Испытание пламенем

Там, в зеркале, гроза по-прежнему ждала Лорин.

Что за странный самообман?!

Лорин протянула руку к зеркалу и услышала, как что-то дрогнуло, когда пальцы почти коснулись стекла. Она замерла, не смея вдохнуть. Снова дождь стучал по ногам, в глаза летела водяная пыль, порывы ветра обдавали лицо потоками брызг, воздух наполнялся запахом озона и пыли, и мокрой зелени, и влажной земли.

Моя буря. Моя.

Ее ладонь замерла в миллиметре от зеркала, вибрация усилилась, и вдруг она поняла, вернее, осознала, что зеркала она боялась не зря. В детстве у нее было богатое воображение, но от беспричинных страхов Лорин не страдала. Она никогда не зажигала ночник, не просила мать проверить, не прячется ли под кроватью страшилище. Всегда прекрасно себя чувствовала в закрытых помещениях, не боялась высоты, в воде плавала, как рыба, не больше других беспокоилась, когда предстояло впервые пойти в школу, да и с этими страхами моментально справилась, как только ей довелось дать сдачи юному задире, решившему, что она будет легкой добычей. В начальной школе у нее была репутация сорванца, хорошенького сорванца, но из тех, чьи косички лучше оставить в покое. Тем не менее все свое детство она заходила в дом через заднюю дверь и предпочитала подниматься по боковой лестнице, лишь бы только не приближаться к зеркалу.

«Я ведь была неглупым ребенком», — подумала Лорин.

Она вглядывалась в темноту зеркала и вновь заметила мгновенную, очень слабую вспышку зеленоватого света. На сей раз никакой волны воспоминаний. Ни Брайана, ни голосов, ни женщины с маками. Но огонек мерцал совсем далеко, в самой глубине зеркала, и ладонь потянулась к стеклу, все ближе, ближе. Ее влекла неведомая сила, неописуемая, призрачная жажда того, что помнило тело, но отказывался признать разум. Что-то связанное с зеркалом.

Лорин прижала ладонь к стеклу, дребезжание стало еще сильнее, зеленые вспышки засверкали чаще, ближе. В темноте Зазеркалья стали возникать контуры: горизонт, деревья, одинокий дом, заколоченный и покинутый. Странно округлый, слишком высокий, слишком узкий, но Лорин откуда-то знала, что это правильно, что так и должно быть. Поверхность зеркала оказалась теплой на ощупь, теплой, как что-то живое, как пригревшийся на солнышке кот. Но какая-то часть мозга, все еще остававшаяся здесь и сейчас, понимала, что это неправильно, что стекло должно быть холодным. В холле было нетоплено, босые ноги стыли на деревянном полу, нос покраснел от холода. Стекло должно быть холодным как лед. Другая часть ее разума диктовала: «Вот сейчас следует испугаться». Но она не боялась, и сознание того, что надо бояться, а она не боится, пугало сильнее, чем происходящие с зеркалом перемены, потому что какая-то часть ее души знала о зеркале все.

Зеленый свет добрался наконец до ладони, нежно коснулся ее, растекся между пальцами, потом заструился по всему зеркалу. Поверхность его мягко, призрачно засветилась. Лорин смотрела в огонь и сквозь огонь и по другую сторону ясно, словно белым днем, видела могучий лес, засыпанный глубоким снегом, голые, переплетенные в кружево ветки, заросшую подлеском поляну с маленьким одиноким домиком. А вокруг ни единого человеческого следа. Значит, жилье давно заброшено. И вот она уже видит внутренность дома, пыльные доски полов, затянутый паутиной потолок, закрытые ставнями окна, через которые все же проникает немного света, и вот уже виден большой круглый стол и вдруг — нет, невозможно! — Лорин вспоминает, как сидела под этим столом с карандашом и писала на нижней поверхности свое имя, радуясь, что мать ничего не видит.

Моя буря. Моя.

Ее рука скользнула внутрь зеркала по самый локоть. Лорин чувствовала, как манит, притягивает ее Зазеркалье. Только один шаг — и все. Она ведь уже бывала там, давно, много лет назад. Бывала, а потом почему-то забыла. Сейчас она вернулась, почти вернулась. Этот мир принадлежал ей, принадлежал по рождению, его магия тоже принадлежала ей, потом ее кто-то украл, а сейчас возвращает — только протяни руку. Нужно сделать всего один шаг, один шаг — и все вернется!

Но Лорин нашла там еще кое-что. Она чувствовала, как ее охватывает рука Брайана, как переплетаются их пальцы. Словно они снова бредут, взявшись за руки, по лесам Северной Каролины… Лорин чувствует его, чувствует тепло Брайана, его силу, свое спокойствие оттого, что он здесь, рядом. Чувствует так ясно, как будто он жив и находится в этой комнате. Она не видит Брайана, но ощущает: он тут.

Если она сделает этот шаг, найдет ли там Брайана? Неужели он жив и здоров и просто ждет ее по другую сторону магии?

В этот момент она почти ступила за грань. Она спустилась бы и в ад — лишь бы найти Брайана, а уж через зеркало прошла бы не размышляя. Но в этот миг Лорин вдруг вспомнила другую часть своего кошмарного сна, ту часть, где она потеряла Джейка. Ее тело застыло, и зеркало потеряло значительную долю притягательной силы.

Может, она и найдет по ту сторону Брайана, а может, и нет. И скорее всего нет. Почти наверняка нет, что бы ей ни казалось. И не знает она, где находится этот домик. Не знает, как вернуться в Кэт-Крик, когда окажется в Зазеркалье, но она понимает, где бы ни находился тот, другой, дом, он — не в Кэт-Крике. Она не может оставить спящего наверху Джейка одного и уйти в этот незнакомый дом в чужом лесу.

Правая рука ее уже просунулась сквозь содрогающееся стекло, тело ныло и взывало: иди, иди — но Лорин остановилась. Совсем как в девятнадцать лет, когда сидишь на заднем сиденье «шевроле нова», уже почти раздетая, но вдруг говоришь: «Нет, подожди!» Сейчас, в воспоминаниях, та история в автомобиле кажется куда приятнее, чем была. Что ж, для того и взрослеем.

Лорин убрала руку, но зеркало продолжало мерцать зеленоватым сиянием. Ждало ее.

Ну, разумеется, подумала Лорин. Вот только откуда она знает, что так и должно быть?

Где-то в глубине ее мозга зазвучал голос отца: «Как только ты откроешь ворота, они останутся открытыми до тех пор, пока не произойдет одно из двух. Или что-то перейдет отсюда туда, или наоборот — оттуда сюда. Иначе они сломаются. Никогда, никогда не оставляй ворота открытыми».

Еще один приступ дрожи, на сей раз такой силы, что у нее застучали зубы. Лорин снова взглянула на заснеженный пейзаж, на закрытые ставни дома и подумала, что, пожалуй, не стоит идти туда босиком и в одной пижаме. Теплая одежда. Ботинки. Шапка. Перчатки. Ты уже взрослая, Лорин.

Однако если она и правда собирается вести себя как взрослая, может, ей вообще не стоит туда идти? Очевидно, самое разумное — это подняться сейчас наверх, а завтра поутру нанять кого-нибудь, чтобы это зеркало навсегда унесли из дома. Конечно, оно тяжелое, но сдвинуть все-таки можно. И, черт возьми, за старинное десятифутовое зеркало она наверняка выручит хорошие деньги.

Но быть взрослым — не значит искоренить из собственной жизни внезапно явившуюся магию. А значит это — идти на разумный риск, при случае надежно подстраховаться, обдумывать каждый шаг до того, как его сделать. Но не значит, что следует совсем избегать риска. Такое под силу только мертвецам. Ведь какая-то доля ее существа, она и сама не подозревает какая, связана с этим зеркалом, с тем, что лежит за ним. И она собирается по необходимости пройти туда. Но сначала запасется теплой одеждой, продуктами и, конечно, решит проблему с Джейком — куда его тем временем деть. Оставить с надежной няней? Взять с собой в Зазеркалье?

Насколько ей известно, существуют две школы, определяющие поведение родителей относительно детей в сложных ситуациях. Лорин имела широкие возможности выслушать аргументы обеих сторон. Ее двоюродная сестра Кэролайн и муж Кэролайн Эд были фанатами Иисуса. Фанатами настолько преданными, что решили: единственный путь послужить Ему — это поехать в самые непотребные и Богом забытые дыры в странах третьего мира, чтобы проповедовать подыхающим с голоду обитателям трущоб, что умирать с Иисусом лучше, чем без него. Отправляясь в этот круиз во славу Иисуса, они прихватили с собой детей.