Манускрипт всевластия

Олень замедлил бег, споткнувшись о выбоину в земле. Он снова направлялся ко мне, точно шел на мой зов.

Мэтью сгреб его за рога, свернул ему голову — было это футов за двадцать от моего убежища. Олень повалился на спину, тяжело поводя боками и пытаясь вскочить, Мэтью упал на колени рядом.

Не борись, печально сказала я. Это конец. Двуногий убьет тебя.

Олень дернулся в последний раз и затих. Мэтью смотрел ему в глаза, как будто ждал разрешения прервать его жизнь. Все, что я разглядела потом, был черно-белый блик на шее животного.

Жизненная энергия оленя переливалась в Мэтью. В воздухе стоял железистый запах, но крови не пролилось ни капли. Выпив все, Мэтью склонил голову и остался стоять на коленях рядом со своей жертвой.

Я тронула Ракасу с места. Мэтью, застыв при моем приближении, поднял на меня светлые, сияющие глаза. Достав из-за голенища плеть, я зашвырнула ее в заросли дрока. Мэтью наблюдал за мной с интересом и за лань меня явно не принимал.

Я демонстративно сняла шлем и спешилась, повернувшись к Мэтью спиной. Я доверяла ему даже теперь, когда он не доверял сам себе. Держась за его плечо, я тоже опустилась на колени и положила шлем у оленьей головы с остановившимися глазами.

— Твоя охота мне нравится больше, чем охота Изабо. И оленям, думаю, тоже.

— Мать убивает настолько иначе, чем я? — Французский акцент Мэтью усилился, голос стал еще более гипнотическим, и пахло от него по-другому.

— Она утоляет голод, — просто ответила я, — а ты охотишься, чтобы ощутить себя живым. Вы с ним, — я показала на оленя, — пришли к согласию. Он, мне думается, отошел с миром.

Снег на моей коже леденел под пристальным взглядом Мэтью.

— Ты говорила с ним так же, как с Ракасой и Бальтазаром?

— Я ни во что не вмешивалась, если ты об этом, — торопливо сказала я. — Ты убил его без моей помощи. — Может быть, для вампиров это имеет значение.

— Я не подсчитываю очки. — Он вздрогнул и поднялся на ноги — такие вот движения и выдавали, что он вампир. — Вставай, — распорядился он, подав мне руку. — Земля холодная.

Я встала, думая, что же будет с оленьей тушей — тут понадобится некая комбинация Жоржа и Марты. Ракаса преспокойно паслась рядом с убитым оленем, и я вдруг ощутила, что зверски проголодалась.

Ракаса, мысленно позвала я. Она подошла, и я нерешительно спросила:

— Можно я поем?

Мэтью насмешливо скривил губы.

— Сделай милость. Учитывая то, что ты только что видела, я прямо-таки жажду посмотреть, как ты жуешь сандвич.

— Не вижу разницы. — Я расстегнула сумку, благодаря в мыслях Марту, приславшую мне сандвичи с сыром. Поела, отряхнула руки от крошек.

— Ты не против? — спросил вдруг Мэтью, следивший за мной как ястреб.

— Против чего? — Я ведь уже сказала, что олень у меня возражений не вызывает.

— Бланки и Люка. Это ничего, что у меня когда-то были жена и ребенок?

Природу моей ревности к Бланке он вряд ли бы понял. Собравшись с мыслями, я нашла понятный и в то же время правдивый ответ:

— Я совсем не против того, что раньше ты любил других женщин, живых или мертвых — лишь бы в эту минуту ты не любил никого, кроме меня.

— Только в эту минуту? — Его бровь выгнулась в знак вопроса.

— Остальное не важно. — Все это было, по-моему, очень просто. — У каждого, кто прожил такую долгую жизнь, есть какое-то прошлое, Мэтью. Ты не был монахом и, конечно же, порой грустишь о тех, кого потерял. Разве могли они не любить тебя так же сильно, как люблю я?

Мэтью прижал меня к себе. Я подчинилась охотно, радуясь, что охота закончилась благополучно и что он подобрел. Гнев еще тлел в нем — я видела это по его лицу и напряженным плечам, — но больше не грозил захлестнуть нас. Он привычным жестом запрокинул мой подбородок.

— А если я тебя поцелую? — Он на миг отвел взгляд, задавая этот вопрос.

— Целуй. — Я привстала на цыпочки. Он все еще медлил, и я обхватила его за шею. — Целуй же, не будь идиотом.

И он поцеловал — быстро, но крепко. Кровь еще оставалась у него на губах, но это не вызвало у меня ни страха, ни отвращения. Мэтью как Мэтью.

— Ты знаешь, что у нас с тобой не будет детей. — Мы стояли все так же, лицом к лицу. — Вампир не может быть отцом в традиционном смысле этого слова. Что ты на это скажешь?

— Ребенка можно завести разными способами. — Раньше я, по правде сказать, о детях вообще не думала. — Ты принадлежишь Изабо не меньше, чем Люк принадлежал вам с Бланкой. Да и сирот в мире полным-полно. — Я хорошо помнила, как Сара и Эм мне сказали, что мои родители ушли навсегда. — Можем усыновить хоть целый приют, если нам так захочется.

— Я давно уже не создавал новых вампиров. Наверно, у меня бы еще получилось, но тебе ведь не нужна большая семья?

— К моей семье и так уже прибавились ты, Изабо и Марта — больше как будто не требуется.

— Добавь сюда еще одного.

— Кого это? — удивилась я.

— Вампирская генеалогия гораздо сложнее генеалогии чародеев, — сухо заметил он. — Наша кровь течет не по двум, а по трем линиям, но этого члена нашей семьи ты знаешь.

— Маркус? — Мне живо вспомнился молодой американский вампир в кедах «Конверс».

Мэтью кивнул.

— Он сам расскажет тебе свою биографию. Я не такой нечестивец, как моя мать, хотя и влюбился в ведьму. Я его создал больше двухсот лет назад и горжусь тем, как он распорядился дарованной ему жизнью.

— Однако ты не хотел, чтобы он брал у меня кровь на анализ, — нахмурилась я. — Почему ты ему не веришь, раз он твой сын? — Родители, как-никак, обязаны доверять своим детям.

— Он создан из моей крови, милая. — В терпеливом тоне Мэтью слышались и собственнические нотки. — А вдруг он захотел бы тебя так же, как хочу я? Ты ведь помнишь, как мощно на нас действует теплая кровь. Ему я, возможно, доверяю все-таки больше, чем незнакомцу, но мне всегда неспокойно, когда с тобой рядом оказывается другой вампир.

— Даже Марта? — вырвалось у меня. Уж ей-то я доверяла на сто процентов.

— Даже Марта, — твердо ответил он. — Ты, правда, не в ее вкусе — она предпочитает более основательную добычу.

— Марта или Изабо не должны тебя беспокоить, — не менее твердо сказала я.

— Ты поосторожнее с матерью, — предупредил Мэтью. — Отец учил меня никогда не поворачиваться к ней спиной и был прав. Ее всегда влекло к ведьмам — может быть, потому, что она им завидовала. В нужном настроении и при нужных обстоятельствах… — Он покачал головой.

— Не говоря уж о том, что случилось с Филиппом.

Мэтью замер.

— У меня открылось второе зрение. Я видела вас с Изабо — она говорила, что твой отец попал в руки чародеев. Однако она приняла меня в своем доме, хотя имеет все основания не доверять мне. Конгрегация, вот кого нам следует опасаться, — но и эта опасность минует, если ты меня обратишь.

— У меня с матерью будет долгий разговор, — потемнел Мэтью. — Относительно того, о чем следовало бы помолчать.

— Ты не можешь закрыть от меня мир вампиров — свой мир. Не забывай, что я уже существую в нем и должна знать его законы. — Ярость, пробежав от плеч к пальцам, зажгла их синим огнем. — Ты тут не один такой страшный, знаешь? — Я помахала руками перед изумленным вампиром. — Поэтому перестань геройствовать и позволь мне разделить с тобой твою жизнь. Я хочу жить не с сэром Ланселотом, а с тобой, Мэтью Клермонтом. Подразумевая твои острые зубы, жуткую маменьку, пробирки с кровью, анализы ДНК, начальнические замашки и офигительное чутье.

Когда я выпалила все это, пальцы погасли. Электричество отступило в район локтей и выжидало там на случай, если снова понадобится.

— Если я подойду ближе, ты опять включишься? — деловым тоном осведомился Мэтью.

— Думаю, пока нет.

— Думаешь? — Его бровь снова взлетела вверх.

— Я полностью себя контролирую, — заверила я, с сожалением вспомнив о прожженном ковре, и Мэтью меня тут же обнял.

— Уф, — закряхтела я, когда мои локти вдавились в ребра.