Подземелье смерти (=Конан и Бог-Паук)

— Вот нарушитель, капитан, — доложил лейтенант, который привел Конана.

— Он сопротивлялся?

— Нет, мы схватили его сонным. Но я думаю, что…

— Меня не интересует, что ты думаешь. Эй, парень!

— Да? — проворчал Конан и, прищурившись, взглянул на офицера.

— Кто ты такой?

— Ниал, туранский воин.

— Ты не гирканиец, судя по акценту. Откуда ты?

— Я родился в Пограничном Королевстве, — сказал Конан. Он успел это сочинить по пути на заставу.

— Что за страна?

— На северо-западе, недалеко от Гипербореи.

— В каком полку ты служил?

— В кирасирском полку под командованием капитана Шендина в Хоарезме.

Это был реальный полк, хорошо известный Конану. Конан был рад, что послушался Кушада и оставил свой роскошный мундир у чародея; будь он сейчас с ним, его личность установили бы без труда.

— Почему ты покидаешь Туран? Задумал дезертировать?

— Нет, мне дали отпуск, чтобы я смог навестить свою больную мать. Сейчас я иду домой, а вернуться должен через три месяца. Пошлите спросить капитана Шендина, если не верите.

— Тогда почему ты пытался обойти заставу?

— Чтобы не тратить времени, отвечая на глупые вопросы, — отрубил Конан.

Капитан побагровел от ярости. Прежде чем он успел ответить, лейтенант сказал:

— Не думаю, что это сбежавший капитан Конан, хоть он и соответствует описанию. Во-первых, с ним нет госпожи Джамили. Во-вторых, он не пытается задобрить нас, как обычно это делают виновные. И наконец, капитан Конан, если верить тому, что о нем говорят, не настолько глуп, чтобы так легко позволить себя схватить.

Капитан поразмыслил и наконец сказал:

— Да, похоже, ты прав. Но его следует высечь за непочтительность и за то, что задал нам столько напрасных хлопот.

— Прости, господин, но люди так часто заблуждаются. К тому же, если он и вправду воин-отпускник, наша грубость заденет его командира и у нас будут неприятности.

Капитан вздохнул:

— Развяжите веревки. И в следующий раз, достопочтенный Ниал, постарайся обойтись без подобных штук, а не то не избежать тебе кнута. Можешь идти.

Невнятно пробормотав слова благодарности, Конан забрал у солдата свой меч и направился к дверям. Он уже отошел на несколько шагов от хижины, когда ему вдруг встретился другой лейтенант.

— Конан! — с удивлением воскликнул лейтенант. — Разве ты забыл Кхурсо, своего старого…

Конан отреагировал мгновенно. Нагнув, как бык, голову, он бросился на лейтенанта и так сильно толкнул его в грудь рукой, что тот покачнулся и рухнул на спину. Перескочив через распростертое туловище, Конан ринулся во тьму.

Имир был привязан к колышку у крайней хижины. Не имея времени вытащить меч или кинжал, Конан рывком оборвал кожаные поводья, прыгнул в седло и больно ударил коня пятками в ребра.

Воины короля как ошпаренные выскочили из хижины и бросились к конюшне седлать своих скакунов, но Конан был уже далеко — маячил во тьме крохотным пятнышком. Скрывшись за пологим гребнем, он поскакал к дороге. Задолго до того, как шар солнца всплыл над горизонтом, Конан ушел от преследователей.

В заморийском языке слово «мол» обозначает наиболее грязную, пользующуюся дурной славой часть города. В обеих заморийских твердынях — и Шадизаре, и Аренджуне — есть трущобы, и даже небольшие города могут похвастаться своим «молом». В трущобах обитает беднота. В лачугах-развалинах находят себе приют полуголодные несчастливцы, потерпевшие жизненный крах и забытые всеми; разорившиеся селяне, перебравшиеся в город в тщетной надежде найти пропитание; воры и разбойники, грабящие и богатых, и своих же соседей-бедняков. Тут же живут скупщики и хранители награбленного добра.

Вонючие извилистые улицы Шадизара вызвали у Конана воспоминания о днях, когда он был заморийским вором. Хотя за последние два года он привык к солдатской жизни, запах трущоб пробудил в нем неуемного искателя приключений, который не считается ни с какими законами. В душе Конана зашевелилась тоска по тем дням, когда у него не было хозяина и он не знал иной дисциплины, кроме говорившей порой совести и варварского представления о чести. Досадуя на дисциплинарные ограничения, Конан, в бытность свою наемником, подумывал о том, что, ведя полуголодное существование вора, он вкушал истинную свободу.

Направляясь к гостинице Эриака, Конан шагал по омерзительным переулкам, скудно освещенным факелами и лампами с пылающей нефтью, редкие полоски света перемежались с длинными провалами тьмы.

Конан шел, увязая в грязи и мусоре, отбиваясь от попрошаек и сводников. Две шайки головорезов попались ему навстречу, но он не испугался их хищных и угрожающих взглядов, и разбойники отступили: могучий рост Конана и его огромный меч поумерили их пыл. Наконец киммериец подошел к дому, на дверях которого, освещенная двумя дымящимися факелами, висела темная доска с намалеванным на ней желтым драконом. Это значило, что здесь располагается гостиница «Золотой дракон», где можно было расположиться на ночлег, а также выпить вина или пива. Протолкнувшись вовнутрь, Конан окинул залу цепким взглядом. С низкого, черного от копоти потолка свисали две медные лампы, свет от горевшей в них нефти падал на стены подвижными бликами. За столами на скамьях располагался обычный для таких заведений сброд: пара подвыпивших солдат, похвалявшихся своими любовными приключениями; трое беглых зуагиров в кафиях, которые пугливо озирались по сторонам, что выдавало в них явно не городских жителей; дурачок, без конца что-то бубнящий себе под нос. Один из посетителей был довольно недурно одет — наверное, глава местной артели воров; за соседним столом сидел астролог, углубленный в вычисления звездных путей на свитке папируса…

Конан подошел к прилавку, за которым стояла смуглая женщина средних лет.

— Тигранес здесь? — спросил у нее Конан.

— Он только что вышел, но скоро вернется. Что будешь заказывать?

— Вина. Самого обычного.

Женщина сняла крышку с бочонка, достала черпак и, наполнив сделанную из кожи кружку, подала ее Конану. Киммериец положил на прилавок монету и взглядом окинул комнату. Только одно место было свободно, за небольшим столом на двоих. Там уже сидел худощавый темнокожий заморийский юноша, бездумно созерцавший свою кружку с пивом.

Конан подошел к столу и сел. Юноша нахмурился, и киммериец спросил:

— Не возражаешь?

Замориец с неохотой покачал головой:

— Да нет, располагайся.

Конан выпил вино и, вытерев губы, спросил:

— Что нового в Шадизаре?

— Не знаю. Я только что с севера.

— В самом деле? Что же нового на севере?

Юноша недовольно хмыкнул:

— Я служил охранником храма в Йезуде, но эти вонючие жрецы уволили всех солдат-заморийцев. Теперь Феридун нанимает только чужеземцев, чтоб его разорвало. Прости, — добавил замориец, спохватившись, — я вижу, ты тоже из дальних стран. Я не хотел тебя оскорбить.

— Пустяки. А кто такой Феридун?

— Верховный Жрец бога Заца.

Конан напряг память:

— Зац — это бог-паук, покровитель Йезуда?

— Да.

— Но почему жрецы предпочитают охрану, набранную из чужеземцев?

Юноша пожал плечами:

— Они говорят, что хотят иметь воинов покруче. Но я полагаю, это всего лишь уловка в ходе бесконечных жреческих войн.

— Что-то вроде ножа в спину?

— Вот-вот. Сейчас жрецы Уруда обладают полной властью над королем, а жрецы Заца намереваются взять над ними верх.

— И жрецы Заца надеются, что чужеземцы для них будут более надежной опорой, чем воины из местного населения. Что ты сейчас собираешься предпринять?

— Буду искать новую работу. Я Азан, сын Вологаса, и пользуюсь доброй славой — хоть и не такой верзила, как ты. А ты не знаешь, где здесь нужда в наемных воинах?

Конан покачал головой:

— Я недавно прибыл в Шадизар и нахожусь в том же положении, что и ты. Говорят, туранцы вербуют наемников в Аграпуре. А вот и нужный мне человек.

Конан допил вино, поднялся и возвратился к прилавку, где лысый мужчина с толстым животом сменил смуглокожую хозяйку.