Искра и Пламя(СИ)

Однако вскоре я забыла о своем отвращении, потому что Ридия рассказала мне о еще более ужасной вещи. Оказывается, тот самый всадник, которого я встретила, убил дочь Асвага и его любимой жены. Нет, он сделал это не кинжалом и не ядом. Он уничтожил в ней все светлое и доброе, унижая девушку днем за днем, он растоптал ее душу, а потом вернул домой, разбитую, еле живую. Девушка не пережила позора и жалостливых взглядов за спиной. На закате она ушла из дому и, как говаривали, пригнула с утеса в бурлящую воду. Мертвое тело ее не нашли, поэтому даже похоронить ее нормально родители не могли.

Как он смеет после этого ходить по одной земле с Ридией? Как это ничтожество может обращаться к девушкам после того, что сделал?! Почему он до сих пор не сгорел в страшных муках, наказанный Создателем за свои злодеяния?!

В таком бешенстве я, наверное, никогда в своей жизни еще не была. Бессильная беспощадная ярость бушевала, словно прожигая меня изнутри. Появилось даже такое ощущение, что еще пара секунд - и я взорвусь, и все вокруг сгорит к чертям, потонет в моем неистовом гневе. Но глядя на Ридию, которая после своего рассказа казалась мне едва живой, опустошенной, я заставляла себя держаться. Во что бы то ни стало, я должна была сделать это. Все смешалось тогда: ярость, ненависть, чувство обиды, сострадание, сожаление.... страх. Это была ужасная смесь, губительная, разъедающая. К тому же я боялась навредить Ридии, Асвагу, их дому, сделать этих замечательных людей еще более нечастными. И еще боялась себя.

Эмоции, захлестнув меня с головой, погнали прочь с кухни, прочь из дома, прочь с глаз Ридии и Асвага. Помню, как я бежала куда-то, закрывая рот ладонью, и утирая с лица едкие злые слезы. Я тогда ничего не слышала и не видела, оглушенная чужим горем. Долго я бродила, бегала, стенала и проклинала Небеса за такую несправедливость, но держала в голове слова бабушки Эльзы, вот только сила все равно не желала меня слушать. Когда вдруг вспыхнула сухая трава в поле, я кое-как успела ее потушить, испортив себе обувь и подол платья. К счастью, загорелась она не сильно, и все же даже маленькая искра могла бы привести к ужасным последствиям - дождя не было уже почти неделю. Тогда я решила бродить по берегу реки, опять, хоть вид ее широких вод пробуждал во мне самые неприятные фантазии.

Со временем ярость уходила, уступая место другим чувствам, более тяжелым и мрачным. Солнце уже разукрашивало небо в теплые золотые цвета, когда я устало брела с босыми ногами вдоль кромки воды. На душе было просто отвратительно от того, что этот человек, чьего имени я желала бы никогда не знать, говорил со мной, что он хотел чего-то от меня, что он так ужасно поступил с невинной дочерью любимых мне людей... И я-то, я-то сама мало того, что ничем помочь не могла, так еще опасностей несла в себе выше крыши.

Тот день был самым ужасным в моей жизни, и стал еще хуже, когда подняв глаза от золотистого песка, я увидела вдалеке высокий такой каменный утес на излучине реки. Воображение быстро нарисовало мне падающую с его высоты фигуру, развевающееся на ветру платье, и как все это поглощают бурные воды реки. И плевать, что сейчас ее поверхность была гладкой, как зеркало, а солнце светило так нежно, тепло и мягко. Паршиво - оно и есть паршиво, и ничто не могла сейчас усмирить во мне этого чувства.

Однако же, увидев этот самый утес, я вдруг поняла, что натворила. Оставила Ридию, бросилась неясно куда, показала свою слабину и себе и ей. Как же она, наверное, перепугалась! Я должна была помочь ей, стать ее утешением, а вместо этого...Это было эгоистично, нелепо, но я ничего не могла поделать со своими эмоциями в тот момент и еще долгое время после него. Но сейчас, отбросив все, я бросилась домой, чтобы попросить прощения и хоть как-то поправить свою ошибку.

***

Я уже не плакала, немного успокоилась и теперь сидела с Ридией на кухне, слушая ее тихий и спокойный голос. Женщина рассказывала о дочери, о том, как справлялась со своим горем первое время. Асвагу она уже рассказала о случившемся, и мужчина ушел к другу заливать потревоженную старую рану фирменной настойкой соседа. Видимо, поэтому о дочери жена с ним говорить не любила.

- Иди-ка ты спать, Адочка. День был богат на переживания и события, тебе нужно хорошенько выспаться, чтобы завтра не быть похожей на нашу старую наседку, - улыбнулась Ридия через силу.

Согласно кивнув, я ушла в свою маленькую, но уютную комнату, продолжая размышлять о подлости и безнаказанности некоторых людей. Было бы здорово, если бы кто-нибудь все-таки восстановил справедливость: не должны такие 'люди' спокойно жить. Не должны.

Глава 4

Я вполне понимала, что в ближайшее время жизнь моя медом казаться не будет. Но и вообразиться себе, что все будет буквально рассыпаться и рушиться на глазах, я не могла. Однако что-то глубоко внутри подсказывало, что стоило готовиться к худшему.

Одним утром, когда я спросонья спустилась к Ридии, чтобы помочь приготовить завтрак, я застала ее в встревоженном состоянии.

- Ридия, что-то случилось? - я сама, казалось, теперь волновалась не меньше, хоть чувство было каким-то размытым.

- Ах, не знаю, милая, не знаю, - вздохнула она, тяжело опускаясь на стул. Только тогда я заметила, как странно блестят ее глаза, и нервно подрагивают руки. Но самым тревожным звонком стало то, что в котелке не варилась даже каши, никаких намеков на готовку, хотя обычно, когда я спускалась, я успевала помочь только нарезать овощей в салат.

Ридия выглядела совсем разбитой, подавленной, лицо ее, обычно свежее и румяное, сейчас выглядело бледным и серым.

- А где Асваг? Что происходит? Прошу, расскажи мне, - не унималась я. Сейчас очень хотелось обнять ее, как-то утешить, но что-то словно удерживало от этого жеста.

- Не знаю, не знаю я, золотце мое, что теперь делать-то будем. Рано утром пришли вот, сказали, мол, зверь какой дикий набежал, да скотинушку-то нашу и... - Дальше она продолжить не смогла, голос предательски дрогнул.

И в тот момент я поняла, что для меня видеть, как плачут самые близкие люди, убиваясь горем, и не знать, как помочь - самое худшее, что может произойти. Хорошо, Ридия была не из тех, кто долго тратит время на бесплодные слезы и стенания, женщина вновь взялась за приготовление еды, уборку избы и прочие хозяйственные дела. Моя помощь была ей не нужна, поэтому я вышла в деревню, поспрашивать, не случилось ли подобного горя у кого-то еще. На улицах было пустынно, но гомон был слышен с небольшой площади, где проходили ярмарки и разные празднества. Предвидя веселье и громкую музыку, я пустилась в сторону скопления людей. Сейчас мне очень хотелось развеяться.

Но радости у деревенских на лицах написано не было. Мужики кричали что-то о несправедливом повышении налогов, женщины просто причитали. К центру пробиться было невозможно, но я ясно поняла, что там стоит тот, кто собирает деньги с моих односельчан.