Брат-чародей (СИ)

— А?… Но нам, увы, пора идти! — чувство гнева помогло опешившей Гражене закончить задуманное, хотя и в сильно урезанном виде. Она так резко повернулась, что её юбка встала колоколом, и, гордо подняв голову, — хватит с неё оскорблений! — зашагала к выходу.

Во время всё этой недолгой сценки в Дженеве боролись между собой удивление и смех. Победило удивление. Она перевела взгляд с быстро удаляющейся спины Гражены на незнакомца и, не сдержавшись, выдохнула:

— Ничего не поняла.

Тот поднял на неё глаза — они оказались тёмными и глубокими — и Дженева почувствовала, как внутри неё что-то мягко ударило. Что-то, похожее на воспоминание о чём-то очень важном и очень забытом…

Кажется, ещё мгновение — и вот оно…

— Дорога будет лёгкой, — некстати перебил всё Кастема. В его взгляде мелькнуло сожаление.

Дженева почему-то кивнула и, не прощаясь, побежала догонять Гражену. Бежать было легко-легко и немного печально…

Гражена решительно опускалась в город. Гнев помог ей определиться с выбором: когда Дженева догнала её, она оборонила той как твердо решённый факт своё намерение ехать в Венцекамень к тётке её матери.

— И пусть она только попробует выставить меня за дверь! — сердито бормотала Гражена.

Дженева в пол-уха слушала её мысли вслух, приноравливалась к её быстрым шагам и изредка поддакивала Гражене. Решилась с чем-то — и хорошо. Давешний незнакомец по имени Кастема сейчас занимал её больше. Поэтому когда Гражена заговорила о своём упрямстве в контексте возможной схватки со старой родственницей, Дженева поддакнула сказанной им поговоркой "Да… и к чародеям в ученики набиваются" и снова ушла в свои мысли. Поэтому она не заметила, что её соседка вдруг замолчала — а потом и вовсе резко остановилась.

— Точно! — завопила Гражена. — Ну конечно же!

Пролетевшая несколько шагов по инерции Дженева затормозила и удивлённо обернулась на вопль. Гражена прямо-таки светилась от радости. Она подхватила юбки и бросилась к ничего не понимающей плясунье.

— Ты в который раз спасаешь меня! Мне страшно даже представить, что было бы со мной, если бы я не встретила тебя! Я всегда мечтала о сестре и вот нашла её. Ты спасла меня тогда, там… — её голос дрогнул невыплаканными слезами. — И сейчас помогла мне найти выход! Ты теперь самая близкая моя подруга и поедешь со мной!

После сбивчивых объяснений, во время которых Гражена больше смеялась и теребила подругу, чем что-то говорила, Дженеве всё-таки удалось разобраться в её задумке. Запутанную пряжу потянули за нужную нитку — и счастливо развязали все узлы!

Идея и правда была хороша. Своей экстравагантностью лишала смысла любые возможные слухи, касавшиеся её связи с Тэиршеном.

Ведь кто даже вспомнит о нём, когда узнает, что Гражена отправилась к чародеям проситься в ученики?

— И к чародеям в ученики набиваются, — Гражена от счастья хлопала в ладоши. — Вот это я и собираюсь делать!

Этим же она объяснит леди Олдери свою причину приезда к ней. Ведь где они занимаются со своими учениками? В самом Венцекамне, а если точнее — в Королевском университете. Всем известно, что чародеи могут взять к себе в ученичество любого — и сына богатого лорда, и нищенку — лишь бы они были отмечены благоволением богов.

— А есть ли это благоволение или его нет, это сразу не разберешь, — смеялась Гражена, — поэтому чародеи долго не принимают стучащегося к ним.

— Чтобы быть уверенными в этом! — перехватила нить рассуждения Дженева. — И пока они не дали окончательный от ворот поворот, ни одна…

— …ни одна леди Олдери не сможет даже заикнуться о том, чтобы попросить меня на выход! Кому же захочется идти против воли богов? И отец не посмеет забрать меня!

— А там уже что-нибудь придумается!

— И ты едешь со мной!

— Слушай, как всё здорово получается!

— Не то слово!

Так, со смехом перебивая друг друга, чтобы продолжить ту же самую мысль, они легко и быстро приняли решение круто поменять свою жизнь.

Как же просто это делается в шестнадцать лет!…

А дальше события завертелись с головокружительной быстротой. Так же легко они приняли план дальнейших действий и, не откладывая и не сомневаясь, принялись его осуществлять.

Первым делом новоявленные авантюристки отправились к жонглёру, чтобы договориться добраться до столицы в его компании и в его фургоне.

Весело шлёпая по грязи (в нижнем городе дождь всё-таки прошёл) и радостно перебирая каждую деталь своего плана, который нравился им всё больше и больше, они забыли об осторожности — и заметили маэстро Брутваля, только когда почти налетели на него. Толстяк немедленно схватился обеими руками за воспитанницу, словно боясь, что она тут же опять куда-нибудь денется, тряхнул её и завопил во всю свою семипудовую стать:

— Где!… Где шлялась дочь благороднейшего человека на свете?!

Непослушная дочь обернулась к подруге и спокойно произнесла:

— Иди, делай то, что мы решили. Я буду ждать тебя здесь, — и лишь потом повернулась к маэстро, одарив его самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна.

Дженева хмыкнула и побежала в сторону ярмарочной площади, благо она была уже буквально в нескольких шагах. Спугнутая дождём ярмарка доживала последние минуты; покупателей почти не было, а торчавшие ещё под навесами продавцы больше занимались сбором непроданных товаров, чем собственно торговлей. Помост для выступлений был пуст.

Плясунья нырнула в переулок, в которой должен был стоять их фургон, и с радостью разглядела не только его, но и своих товарищей. Жоани только что закончил подсчитывать урожай монет и, судя по особо кислому выражению лица, был им недоволен. Дженева нахмурилась: если и так вечно недовольный жонглёр будет дополнительно расстроен неудачей, он может заупрямиться на любое её предложение или просьбу.

— А, вот и наша гулёна вернулась. Хорошо развлекалась, пока мы все работали? — похоже, Жоани решил выместить на ней своё плохое настроение. — А может это чудо в перьях больше не хочет с нами работать?

По опыту Дженева знала, что не стоит отвечать на ядовитые намёки жонглёра — надо либо молча перетерпеть это, либо легко-легко отшутиться. Но на сей раз её губы вдруг словно зажили собственной жизнью и выпалили правду — "Да!", прежде чем она успела зажать рот ладонью.

Не ожидавший от неё такой дерзости Жоани опешил, а потом пугающе бесстрастно поинтересовался — правильно ли он понял её слова?

Дженева готова была сама себе дать оплеуху. Какая глупость! Она испортила всё своими собственными руками! Как она теперь сможет договориться с ним о поездке в Венцекамень?

Стараясь спасти хотя бы крохи от своих намерений, девушка как можно незаметнее вздохнула и заговорила, вкладывая в свой голос максимум убедительности.

— Жоани, как ты можешь думать обо мне, что я неблагодарная! Ты заменил мне отца. И всё, что я делаю, я делаю для того, чтобы ты был мною доволен, — Дженева запнулась. Говорить льстивую ложь оказалось слишком трудно, поэтому она перешла к тому, что было почти правдой. — Но мне сделали сегодня предложение, от которого я не смогла отказаться. Одна благородная дама назвала меня своей наперсницей! Настоящей наперсницей! И она уже ждёт меня.

"И попросить ли его довезти нас? Нет, пока не надо", — решила новоиспеченная наперсница.

Слово, кстати, было выбрано удачно (и хотя Гражена ни разу не назвала его, но разве её слова о том, что она считает её своей подругой и даже сестрой — разве это хуже?). Наперсничество — древняя традиция астаренов, благодаря которой простолюдин за оказанные благородному человеку важные услуги (или, иногда, в счёт будущих услуг, оговоренных заранее) мог высоко подняться по статусной лестнице. Более того — не одно нынешнее благородное семейство вело род от предка-наперсника. И не обрадоваться этому шансу могли только явные недоброжелатели того, кому он выпал.

Жоани не обрадовался. Впрочем, по несколько другой причине: в его-то возрасте и с его-то опытом было смешно верить в романтические бредни о наперсничестве. Да, когда-то такое было. Но когда, в кои-то сказочные века? А сегодня просто кто-то подшутил над его наивной подопечной.