.

В провожатые Фонси определили его старых знакомых — Хунрая, Андавата, Хизмая и Торизмуша — как выяснилось, лучших охотников селения. На этот раз они были не в пример дружелюбнее.

— А ты сейчас Хильдейфонс или Ветайрих? — спросил Андават, самый молодой из четверых.

— Хильдифонс, — ответил Фонси. — Я обычно Хильдифонс, а Ветерих только иногда. И вообще, зовите-ка вы меня лучше Фонси. Меня так все друзья зовут.

— Фонси так Фонси. А когда нас поколотил, тогда, ясно, был Ветайрихом, — кивнул ривор, — ясное дело, простому ривору с нами четырьмя нипочём не справиться.

— Ясное дело, — согласился Фонси, — Ветерих славный боец. Он ещё вас пожалел тогда, калечить не стал. А мог бы руки-ноги переломать.

— А ты сам, Фонси, драться умеешь? — полюбопытствовал Торизмуш.

— Если с батогом, — Фонси крутанул в воздухе рукояткой гномьего топора, — тогда да. Я в Шире на батогах второй, а брат мой первый.

— О, да у вас в Шире тоже состязаются! А в чём ещё?

— Дротики кидаем, из лука стреляем, — охотно ответил Фонси, — рюхи опять же, накинь-колечко. Норы наперегонки роем, — добавил он, рассудив, что таких соревнований здесь точно не устраивают.

— Не врут сказки-то, — засмеялся Хизмай, — так ты, Фонси, и норы рыть умеешь?

— Третий год как первое место на ярмарке в Хоббитоне, — скромно признался Фонси.

— У нас рядом с селением большая старая нора есть, в холме вырыта, — сообщил Торизмуш, — только там не живёт уже никто и не ходит туда. Хоббиты не разрешают.

— А вот если б вы с Ветайрихом подрались, кто бы победил? — Андават всё не мог успокоиться.

— А мы с Ветерихом никак подраться не можем, — объяснил Фонси, — он же сам умер давно, и тело его давно в земле истлело. Если ему подраться надо, я его в своё тело пускаю.Я не понял, а ты в это время где?

Так за разговорами Фонси и пятеро риворов добрались до каменного сыра и перешли по нему через поток. Хизмай знаком велел остальным стоять на месте, а сам осторожно ступил на тропу и осмотрелся.

— Вроде никого, — позвал он, — можно идти.

Фонси поправил за плечами мешок с припасами, проверил привязанные к нему топорик и лопату, вздохнул и решительно ударил оземь батогом.

— Ну что, прощайте, родичи, — сказал он, кланяясь четверым риворам, — я ещё вернусь, может быть.

— Орки тут прошли совсем недавно, — Хунрай вдруг наклонился к земле, — следы плохо заметны, тут земля твёрдая, но это точно орки. Пятеро или шестеро.

Торизмуш лёг на тропу и припал ухом к земле.

— Идут! — воскликнул он, вскакивая на ноги. — Идут с севера, топочут ножищами! Много!

— Значит, то разведчиков следы, — кивнул Хунрай и обернулся к Фонси. — Тебе нельзя этой дорогой идти, Фонси.

— Здесь ещё какие-то следы... — бормотал в это время Хизмай, изучая тропу, — какие-то звери с копытами, и ещё волк или большая собака. Но они дальше не идут, сворачивают на камень. И они вроде как вчерашние...Между двумя орчьими отрядами я и сам не хочу идти, — сказал Фонси.

— Опоздал! Зачем только ему понадобилось сворачивать в этот лес! Опоздал! Что теперь будет с Широм?

— Есть другая дорога, — сказал Хунрай, снимая с плеча тул с луком и стрелами и вручая Фонси. — Эта тропа обходит нашу долину по долгой дуге. Если идти через холмы, можно выйти на Хлыдную пустошь и оттуда снова попасть на тропу.

— Я помню, — закивал Фонси, принимая у ривора лук и ступая обратно на каменный сыр, — я видел в шаре. Если я пойду быстро, то обгоню разведчиков.

Они вернулись в лес и зашагали той же тропой, по какой пришли. Все пятеро молчали. Если бы Фонси шёл один, то ему захотелось бы пожаловаться на судьбу какому-нибудь молчаливому собеседнику вроде ножа или батога, спросить, почему именно от него теперь столько зависит, неужели не найдётся никого другого предупредить эльфов? Но с риворами об этом Фонси говорить не мог и поэтому сетовал на судьбу молча, и не сразу заметил, как изменилась его осанка и ускорилась походка, как стали более плавными движения.

— Андават самый быстрый из нас, — сказал Хизмай, — он побежит вперёд и покажет тебе дорогу. А мы останемся следить за входом в долину. И возьми верёвку, тебе понадобится верёвка. На Хлыдной пустоши высокие крутые склоны, по ним на тропу без верёвки не спуститься.

— Ничего, — сверкнул глазами Ветер, — в Рудауре лазили и не по таким.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

в которой снова происходят неожиданные встречи

Ветер вскарабкался по склону холма и огляделся вокруг, хотя оглядываться было бесполезно — ночь была пасмурной и тёмной, и воевода риворов не увидел ничего, кроме чёрных очертаний гор против чуть менее чёрного неба. Надо идти так, чтобы левый глаз всё время смотрел на вершину, похожую на собачье ухо, так сказал Андават, когда подвернул в сгущающихся сумерках ногу и не смог бежать вместе с Ветером.

Собачье Ухо по-прежнему виднелось впереди, и Ветер, чуть передохнув, снова пустился бежать. Бежал он не спеша — берёг силы; несмотря на приобретённые за последние полгода навыки и силы, тело Фонси было непривычно к броскам и переходам боевого отряда. Ну да ничего. Тело молодое и сильное, Ветер ещё успеет закалить и наупражнять его. Если бы только не это ощущение где-то в глубине, тянущее-зовущее на Запад, предстать, как должен каждый умерший, перед взорами Стихий в стране мёртвых.

«Не могу», — ответил зову Ветер, — «я обещал вернуть моих ребят в Шир».

Он при жизни никогда не был в этих местах, но хорошо представлял себе, где находится. В Ривенделл Ветеру не хотелось совсем — во-первых, там знали Фонси, а притвориться Фонси так хорошо, чтобы обмануть эльфа, Ветер не рассчитывал, а во-вторых, все эльфы колдуны и ближе к Стихиям, чем хоббиты, а особенно владыка Элронд: поймают и отправят на Запад. Так что пускай Ривенделл разбирается с орками да драконами сам, как хочет. А Ветера ждёт Шир. В Шире он нужен — снова грядут недобрые времена, снова с севера грозят войной захватчики, а это значит — снова нужны Ширу Андагис, Химнерит и Ветерих, Хисарна, Дикиней и Фритигерн, чтобы было кому собрать ополчение и защитить родную землю. Ветер научит сородичей всему, что должен уметь ривор. А семье Туков скажет, что на Севере пришлось повоевать, да в одной стычке стукнули его по голове и отшибли память, и ничего про родных да близких он не помнит. Зато воевать сделался горазд.

Небо над головой чуть посветлело — солнце взойдёт ещё не скоро, горы заслоняют его, но ночь уже кончалась. Ветер остановился и достал из заплечного мешка берестяной свёрток с дорожной пищей — сушёное мясо, мука, орехи и ягоды, всё растолчённое вместе и склеенное густым сладким древесным соком. Очень вкусно и очень умно придумано, в Шире такого не делали. Это, видно, уже потомки риворов выдумали, а может, узнали от матерей и бабок.

Ветер улыбнулся. Проживи он хоть ещё полгода, может быть, и его дети жили бы теперь в Риворшире.

Что произошло с отрядом ширских лучников [52] и горсткой ангмарских беженок тысячу лет назад, Ветер не знал, но верно, что-то заставило их покинуть холмистую страну, где были вырыты два смиала, и отправиться в опасное путешествие на восток. Может, чариары вернулись с большим войском, а может, мор подошёл слишком близко, но так или иначе — они пришли в уединенную долину в Туманных горах и жили там последнюю тысячу лет, пока Ветер бесплотным духом таился в пусто- градском изваянии.

Ветер дожевал дорожную еду, нашёл взглядом гору Собачье Ухо и побежал дальше. Будет ещё время порассуждать.

Рассуждать самому с собой было почти так же приятно, как дышать, бегать и драться. Бестелесные духи не могут думать — только помнить, хотеть и бояться чего-то. Для того, чтобы думать, нужна голова, другого способа нет. Ветер улыбнулся на бегу. Как славно, что Фонси разбил себе нос тогда, в Пустограде — тёплая кровь родича пробудила Ветера от тысячелетнего сна и подарила подобие жизни. И как славно, что Фонси отказался от собственной судьбы, позволив Ветеру занять своё место в его теле. Что ж, Ветер сумеет распорядиться им не хуже Фонси.