Семь горных воронов

— Закрой свой рот, чтобы дерьмо не валилось, — посоветовала Лорелея и снова приложилась к кубку.

— Вот что ты за человек? — рассмеялся тот. — Хочу с тобой по-хорошему поболтать, а ты меня разорвать готова.

— Нечего лезть, когда тебя не просят!

Лорелея отвернулась от него, вылила остатки вина в кубок и допила, не отрываясь.

— Теперь ты наконец уберешься отсюда, — обрадовался Дикий. — Тебе спать давно пора.

— Не твоя забота, во сколько мне ложиться спать! — заплетающимся языком ответила Лорелея. — Хочу — и буду тут хоть до утра вино пить.

— А что ты, кстати, пьешь? — Дикий наклонился к ее кубку и втянул ноздрями воздух. — Фу, кислятина. Даже вино толком выбрать не годишься.

— Может, мне такое нравится! — не сдавалась Лорелея, в душе понимая, что ей действительно надо бежать к себе. Но какое-то непонятное упрямство заставляло сидеть и препираться с этим несносным Вороном дальше.

Дикий поднялся.

— Не завидую я Бресу. Можно представить, что он от тебя вытерпел, пока ты стояла за его плечом. С этакой супротивной бабой и рехнуться недолго.

Дикий забрал ее кувшин и ушел в проход между огромных бочек. Лорелея услышала, как из бочки с громким звуком вылетела пробка. Забулькала жидкость.

— Вот. — Дикий поставил перед ней полный кувшин. — Попробуй что получше, а не ту кислятину, которой свиней опаивают.

Лорелея пожала плечами и с независимым видом налила себе вина. Глотнула. Глаза ее широко распахнулись: как будто на ее языке одновременно встретились солнечный свет, цветочный мед и тихий огонь. В голове прояснилось, а темный закуток преобразился.

— Вот! — рассмеялся Дикий, глядя на ее лицо. — Ну что? Кто был прав?

— Действительно неплохо, — отмахнулась Лорелея, не желая сдаваться. — Но пила я и получше.

— Может быть, — согласился Дикий. — Но мы говорим о том, что здесь и сейчас. И это — отличное вино.

После чего он надолго приник к своему кувшину. Лорелея потягивала свое вино, невольно рассматривая широкие плечи и буйную гриву жестких черных волос. Она чувствовала его запах — пот и мускус. Дикий тревожил ее женское начало, смущал и притягивал против воли. Она злилась на него, и в то же время ей хотелось его внимания. Вино пробудило в ней желание, и Лорелея вспомнила, что уже очень давно не ложилась с мужчиной.

— От этих зимних вечеров впору волком выть. — Дикий посмотрел на нее, отставляя пустой кувшин. — Черная ночь так и заглядывает в душу. Ветер воет, а горы спят. Кажется, что все кончилось и солнце никогда не вернется из-за хребтов. Тоска сердце сосет, а в голову мысли лезут.

— Да, — поежилась Лорелея. — Иногда мне кажется, особенно по ночам, что смерть уже стоит на пороге.

— Зимними вечерами не стоит сидеть одной, — сказал Дикий. — Тебе надо приходить к огню, слушать сказки вместе с остальными, говорить с людьми.

— Я не знаю, о чем с ними говорить. Я привыкла быть одна.

— О, это хорошая привычка, — ухмыльнулся Дикий, подливая ей вина. — Горы — лучшее место для одиночества. Если ты, конечно, можешь его выдержать.

— Здесь оно другое, — пробормотала Лорелея. — Здесь оно давит и мучает. Да еще эти сквозняки, от которых я все время мерзну.

— Тем более. Зря ты сидишь в погребе, — покачал головой Дикий. — Давай-ка я помогу отнести это вино в твою спальню.

— Я и сама могу его отнести.

Лорелея подняла на него гордые, но совершенно пьяные глаза.

— Можешь, но я, как хозяин дома, обязан о тебе побеспокоиться, — пресек ее возражения Дикий.

Лолерея вдруг почувствовала, что ей все равно. В груди растекалось тепло, в голове шумело. Хотелось еще вина, а кроме того, смеяться и болтать. Она засмеялась и встала. Дикий подставил ей плечо, взял кувшин, и они поднялись по лестнице. Наверху было гораздо теплее, и Лорелею окутала сонливость. Она чувствовала горячее мужское тело, вдыхала запах Дикого и слушала его хрипловатый голос, который говорил приятные слова.

— Куда мы идем? — спросила она.

— В твоей комнате камин давно погас, посидишь пока у меня, а я пошлю слуг позаботиться о твоей спальне, — объяснил Дикий, и Лорелее его ответ показался очень правильным и умным.

— Почему мы лезем вверх? — спросила она недовольно. Казалось, ступеньки никогда не кончатся.

— Я живу в Восточной башне, чтобы видеть восход солнца по утрам, — объяснил Дикий.

— Оно не восходит уже вторую неделю, — засмеялась Лорелея.

— Чем дольше ожидание, тем слаще результат, — прошептал ей в ухо Дикий, и рука его, поддерживающая ее за талию, обвилась вокруг сильнее.

От этого шепота и прикосновения жесткой руки по телу Лорелеи прошла дрожь. Она говорила себе, что надо уходить, но тело просило еще и еще этих прикосновений.

Дикий усадил ее в большое кресло, налил вина в кубок и подбросил дров в огонь. Лорелея выпила и поняла, что ей все равно, что случится. Ночь, зима, одиночество, холод. Тело и душа ее так устали, что хотели только одного: тепла.

— Не засыпай, — прошептал ей в ухо хриплый голос, а потом жадные губы прижались к ее рту.

Лорелея ответила на поцелуй, закрыв глаза и чувствуя, что это все приятный сон. В котором ее ласкают нетерпеливые руки, а внутри все горит огнем желания.

Она не проснулась даже тогда, когда вскрикнула, почувствовав в себе мужчину. Все ее тело охватила истома, и Лорелея раскинулась на постели, наслаждаясь теплом и страстью.

Солнце печет с неба так, что на отполированные щиты охраны больно смотреть. Лорелея скользит по песку, стараясь удержаться спиной к солнцу. Конечно, она умеет драться вслепую, но слепота не то, что ей сейчас нужно. Слишком много поставлено на кон.

Она воспринимает толпу зрителей лишь краем сознания: темная гудящая масса, но там, среди них, есть один человек, при мысли о котором ее сердце начинает неровно колотиться. Дун Диар, богатый купец, который пришел на Арену Роз, чтобы выбрать себе телохранителя. Всего одну, лучшую среди всех.

Ирли атакует. Ее черные блестящие глаза горят от возбуждения, контрастируя с белой кожей. Такой белой, что она никогда не покрывается золотистым загаром, как у самой Лорелеи. Солнце бессильно вытравить из Ирли цвета севера. Ирли может обгореть докрасна, но загореть — никогда.

Лорелея уходит от контакта, просто закрываясь от быстрых кулаков Ирли. Лорелея спокойна. Не сейчас. Ей удается загнать внутрь мысли о Дун Диаре. О солнце. О единственном шансе. В ее мыслях остается только Ирли, стремительная, верткая, безжалостная. Вихрь бешеных ударов и горящих яростью глаз. Яростная Ирли, которую всегда охватывает упоение боем, придающее сил и несущее вперед к победе. Эта одержимость делает Ирли лучшей из лучших. Она горит, словно пламя на ветру, сжигая тех, кто подошел слишком близко. От нее нет спасения.

Лорелея снова закрывается и пропускает два удара слева под ребра. Мощные брюшные мышцы срабатывают, и Лорелея уже вне досягаемости кулаков и ног Ирли. У той черные волосы выбились из прически, слиплись от пота. Солнце течет по ним, кажется, сейчас растопит, как смолу.

Им обеим нужен этот шанс. Возможно, единственный. Но Дун Диар выберет только одну — ту, что победит. Ирли устремляется вперед и обрушивает ураган ударов. Все достают, но вскользь: скула, плечо, грудная клетка. Ирли приоткрывается, и Лорелея наносит один короткий удар ей по ребрам. Хороший удар.

Лорелея никогда не надеялась на экстаз ярости и скорость. Это не для нее. Она всегда спокойна. У нее нет эмоций — она над этим очень долго работала. Возможно, эмоции помогают в поединке, возможно, этот пресловутый азарт драки и дает преимущество, но ярость — это далеко не все. Холодный расчет вернее.

Эмоции мешают чаще, чем помогают. Не стоит на них полагаться, сила и опыт гораздо надежней. На силовые тренировки Лорелея тратила времени не меньше. Бег по песку с мешком на плечах, бег по лестницам с нагрузкой, тягание тяжестей. Работа на мельнице у жернова вместо лошади. Удар у нее теперь такой, как не у каждого мужчины. Сильные длинные руки: Ирли никогда не могла побороть ее на локотках. Ее рука всегда первой касалась столешницы.