Козыри судьбы

Он стоял футах в двадцати от меня под большим окном дневного света и смотрел в мою сторону — высокий, широкоплечий мужчина с темными глазами и бородой. В левой руке он держал кисть, а в правой палитру. Одет он был в перепачканный красками фартук, который прикрывал джинсы, и клетчатую спортивную рубашку. На холсте за его спиной проступал набросок того, что когда-нибудь могло стать мадонной с младенцем. Картин вокруг вообще было великое множество, все они стояли к стене лицом или были чем-то прикрыты.

— Привет, — сказал я. — Вы и есть Виктор Мелман?

Он кивнул — не нахмурясь, не улыбнувшись, — положил палитру на стол рядом, а кисть сунул в бутыль с растворителем. Затем поднял влажную тряпку и вытер руки.

— А вы? — спросил Мелман, отбрасывая в сторону тряпку и вновь поворачиваясь ко мне лицом.

— Мерль Кори. Вы знали Джулию Барнс.

— Не отрицаю, — ответил он. — Вы использовали прошедшее время, это, видимо, означает…

— Ее больше нет. Я хочу с вами об этом поговорить.

— Хорошо, — сказал Мелман, развязывая фартук. — Тогда спустимся вниз. Здесь негде сесть.

Он повесил фартук на гвоздь у двери и вышел наружу. Я вышел за ним. Он повернулся и, прежде чем спуститься по лестнице, запер студию. Движения его были плавными, почти грациозными. Я слышал, как барабанит по крыше дождь.

Тем же самым ключом Мелман отпер темную дверь этажом ниже. Распахнув ее, он шагнул в сторону, жестом приглашая меня войти. Я вошел, пересек коридор, что вел мимо кухни, забитой пустыми бутылками, грудами посуды и картонками из-под пиццы. Едва не лопающиеся мешки с мусором подпирали буфет; пол в некоторых местах, казалось, был залит чем-то липким, а запах стоял как на фабрике специй, соседствующей со скотобойней.

Гостиная, куда я вошел, была просторной, с парой удобных на вид черных диванчиков, поставленных друг против друга; между ними пролегло поле битвы восточных ковров и разнообразных столиков, на каждом из которых стояло несколько переполненных пепельниц. В дальнем углу у стены, покрытой красным тяжелым драпом, стоял замечательный концертный рояль. Еще здесь было огромное количество низеньких книжных шкафов, заполненных оккультными принадлежностями и пачками журналов, наваленных рядом с ними, на них и на полу вплотную к нескольким легким креслам. Что-то похожее на угол пентаграммы [25] чуть выглядывало из-под самого большого ковра. Спертые запахи воскурений и «дури» тянулись по гостиной лохмотьями. Справа от меня была арка, ведущая еще в одну комнату, слева — закрытая дверь. На некоторых стенах висели картины на полурелигиозные темы — я решил, что это его работы. Что-то было в них от Шагала [26]. Картины вполне ничего.

— Присаживайтесь.

Мелман кивнул на легкое кресло. Я сел.

— Пива хотите?

— Нет, спасибо.

Он уселся на ближайший диван, сложил ладони и уставился на меня.

— Что случилось? — спросил он.

Я посмотрел на него.

— Джулия Барнс занялась оккультизмом, — сказал я. — И пришла к вам узнать об этом побольше. А этим утром она умерла при очень необычных обстоятельствах.

Левый уголок его рта слегка дернулся. Сам он продолжал сидеть как сидел.

— Да, она интересовалась такими вещами, — сказал он. — Ко мне она приходила за наставлениями — и получила от меня что хотела.

— Я хочу знать, почему она умерла.

Мелман продолжал внимательно меня изучать.

— Время ее истекло, — сказал он. — В конце концов это случается с каждым.

— Она была убита зверем, которого не существует в этом мире. Что вы об этом знаете?

— Вселенная — место гораздо более странное, чем кажется большинству из нас.

— Так вы знаете или нет?

— Я знаю вас, — сказал Мелман; впервые за все это время на лице его показалась улыбка. — Разумеется, она говорила о вас.

— Как это понимать?

— Я знаю, — ответил он, — что вы сами осведомлены в подобных вопросах. И даже более чем слегка.

— А именно?

— У Искусства есть способ в нужное время сводить вместе нужных людей, когда работа в разгаре.

— И это все, что вы обо всем этом думаете?

— Я это знаю.

— Откуда?

— Это было обещано.

— Так вы что, меня ждали?

— Да.

— Интересно. Тогда, может быть, расскажете поподробней?

— Я бы предпочел показать.

— Вы говорите, было что-то обещано. Как? И кем?

— Все это скоро станет ясно.

— А смерть Джулии?

— Скажем, и это тоже.

— И каким же образом вы рассчитываете осчастливить меня таким просветлением?

Мелман улыбнулся.

— Я просто хочу, чтобы вы кое на что взглянули, — сказал он.

— Ладно. Я готов. Покажите.

Мелман кивнул и встал.

— Это здесь, — объяснил он, поворачиваясь и направляясь к закрытой двери.

Я поднялся и пошел за ним через комнату.

Он полез за ворот рубашки и, достав оттуда цепочку, снял ее через голову. Я увидел на ней ключ. Он отпер им дверь.

— Заходите, — сказал он, распахивая ее и отступая в сторону.

Я вошел. В небольшой комнате было темно. Мелман щелкнул выключателем, и из плоского светильника над головой полился неяркий голубой свет. Теперь я мог разглядеть, что здесь было одно окно, прямо напротив меня, и оно было закрашено черным. Мебели никакой не было, не считая нескольких подушек, в беспорядке валявшихся на полу. Часть стены справа скрывалась под черным занавесом. Другие стены были пустыми.

— Я смотрю, — сказал я.

Мелман хмыкнул.

— Погодите минутку, — посоветовал он. — Есть у вас какое-нибудь представление о том, что меня в первую очередь интересует в оккультных искусствах?

— Вы — каббалист, — сказал я.

— Да, — признал он. — Как вы догадались?

— В восточных дисциплинах люди имеют склонность сбиваться в плотную кучу, — заявил я. — Но каббалисты, кажется, всегда распускают слюни.

Мелман фыркнул, потом сказал:

— Вопрос в том, что для вас действительно важно.

— Это точно.

Он пнул подушку на середину комнаты.

— Присаживайтесь, — сказал он.

— Я постою.

Мелман пожал плечами.

— Ладно, — сказал он и тихо забормотал.

Я ждал. Спустя какое-то время, все еще приглушенно бормоча, Мелман подошел к черному занавесу. Одним быстрым движением отодвинул его, и я посмотрел туда.

Мне открылась картина с каббалистическим Древом Жизни [27], представляющая десять сефир в некоторых из их келипотических аспектов. Выполнена она была замечательно, и ощущение чего-то знакомого, которое поразило меня, пока я ее разглядывал, не утихало. Это была не стандартная поделка из какого-нибудь магазина, специализирующегося на подобных вещах, а, похоже, вполне оригинальная картина. Хотя по стилю она не походила ни на одну из работ, висящих в соседней комнате. И все же она была мне знакома.

Чем больше я в нее всматривался, тем меньше у меня оставалось сомнений: я был уверен — нарисована она той же рукой, что рисовала Козыри, которые я нашел у Джулии.

Мелман в это время продолжал свои завывания.

— Ваша работа? — спросил я его.

Мелман мне не ответил. Вместо этого он подошел и показал на третью сефирот, ту, которую называют Бинах. Я посмотрел на нее. Кажется, она изображала мага перед черным алтарем и…

Нет! Я не мог в это поверить. Не может…

Я почувствовал контакт с фигурой. Это уже был не символ. Маг был реален, он вызывал меня. Вот, еще больше расплывшись, он обрел три измерения. Комната вокруг меня стала таять. Я был почти…

Там.

Это было сумеречный уголок — небольшая прогалина в корявом лесу. Отливающий кровью свет стекал на плиту, которая лежала передо мной. Маг — с лицом, скрытым капюшоном и тенью, — орудовал на камне какими-то предметами, руки его двигались слишком быстро, чтобы я мог уследить какими. Откуда-то все еще слышалось слабое песнопение.