Час дракона

Глава IV

«Из какого же ты выполз пекла?»

О своей долгой поездке в повозке Ксальтотуна Конан ничего не помнил. Он лежал, словно мертвый, в то время как колеса стучали то по булыжникам горных дорог, то мягко шелестели по высоким травам зеленых долин, и, когда они спустились с нагорий вниз, по широкой белой дороге, что вилась меж богатых полей до самых стен столицы Немедии.

Сознание начало возвращаться к нему лишь под рассвет. Он услышал человеческие голоса и скрип тяжелых петель, рассмотрев сквозь щель в укрывавшем его плаще бородатые лица стражников и смутно видневшиеся в неясном свете какие-то высокие сводчатые ворота. Мечущийся огонь факелов, дробясь, отражался в полированных шлемах и наконечниках копий окруживших повозку гвардейцев.

— Простите, уважаемый, вы нам не скажете, как закончилось сражение? — произнес по-немедийски чей-то любопытный голос.

— Достаточно успешно, — последовал лаконичный ответ. — Король Аквилонии убит, а его армия разбита.

Раздался хор обрадованных голосов, утонувший в грохоте повозки по каменным плитам. Ксальтотун щелкнул бичом, из-под колес брызнули искры, и упряжка покатилась прочь от ворот. Но Конан успел услышать, как один из стражников удивленно пробормотал:

— От самой границы до Бельверуса всего от захода до восхода солнца! И кони не загнаны! Господи, да он просто…

Потом вновь наступила тишина, прерываемая лишь стуком копыт и колес по брусчатке темной улицы.

Услышанное запало Конану в память, но в данный момент эти слова для него ничего не значили. Он все еще оставался бездушным автоматом, способным видеть и слышать, но не способным что-либо понять. В голове его медленно кружились неясные мысли и образы, и вскоре он снова впал в глубокий транс, так и не сумев зацепиться за крошечные обрывки непослушных мыслей. Он не слышал, как кони остановились в глубоком, словно колодец, дворике, и не почувствовал, что тело его несут чьи-то сильные руки. Гулкие, ведущие вверх каменные ступени, темные коридоры, шепот, тени, тихие шаги — все проплывало мимо его сознания, далекое и ничего не значащее.

Окончательное пробуждение было резким и быстрым. Он мгновенно вспомнил все события битвы, ее окончание и осознал, где находится. Конан лежал на застеленном шелковым покрывалом топчане, скованный по рукам и ногам прочными цепями, и порвать их не было никакой возможности. Комната, где он пришел в себя, была оформлена в страшноватом мрачном духе: со стен свисали черные шелковые портьеры, тяжелые пурпурные диваны вызывали кровавые ассоциации. Не было заметно никаких признаков окон и дверей, и лишь одна большая золотая лампа, подвешенная на софите в нише, освещала все вокруг таинственным искрящимся сиянием.

В ее свете фигура, сидящая перед Конаном в серебряном, похожем на трон, кресле, казалась нереальной и фантастичной. Но черты ее лица, даже в полусвете, были видны с необычайной четкостью. Казалось, будто голову незнакомца окружает удивительное сияющее облако, подсвечивающее рельеф его бородатого облика и придающее ему последний признак внешнего мира в этой темной жутковатой комнате.

Лицо человека, имеющего классические, скульптурно красивые черты, властно притягивало к себе взгляд. Было что-то неестественное в его покое, какой-то неуловимый признак силы, более могучей, чем человеческая, признак глубочайшего знания и мудрости, и потрясающая уверенность в себе.

Неприятная дрожь ускользающего близкого предчувствия вновь наполнила душу короля Аквилонии. Он точно знал, что никогда ранее с этим человеком не встречался, но эти черты ему почему-то уже были знакомы, они напоминали что-то или кого-то. Словно он встретился с действующим лицом одного из своих ночных кошмаров.

— Кто ты? — резко спросил Конан, пытаясь, несмотря на оковы, принять сидячее положение.

— Меня зовут Ксальтотуном, — прозвучал ответ сильного мелодичного голоса.

— Где мы сейчас?

— В Бельверусе, в одной из комнат королевского дворца.

Конан не удивился. Столичный Бельверус был самым крупным городом вблизи западных границ Немедии.

— А где Тараск?

— Со своей армией.

— Но, — буркнул Конан, — если ты хочешь покончить со мной, чего же ты медлишь?

— Я не для того тебя спас от королевских лучников, чтобы иметь удовольствие убить тебя здесь, в Бельверусе, — возразил Ксальтотун.

— А что ты сделал со мной там, у шатра, тысяча чертей!?

— Просто лишил тебя сознания. Тебе этого не понять. Можешь считать это черной магией.

До этой мысли Конан уже дошел самостоятельно. Многое начинало становиться на свои места.

— Думаю, я понял, зачем ты сохранил мне жизнь, — произнес он. — Я нужен Амальрику, как пес на Валерия, чтобы тот слишком не зарывался и не мнил себя полноправным королем. Это неплохая мысль. Выходит, что за попыткой усадить Валерия на мой трон стоит сам барон Тор. Но уж его-то я знаю, — он не захочет допустить, чтобы Валерий был кем-либо иным, кроме как марионеткой, которой сейчас служит Тараск.

— Амальрик даже не знает, что ты здесь! — спокойно ответил собеседник. — Точно так же, как и Валерий. Оба они считают, что ты погиб под Валкой.

Конан прищурил глаза.

— Я чувствовал далеко идущий замысел, но был уверен, что это Амальрик… Так, значит, все они — Амальрик, Тараск и Валерий — всего лишь куклы, танцующие под твою дудку? Но кто же тогда ты сам?

— Разве это так важно? Ты просто не поверишь, если я расскажу тебе правду. Но если ты захочешь, можно вновь вернуть тебе трон Аквилонии.

Глаза Конана стали похожи на волчьи.

— А за какую цену?

— Ты будешь меня слушаться.

— Иди ты к дьяволу! — сплюнул Конан. — Я не кукла! Я мечом добыл себе корону! И не в твоей воле жонглировать троном моей страны! Королевство еще не разбито, — одна битва еще ни о чем не говорит.

— Воевать можно не только железом, — терпеливо возразил Ксальтотун. — Разве меч повалил тебя в твоем шатре перед началом сражения? Нет, — то был сын тьмы, пилигрим межзвездных пустынь. Это его веющие ледяным холодом черных бездн пальцы заморозили кровь в твоих жилах и высосали все твои силы! Пальцы до того холодные, что сожгли твое тело, словно раскаленное добела железо!

А скажи, — какая случайность заставила человека, одетого в твой панцирь, повести рыцарей в расселину между скалами? И какая случайность обрушила на них глыбы гранита?

Конан молча глядел ему в лицо, но по спине его ползли мурашки. Жизнь любого варвара была до предела насыщена мифическими магами, чернокнижниками и колдунами, и только глупец теперь мог подумать, что Ксальтотун не принадлежит к ним. В сидящем перед ним человеке чувствовалось что-то непостижимое, непонятное свидетельство сверхчеловеческого влияния на силы Времени и Пространства, веющее дыханием огромного ужаса и зла. Но гордость не позволяла ему уступить.

— Все равно обвал — случайность, — упрямо сказал он. — А ту расселину стал бы атаковать любой.

— Вовсе нет. Ты бы не пошел туда, заподозрив ловушку. Да и перед этим: ты не перешел бы реки, пока не убедился в том, что бегство противника — не обычная военная хитрость. И даже в безумии схватки твоя душа не послушалась бы гипнотического внушения, чтобы забыв про осторожность, вслепую сунуть голову в западню, как это произошло с человеком, заменившем тебя на поле брани. У него была не такая сильная воля.

— Но если все это было запланировано уже заранее, — скривился Конан, — и участь моей армии была предрешена, что же помешало «сыну тьмы» убить меня еще в шатре?

— Ты был мне нужен живым. Даже без помощи магии можно было догадаться, что Паллантид вышлет кого-то другого в твоем одеянии. Я надеялся взять тебя живым и здоровым. Ты можешь пригодиться при выполнении моих планов. В тебе есть настоящая звериная сила, которой так не хватает моим союзникам. Жаль, что ты считаешь меня своим врагом, — из тебя вышел бы неплохой вассал.

Конан даже поперхнулся, услышав эти слова, однако Ксальтотун не обратил на его ярость никакого внимания. Вместо этого он взял со столика, стоявшего неподалеку, небольшой хрустальный шар, поднес к лицу и выпустил из рук. Тот неподвижно завис прямо в воздухе, и было ясно, что это не шарлатанство — он не был подвешен каким-то хитрым способом. Он просто висел, словно помещенный на незыблемое основание. Конан с неприязнью следил за проводимыми в его присутствии магическими фокусами, но был все-таки заинтригован.