Хранители времени

Жуткое утробное рычание стихло, волк недоверчиво приподнял мохнатое ухо.

— Это ясно?! — яростно повторила я.

— Да, — огрызнулся вампир.

— Пррредельно, — обиженно рыкнул волк.

Я слезла с его спины, примирительно потрепав по холке.

— Тогда перекидывайся и попробуй спасти хоть что-нибудь из еды. Зима, отомри и помоги ему. Это не пожелание.

И, бесконечно довольная собой, я пошлёпала заканчивать упражнения.

— Что бы она понимала, девчонка… — морщась, Зима закатал разодранный рукав. Рваные раны от волчьих клыков медленно закрывались.

— Без году неделя ведьмачка, а туда же! — очеловечившийся Идио потрогал подбитый глаз и обиженно шмыгнул носом. Недоуменно чихнул, принюхался снова… Мечтательное выражение его мордахи меня мгновенно насторожило.

— Имейте в виду, мальчиши, — ласково пропыхтела я из стойки на руках, — если у одного из вас возникнут хоть какие-нибудь проблемы со здоровьем, у другого немедленно возникнут точно такие же проблемы. Честное и благородное слово.

Мне послышался негромкий, но очень ехидный смешок. За кустом орешника наметилось какое-то движение. А затем я отчетливо ощутила на себе чей-то взгляд.

Звезда не шелохнулась. Даже не вздрогнула.

— А если… — вежливо начал Зима. Я выпрямилась, с хрустом потянувшись.

— Если тебя по башке стукнуть, ты на какую ногу охромеешь?

— А вот… — присоединился Идио.

— Зубы будешь по всему периметру собирать. Сломанными руками.

— Он теперь сознательно крыс нажрётся, свалится с отравлением, а обвинят, разумеется, вампира, — пробормотал Зима, обтирая о траву яблоко.

— Крыс не ем, — свирепо отрезал Идио, собирая разбросанные по траве огурцы, — даже ради вас. Джен, он же нарочно нанюхается черёмухи, свалится с этим… нафи… афи… ("Анафилактическим шоком", — машинально подсказала я), а виноватым выйдет, конечно, семург!

— Значит, придётся вам заботиться друг о друге, представители разумных рас. Очень-очень внимательно.

— Я? Чтобы я заботился о наглом, бесстыжем кровопийце? — возмутился Идио.

— Я? Чтобы я заботился о паршивом, безмозглом пожирателе падали? — возмутился Зима.

— Так нечестно! — хором заявили они и ненавидяще уставились друг на друга.

— Что ты знаешь о чести, бледная рожа?

— Побольше, чем ты о честности, лохматая башка!

— Ты!..

— Сам ты!..

Нелюди бранились, птицы беззаботно щебетали, лазурка пряно пахла, в высокой густо-зелёной траве шуршали ёжики.

Саша:

Я открыл один глаз и увидел ёжика. Зверёк топтался рядом со мной, морща влажный нос и к чему-то принюхиваясь. Черные, похожие на маслины глазки с любопытством поблескивали. Я открыл второй глаз и увидел другого ёжика. Тот возился у трухлявого пенька, деловито выковыривая из его корней червяков и личинок. Рядом с ним в траве шевелилось ещё не меньше двадцати колючих зверьков — от маленьких клубочков, размером с детский кулачок, до здоровых матёрых ежар. Они шустро топотали, выискивая, чем поживиться, и тихо фыркали о чём-то своём, ежовом. Тот, что стоял ближе других, забавно сощурился, и если бы я не знал твёрдо, что ежи не умеют улыбаться, то сказал бы, что на серой морде появилась самая настоящая ухмылка.

Я в ужасе закрыл глаза, и благословенная тьма окутала меня.

— Почто ж ты оченьки лазурны затворяешь, мил-человек? — удивленно спросил скрипучий голосок. — Негоже! С утречком тебя, с добрым! Подымайся, чародеюшка!

Тело моментально реализовало обычную программу: перекат, упор на колено, универсальный щит с левой руки, фай "в подвеске", только пальцами щёлкнуть. На последнем шаге глаза открылись — а вместе с ними и рот: у края поляны, рядом с кустом орешника, стояло забавное существо, низенькое, коренастое, с длинной зеленоватой бородой, словно поросшей мхом, и тёмной, сморщенной, как дубовая кора, кожей. Оно хмыкнуло и неторопливо посеменило к нам. Притулившееся на голове птичье гнездо с пятью яйцами хозяина головы ничуть не смущало.

Ни одной из классификаций лесной нежити и жити существо не определялось, но был ещё и народный фольклор. А русские сказки Януся любит не меньше, чем я творчество сэра Уильяма.

— Здравствуйте, дедушка! — просияла она.

— Не может быть… — охнул Идио.

— Вот ле… ведьмак! прости, Яна, — выдавил вампир, осеняя себя двойным кругом.

— Есть многое на свете, брат Гораций, что нашей философии не снилось, — прошептал я. И перекрестился.

— Здравствуй, здравствуй, девица красная, — закивал лесовик (а это был именно он) и топнул ногой. Рядом с ним из земли в тот же миг вылез большой белый гриб, и лесной дед с комфортом умостился на шляпке. — И ты, здравствуй, волчишка серый, мальчонка смелый, — он махнул рукой Идио, — и тебе поздорову, светлый-ясный, друг опасный, — заговорщически подмигнул Зиме. — Частенько в наших краях бываишь, а поминають тя и того чаще… Куда ж вы, милые, путь держите?

— Так на север, дедушка! — бойко ответила сестрёнка. Ёжики расступились, освобождая ей место, и она с величием Елизаветы Тюдор села на траву напротив деда. Я устроился рядом. — Шли бы быстрее, да вот навязались нам на шею две беды…

Младшая «беда», воровато оглянувшись на лесного деда, отпихнула в сторону бойкого ёжика, который уже вовсю примерялся к лежавшему в траве помятому яблоку.

— То-то, шта две, — согласился лесовик и поболтал в воздухе коротенькими ножками. — Попутчики у вас ладные, да усё бесей не натешат. Ежели друг дружку не поубивают, будет вам и белка, будет и свисток, но покеда… Идти вам вовсе недалече, верст с полсотни напрямки… да токмо кады герои напрямки-то хаживали? Э?

Зима в полной прострации сел на траву, едва не раздавив крохотного ежонка.

— Я вот тож иду себе по служебной, сталбыть, надобе, — продолжал старичок, без суеты поправляя съехавшее набок гнездо, — да чую: средь берёзок благоуханье разливаицца! Прям-таки дух захватыват, разрази мя Перун с Тором одесную! Откеля сие, думаю? Лунь-травка у нас сколь лет уж не растет, не цвятет… Подступаю, сталбыть… а на поляне — ёлки-палки, лес густой, ехал парень холостой! Рёвы с криками! Стуки деревянны, ровно смертным боем кого бьют! Как не глянуть? Разведать, а то и разнять, дерутси ежели… А оно вона шта вышло. Не побоище, а вовсе — учёбище! Учит мил-челове… — лесовик запнулся. Вампир трёхсот двадцати девяти лет от роду на человека не очень походил. — Добрый, значит, молодец, — с этим можно было поспорить, — красу девицу, — а с этим — не нужно, — уму-разуму да науке воинской… Доброе дело, доброе. А то куда ж оно гоже: вядьмарка, а токмо и могёт, шта очами посверкать?

— Не только… — пробормотал я, вспоминая "утреннюю гимнастику".

— Она очень даже уже! — подхватил Идио.

— Есть с чем работать, — Зима покосился на Яну: оценила ли она его изысканный комплимент?

Не оценила.

— С чего вы взяли, что я ведьмачка? — мило улыбаясь, спросила она лесовика.

— Я не брал, то мне поведали, — поковырялся в ухе старичок, — пташки залётные, белокрылые, и другие, аки уголья, черные… звери прыскучие, а ще хозяева ихние, зо-оркие! — он многозначительно подвигал бровями. — Они и пярядать кой-чево наказали…

Борода лесовика зашевелилась, и средь её зарослей мелькнул серый хвостик.

— Передать? И что же? — встрял я, мигом опознав загадочного «хозяина».

— То, шта в сельцо людячье, кое верстах в трех-десяти отсель стоит, вам не нать, — с нажимом изрёк лесовик. — Ждут вас там, не дождутси, штоб встренуть, как водитси, по одёжке, да проводить с усим береженьем, токмо не туды, куды вам надобно. Но! — он со значением нацелил в небо узловатый палец. — На полночь-закат пошагаите, к камню Чёрному приидете, от него — тропкой неприметной в городок, шта посередь леска мажеского стоить, Изморами прозывается. Там и погостюете денька два-пять, пошуршите по-свойски, по-Хранительски, покель старуха не утишитси…

Чем же мы так разозлили Моргану (кроме как фактом своего существования), что пришлось посылать лесовичка с депешей?! Я недоумевал. Ну, вампира спасли, мертвяка упокоили… и всё.