Вооружен и очень удачлив. Трилогия

По проходу важно шествовала моя кошка с выводком котят, идущих как гусята — друг за другом.

Третий хихикнул и хлопнул себя по лбу.

— Так это ты развесил объявления в гараже!

— Какие объявления?

— «Отдам в добрые руки отпрысков Шивы. Приучены к туалету».

— Я, — обреченно подтвердил я.

— Но они же сдохнут у нас! — тут же забеспокоился толстяк. — Ни земного света, ни воздуха, ни…

Я только улыбнулся. Животному, которое сумело выжить в доме Чайхана и не погибнуть от рук затейника Коралла, ничего не страшно. Даже ад.

— Не вопи, напарник. Кошки — самые живучие существа во Вселенной. После чертей, конечно.

— И ангелов, — добавила Вторая, сморкаясь в зеленый платочек полевого образца с изящной вышивкой 476/675-2.— Ну так что, вы собираетесь переодеваться, ребята? А то к началу опоздаем. Вы, кстати, кем на карнавале будете?

— Пятый у нас любитель натурального шелка, — мстительно захихикал Третий. — Гроза тутовых шелкопрядов. Небось, нацепит очередной комплект из десяти предметов с переливом.

Напарница прыснула в ладошку. Кажется, вспомнила про злосчастные трусы-стринги.

— А мой постоянный напарник вообще не затрудняется с костюмом, — добродушно сообщил я. — Обычно он идет в натуральном виде, но неизменно получает первый приз за костюм куска сала в форме полевого работника. Причем приз немедленно меняет на колбасу.

Пусть знает, что я не собираюсь сдавать завоеванные позиции. Даже другу.

Третий обиженно надулся, а Вторая громко захохотала и повернулась ко мне:

— Ты действительно наденешь шелковый костюм?

— Не знаю еще, — с показным равнодушием протянул я. — Есть тут одна мыслишка…

Ага, так я вам и сказал, как же.

Если сумею придумать, как без ущерба для здоровья натянуть на себя трофей, тайно привезенный вчера в курьерском контейнере (замороженное тело Пушка, призрака Призрака Черной Башни), то, считай, победа у меня в кармане.

Верняк.

Джинн из подземки

…Карантинная камера — одно из самых жутких мест преисподней. Лица утилизаторов огрубели и растрескались, а глаза слезятся от постоянного, почти нестерпимого жара. Глубина утилизационной печи такова, что брошенный предмет издает прощальное «бум» не ранее, чем сосчитаешь до шестидесяти шести, хотя чаще всего сгорает молча, не успев добраться до дна. Огонь ненасытен, он тянет кверху свои жаркие руки, требуя пищи, и раздраженно трещит, получив слишком мало.

Впрочем, для него всегда находится, чем поживиться, мусора в аду хватает. К тому же специфика работы носителей Отрицательной сущности (в просторечии — чертей) такова, что нет-нет да и принесешь с задания какую-нибудь незапланированную штуку, категорически запрещенную на территории Организации. То святая вода одежду закапает, то не в меру ретивый клиент ухитрится на прощание опустить в карман полевой формы записочку-напоминание со своим заказом, совершенно не заметив, что использовал в качестве бумаги церковный бланк «За здравие»… Что делать, приходится трудиться в сверхсложных условиях!

Кроме сжигания мусора карантинная камера прекрасно приспособлена для уничтожения материальных объектов, принадлежащих Организации, по указанию вышестоящего начальства. Вот как сегодня.

…«Глаз» № 1680! Приговор административного Совета: на переплавку! Следующий!..

Черные языки пламени весело заплясали в жаркой глубине, пожирая жесткий крылатый корпус «глаза» и разноцветные микросхемы. Последняя искра, взлетевшая к закопченному потолку, возвестила о кончине невидимого смертным электронного прибора, верой и правдой транслирующего в эфир все, попадающее в поле его зрения. Объективно и бескомпромиссно, без выходных и праздников, без купюр и комментариев. За что и поплатился.

Мы с толстяком черти опытные: я проживаю уже четвертую по счету жизнь, он — пятую. Оттого не шелохнулись, хотя затянувшаяся процедура нам уже успела порядком надоесть. Наша напарница, более молодая и чувствительная, устало склонила рожки и прикусила завитой кончик хвоста:

— Товарищ куратор… может, остальных не надо, а?

— Надо, Вторая, надо, — твердо ответил микрофон голосом курирующего администратора. — Они стали свидетелями дела особой секретности. А со свидетелями что делают? То-то и оно. Крепись, детка, немного осталось…

Очередной приговоренный, извлеченный из мешка, забился в когтистых ухватах утилизатора. Но на равнодушного, затянутого в несгораемый комбинезон палача пантомима не произвела никакого впечатления. «Глаз» был аккуратно водружен на край печи в ожидании своей трагической участи.

Все согласно инструкции. Чтоб ее…

Круглый зрачок-камера уставился на меня с немым укором и осветился изнутри. Вся прошедшая жизнь электронного наблюдателя побежала перед его мысленным взором, стремительно отображаясь в расширенном зрачке. По крайней мере, самые запомнившиеся моменты. А ну-ка, посмотрим…

Вот заросший шерстью мускулистый древний человек гонится за самкой и, споткнувшись, падает в яму-ловушку, расставленную лично, но не на себя любимого, а на вислозубого тигра. Очевидно, именно тогда и родилась поговорка «не рой яму другому». Предсмертная мудрость, ха-ха. Самка же от изумления теряет дар речи и в таком потрясенном виде достается какому-то дохлому на вид пареньку, сподобившемуся вовремя выскочить из кустов. Естественный отбор во всей красе.

Вот некое совершенно незнакомое мне широколобое бородатое создание в черном плаще азартно машет руками, что-то декламирует нараспев и заполучает на свою голову ливень, снег и солнечный удар одновременно. Все понятно, это и есть один из знаменитых древних первомагов Каперии. Перестарался, бывает.

А вот вообще умора: напыщенный хлыщ в бархатном кафтане подхватывает очаровательную девицу под локоток и, поигрывая завитыми усиками, заводит разговор о погоде. Да так ловко, что через секунду девица лишается почти всей одежды, орет благим матом и старается отбиться, но упорный малый, как ни в чем не бывало, продолжает показывать, откуда именно и куда движется грозовой фронт.

М-да, подборка воспоминаний впечатляет. Бедный, бедный приговоренный «глаз»! Не любоваться тебе больше пикантными сценками…

Виском я почувствовал тяжелый взгляд сотрудника карантинной камеры и резко обернулся. Оказывается, утилизатор оторвался от занимательного зрелища и потрясенно тычет в меня когтем:

— Это же ты! Там, на диване с девкой! Думал, прикроешь морду, и никто не узнает? Точно ты!

Наклонившись к самому зрачку, с ужасом убеждаюсь в его правоте. Я. Точнее, мой морок-дубликат, волею судьбы оказавшийся затейником по части совмещения куртуазного разговора о тучках и грубого животного секса.

Вот именно в этот момент жалость к «глазу» куда-то испарилась. Я легонько подтолкнул электронного предателя пальчиком в гудящее пламя, чтобы не мучился излишними подробностями, и, деловито отряхнув руки, тихонько шепнул в микрофон:

— Товарищ куратор!..

— Слушаю тебя, товарищ полевой работник инвентарный номер 437/138-5!

— Утилизатор узнал меня в зрачке «глаза»! Что делать?

Длинный расслабленный зевок вылетел из наушника.

— Да ничего, — равнодушно сообщил куратор. — Не напрягайся, Пятый. Как закончите, ему сотрут память, и все дела. Думаешь, первый раз подсматривает? У них в карантине своих радостей мало, так что весь штат поголовно слаб на чужую «клубничку». Надеюсь, как особь, пасущаяся на свободе, ты отнесешься с пониманием.

Услышав краем оттопыренного ушка, что я разговариваю, Вторая тут же обиженно хлестнула меня кончиком хвоста по рогу.

— Вы о чем там шепчетесь?

— Обсуждаем дальнейшую судьбу всех причастных к сверхсекретной операции, — сухо ответил я. — Кого в расход, кого оставить.