Только ввысь (СИ)

Многим я могла заглянуть в мысли, читая доступную информацию. Пробираясь же глубже к подсознанью, натыкалась на прочный барьер. Некоторые даже выталкивали меня из собственного сознания, порою хватаясь за голову или испытывая надсадную боль. Это значило, что влезла я в довольно личные воспоминания, такие и неосмысленно не должны быть вскрытыми.

Не знаю почему, но меня радовал тот факт, что те самые "искренние улыбки" разумом, оказывались закрытыми. Я изредка могла уловить лишь конкретные эмоции их настроения. Впрочем, сильные личности не ограничивались честностью с общественностью. Многие темнили, многие недоговаривали, многие скрывали, ведали все сразу, просто комуницировали с остальными, довольствуясь тем, что имели или получали в процессе, даже если то не граничило с их настоящими - искренними целями.

Те же, кто намеренно вредил - жалели о том, радовались тому, страшились, возбуждались, страдали. И пусть осознано шли они на сей шаг, пусть стремились сего, но в процессе обязательно разрушались. Аура блекла, глаза полыхающие искрами с начинанием, тускнели, встречая финал действий.

И пока жаждали большего - их личности исчезали, души истончались, ауры горели излишне серым цветом, изгоняя все остальные - что птенчик кукушки, перебирающий весь дом, за счет жизней с правом первенства по рожденью. Сиих называли лицемерами. На самом же деле, души их - безлики.

"Теорию эту понять не проблематично, но внемлить причинам, влекущим ошибки сложнее, нежели определить судьбу, шедшую тенью до самого конца.

Что еще более угнетает. Ведь человек преданный, не заслуживает рока одиночества за одни лишь пересуды"

Наблюдать за подобным, слышать все, оказывалось больнее. Беспомощность. Я столь много видела, стольким наслаждалась, переживала все новые границы: недоступные, брошенные ранее. Но посторонние, чьи ауры мерцали плачем.... Не будучи полноценным духом, испытывающим принятие разнообразному течению судеб, я испытывала чувство несправедливости. Я не злилась, не жалела их, не радовалась, не злорадствовала, не удивлялась, не переживала. Мне просто было не все равно. Не смотря на то, что учитывая желание, я ничего не могла сделать.

Назваться ли добросердечной или попросту эгоисткой? Можно совмещать эти два качества, принимая понятие о безвольности. Оказывать помощь. Не все ее стоят, не каждого спрашивают, не каждый раз известно об ее необходимости, не всегда дозволено помочь, не каждому она нужна. Не всех возможно поддержать. И черт возьми, как бы мне хотелось это сделать, кабы была возможность. Я ведь не бесполезна, нет же, не беспомощна.

Люди вокруг много говорили, разное представало моему вниманию.

События сменялись. Я начала различать обстоятельства. Понятия об уместности и нежелательности с накоплением примеров, опыта, становились отличительнее.

Иногда, я ловила себя на не свойственных мне ранее мыслях. Их построение после, пугало. Но красота, непривычность - завораживала рождающиеся личностные ценности, будто готовя меня к чему-то:

"Нет лжи прекраснее и богаче, нежели той, что скрыта в тени. Со дня и до рассвета, накрывает мир тайна. Сказки парят, легенды срываются с уст. Песни все дальше странствуют в поисках стихов, повествующих их толкованье. Музыка, чудесные арии, ноты слагаются во снах, являясь на свет с любо коим проблеском луча. Пестрый блеск свечи, нежное сияние звезд, яростный вызов прикроватной лампы, ослепляющая высь солнца, небес...

Нет прекраснее обещанья - встретится вновь. Прикосновение пера, так и манит рукопись создать. Холод клавиш зовет теплом души поделиться. Кисть - образ творить, историю молвить гаммой палитры. А вкус так и дурманит, ароматами играя, волшебно управляясь с приправой. Далеко пустится ли голос, желая постичь просторы мирские...?

Нет романтичнее взглядов на жизнь, нежели вера в мечты, в себя и силы свои. Вера в людей, вера в добро. Принятие жестоких судеб - цены возмещенной за радость. Принятие боли и чувств одинокого рока - стойкость души воспитывающие выдержки силу. Терпенье и только - урок на все жизни...

Есть лишь надежды, их крах. Есть и нужды, мечты, их скорости смен. Есть мы - горазды принять подарки бытья и играть, суля перемены. Слабость признав, страхи впустив и наслаждаясь силою света, оберегающую наш дом"

***

Облака столь выделяющиеся. Порою, они впитывали, пропускали краски миросплетенья. Ярко сверкая, купаясь в лучах солнца.

Не единожды я становилась свидетелем исчезновенья последнего человеческого дыханья. Впервые с оглядкой на прошлое, почувствовала, что могу испытать ужас. Будучи бесследно поглощенной, не успев сделать даже мелочи важной сердцу.... От многого меня отвернула тогда, та женщина.

"Я страшилась мысли, что жаль по отношению к прошлым ошибкам, отберет у меня причину надеяться, отберет смысл, наконец пришедшего осознания. Все что Глеб говорил о должном смирении - для меня предстало лишь теорией"

Души исчезали. Вмиг стиралось их сознание, натура. Все из чего они состояли, перевоплощалось в чистую силу. Энергия возвращалась к истокам.

Я чувствовала себя зажато некоторое время, неуместно. Поставал лишь один вопрос: "Зачем я здесь?". Может до встречи с Глебом? Она станет последней? Но я еще не думаю, что он покинул свой дом. Единственное, что могу знать - ему становится хуже.

***

Мир - единая вязь нитей. Ныне я зависела от здоровья тела. По какой причине с меня пока ничего не требует пространство, я не обделена барьером, без которого жизнь бы улетучилась в мгновении ока - неизвестно.

К тому моменту, я сидела на корточках на асфальте, положив подбородок на скрещенные руки, а те, уложив на колени. Это был маленький проулочек торгового базара. Райончик не столь популярен, как заметно невооруженным глазом. Тут продавалась выпечка и разные сладости: плюшки, пирожки с разнообразной начинкой и тому прочее. Поодаль от меня, работала маленькая пекарня. Она продавала в основном хлеб и круасаны с заварным кремом или вареньем. Основные расходы, покрывала за счет постоянных посетителей и ежемесячных оптовых закупок от детского приюта. Их небольшая машина с прицепом достаточно примелькалась мне. Она надсадно скрипела при погрузке каждый раз, да так, что думалось, развалиться только перышко доложи.

Человек помогающий укладывать сдобу и заодно хозяин этого металлолома, очень много говорил о детях. Особенно оживленной его речь становилась при упоминании сорванцов, покинувших стены того временного холодного пристанища.

Помещения давно не новы - пережиток старых времен. И функционировали они только благодаря пожертвованиям местных жителей, малостью властей, и чего таить.... Дети приносили малый вклад также, воруя, возможно подрабатывая, попрошайничая на улицах соседних районов. Власти сквозь пальцы наблюдали за сиим. Выше головы воришки не прыгали, проблем стоящих внимания не создавали, от того и высшей меры наказания сироты не знали.

Их родители погибли или были убиты в ходе терактов, где "взрослые" и участвовали, продав собственных детей в учебные лагеря за одно только самостоятельное участие в налетах. Секта, что с нее взять? В итоге, всех участников убили при самозащите, либо при стрельбе на поражение. Каждый продавший разум, считал за обязанное биться до конца. Детей нашли спустя пару недель, отследив грузовик с едой и промтоварами, выбирающий необычный маршрут для закупок и отъездов из города.

Кое-как, ребята смогли пережить начальные тренировки, наказания, благодаря поддержке друг друга. Более-менее их удалось реабилитировать. Но вот новый дом, как говорил тот человек, власть имущие решили выделить из малоиспользуемых корпусов, пригородного летнего лагеря. Территория располагала более чем, но вот что до содержания.... Впрочем, ситуация налаживалась уже тем, что детей также подключали к помощи по внешней подготовке остальных площадей к ежегодному приезду школьников. Благодаря чему, лагерь стал также приемлемым местом для ежелетнего отдыха родительских чад.