Брат-чародей (СИ)

Место спрятаться было выбрано хорошо. Отсюда, из укрытия, Гражена слышала каждое слово весёлого разговора. И даже могла видеть севшую на её место Дженеву, когда та, заливисто смеясь, откидывалась назад. Она опять неузнаваемо изменилась: серые полы крестьянской накидки пугливо прятались за спиной, распущенные волосы мягкими тёмно-русыми волнами спадали на плечи, с которых постоянно норовило сползти вызывающее платье из жёлто-зелёных полос, а в голосе появились незнакомые нотки, резавшие Гражене слух.

Речь Тэиршена (он сам был ей отсюда не виден) изменилась не так разительно; он и с незнакомой девицей разговаривал, как тогда с ней самой — мягко, шутливо и вальяжно. Но ведь от этого же ещё больнее — слушать, как он разговаривает с другой голосом, который должен был принадлежать только тебе одной!

Этого не может быть!

Сцепив зубы, Гражена стала вслушиваться в его голос, сначала внимательно, потом немного отстранённо. В нём оказалась россыпь нового. К примеру, грубоватая снисходительность. Короткие смешки не к месту. То, как он, обращаясь к собеседнице, тянул слово «красавица». И много ещё, к чему Гражена не смогла подобрать походящих слов.

Сосредоточенное вслушивание настолько успокоило её, что мягким щелчком она вдруг увидела целиком ещё незаконченный узор беседы — и то, что раньше не заметила, и то, что ещё не было сказано: Дженева пустила в ход грубую женскую силу и осторожно подводит ловко приворожённого Тэиршена к своей цели. А вот и эта цель: плясунья, качая головой, недоверчиво ахает — неужели у такого красавца и храбреца нет подруги? (И короткий, острый взгляд в сторону Гражены).

Снисходительный смешок Тэиршена, и несколько неразборчивых слов, утонувших в скрипе стула. Гражена почувствовала, как Дженева чуть сбилась в своей роли и почему-то отдернулась назад. Зато теперь девушка из своего укрытия видела руку Тэиршена, лежавшую там, где прежде была ладонь его собеседницы.

— Ну, ну… А ты мне нравишься. В тебе есть… огонёк.

— И ты хочешь возле него погреться?

— Очень хочу, красавица. Очень… — он понизил голос. — И по твоим глазам вижу — ты тоже этого хочешь.

Словно смутившись, Дженева отвела взгляд в сторону.

— Если бы тебя сейчас слышала твоя невеста…

— Заладила. Нет у меня невесты! — в голосе Тэиршена впервые проявилось раздражение. И снова мягко и вкрадчиво. — Хотя, кто знает, может очень скоро будет? А, красавица?…

Дженева ещё ниже опустила глаза и умудрилась зардеться.

— Сегодня вечером жди меня здесь, — вставая, коротко бросил Тэиршен и, будто сообразив, что его слова прозвучали распоряжением господина своему слуге, снова вкрадчиво зашептал. — Ты ведь будешь меня ждать?

— Ждать? — Дженева обрадовано схватилась за последнее слово, — А чего нам ждать?

— Я же говорил, что тебе этого тоже очень хочется? — и короткий смешок. — Клянусь: ты не пожалеешь, что меня пришлось немного подождать. А сейчас мне надо идти. Есть один фамильный должок… который я обязательно должен вернуть. С процентами… В виде овощного рагу, — довольно хихикнул он.

Гражена до боли закусила губу, чтобы не закричать. Злость, обида, ревность, гнев стали вскипать в сердце дочери барона, не привыкшей хранить их в себе. Раньше она всегда давала им выход — криком, слезами, пощечиной — но сейчас это было невозможно! Совершенно невозможно! Лучше умереть на месте, чем выдать себя хотя бы одним звуком или движением, ибо утробное рычание рвущих её сердце зверей вдруг перекрыло новое, до сих пор почти неведомое ей чувство — стыд.

И этот стыд имел всё более и более явственный вкус и запах гнилой моркови.

А потом наступила тишина…

Долгожданная, благословенная тишина… Она принесла облегчение — но лишь на несколько коротких мгновений. Да, кошмар выяснения правды, в которую её так немилосердно ткнули, уже в прошлом — но пришедшая на смену ему мысль "что теперь будет?" вдруг оказалась ещё более злой. Она вдруг представила суровое и отстранённое лицо отца, когда тот всё узнает.

"Сон, сон, пусть это будет только сон!" — страстно взмолилась всем богам и духам Гражена, почти всем своим существом превратившись в беззвучный крик — "Хочу проснуться!!!"

И…

И ничего не произошло. Так же давил под левую лопатку гвоздь в стене, так же сильно хотелось отмыть руки, которые почему-то казались очень грязными, так же равнодушно к её горю ветер шелестел сухими листьями плюща.

Гражена открыла глаза. Прямо перед ней стояла Дженева, устало и молча вглядываясь ей в лицо. Проморгав мешающую ей видеть пленку застывших слёз, девушка приняла решение: если это и сон, то проснуться из него пока нельзя. Значит, надо жить дальше.

— Ты всё слышала? — Дженева задала вопрос, прежде чем поняла, что он был лишним.

Этот разговор для неё тоже не прошел даром: она чувствовала себя так, словно из пустого каприза искупалась в вонючем болотце. Собственные переживания мешали ей сейчас увидеть, в каком состоянии была Гражена.

— Спасибо Юльде за её уроки. Они всё-таки пригодились. Но кто бы мог подумать, что это может быть так противно? "А ты смотри не на мужчину, а на его кошелёк", — передразнила Дженева чужие слова и нервно засмеялась.

— Как он мог так со мной поступить? — вдруг тихо спросила Гражена.

Дженева внимательнее всмотрелась в её лицо и, прокашлявшись, заговорила совсем другим тоном:

— Давай, выходи. Он уже ушёл… И не бери дурного в голову. Ты же сама говорила — ваши отцы были в ссоре. Так что это всё было не тебе. "Фамильный должок" — он же сам признался…

Продолжая приговаривать что-то успокаивающее, она, приложив усилия, вытянула девушку из щели и принялась отряхивать её платье от налипшей на него пыли и паутины.

— Ой, сколько мусора! Подожди, я уберу его… И вот ещё… И ещё он был пьяный, а когда человек много выпьет, он делает много того, о чём потом жалеет.

— П-пьяный? — переспросила чуть оживившаяся Гражена. — Все эти дни — пьяный?

Дженева молча выругала себя за допущенную глупость: Гражена — не маленький ребёнок, которого можно утешить с ходу придуманной сказкой. Она впервые всерьез задумалась — а действительно, почему Тэиршен оказался способен на такое? Никакого стоящего ответа на ум не шло, но зато мелькнула одна светлая мысль.

— А иногда… иногда люди пьют вино, чтобы утопить в нём голос совести. Он пришёл сюда уже не совсем трезвый, и здесь ещё заказал большой кувшин вина. И почти в одиночку выпил его. — И добавила, надеясь, что Гражена не заметит в её словах и тени сомнения. — Я уверена, это всё придумал не он. Скорее всего — барон Эрниверн. Тэиршен, конечно, поступил бесчестно, пойдя на поводу… Но ведь барон его отец и мог ему просто приказать, а тот не посмел… Ладно, об этом тоже не будем… В общем, я хочу сказать — столько вина он выпил, потому что ему было стыдно так поступать.

— Врёшь ты всё, — отрезала Гражена и с неожиданной злостью оттолкнула Дженеву.

Плясунья только с облегчением вздохнула про себя: наконец-то она оживает — вот уже и глазки блестят, и румянец вместо мертвенной бледности. Подхватив рукой спадающий плащ, с которого свалилась застежка, она весело закрутилась в поисках зазвеневшего по деревянному полу украшения.

— И, главное, ничего страшного не произошло, — продолжала она на той же ноте, — Ты не попала в расставленную тебе ловушку. Я представляю себе их рожи, когда они поймут, что их затея не удалась.

Для большего веса своих слов она остановилась и приняла карикатурную позу оскорбленного в своих лучших чувствах мошенника, который понял, что его жертва бессовестно обманула его, не попав в ловко расставленные им сети. Она так нелепо задвигала бровями и так расстроено зашлёпала губами, что Гражена не удержалась в своём горе — и рассмеялась. И тут же её легкий смех естественно перетёк в плач — в горький плач по разбитым надеждам…

— И я даже больше тебе скажу, — каким-то наитьем Дженева поняла, по ком текут эти слёзы, и храбро набросилась и на эту беду, — если всё это задумал Эрниверн, то у вас с Тэиршеном ещё всё может наладиться. Ты же не знаешь, почему он так решил поступить… Да и вообще, как именно он собирался поступить. Может, всё у вас ещё и разъяснится, и всё на самом деле окажется не так страшно, как сейчас тебе кажется…