Калейдоскоп вечности (СИ)

Фраус резко остановился, посмотрев на него широко-распахнутыми глазами, что были чернее хаоса, и лицо его стало бледнее полотна. Он стал фигурой не похожей на человека, подобием костей, объятых кожей. Над головой сгущались свет и тени, и воздух расходился, отталкиваемый давлением, кипящим вокруг его тела. Мышцы напряглись под облегающим темным костюмом без рукавов, открывая и смуглую кожу, и обтянутые под ней мускулы, а по предплечьям красным золотом зашевелились стебли на резных браслетах, сдерживающих, вырывающую наружу силу. И Скай понимал, что за маской спокойствия в нем просыпался неистовый гнев, в воздухе зноем прокатилась удушливая волна, насаждая чужую волю на плечи. На скулах молодого человека проступили алеющие пятна, крылья носа раздулись, словно ему было трудно дышать. Фраус плотно стиснул губы, стараясь не поддаться искушению, но глаза оставались трезво холодными, как вечные льды.

- А ты сам, как хочешь поступить с другими? - прошептал он с непроницаемым, почти равнодушным лицом, и его слова потонули в темноте, окутываемой ветрами в пустынных небесах. - Ты готов убивать остальных участников Турнира? Меня или ту девушку, что так тепло улыбается тебе?

Скай молча отвернулся, сжав кулаки.

- У тебя есть право отнимать чужие жизни? Или такова цена твоих желаний? - допытывался он, делая шаг к нему, и Скай видел, как за ним раскрывается темнота еще более глубокая, чем та, что растекалась в углублениях и трещинах разбитых сооружений.

- Я понимаю, почему ты участвуешь в Турнире. Совсем скоро начнется война между твоей страной и Британской Империей. Победа одного из представителей двух величайших Империй станет решающей и в самой войне. И обстоятельства долга сковывают тебя, тогда как сам ты пожелал бы оказаться в совершенно другом месте и вести мирную жизнь, отречься от крови, текущей в тебе, от привилегий, обещаемых в дар семье и роду. Не так ли? Но ты понимаешь, что не можешь бросить на произвол сотни и десятки тысяч жизней, зависящих от твоих решений, хотя считаешь себя слабым и неспособным вынести столь тяжкий груз.

Скай усмехнулся, отчасти оттого, что впервые встретил человека, который мог читать открыто и беспрепятственно все его страхи и сомнения, как если бы они были начертаны на его лице. А быть может, все именно так и было. Просто он не замечал этого за собой. Но еще было приятно осознавать одну невероятную деталь их разговора - они не боялись обнажить свою суть, зная, что были равны.

- Такое чувство, что ты провел со мной всю жизнь, - с язвительной насмешкой проговорил юноша, удивляясь самому себе. - Я бы даже сказал, что ты знаешь меня гораздо лучше, чем многие из тех, кто воспитывал меня, - он сделал короткую паузу, словно не решаясь произнести правду, в ониксовую черноту. - И что бы ты делал на моем месте? На месте человека, которому омерзительна такая судьба, - отрывисто закончил он.

Фраус посмотрел на него странным взглядом, полным непонимания, сводя изящные тонкие брови. Похоже, что сам вопрос был для него неприятен, и он скривился, будто на лицо его брызнула кровь убитого зверя. Тусклый и неровный свет луны выступал из-под свинцово-черных облаков, поднимаясь из-за высоких заснеженных зубчатых гор. С неба все еще крапал агатовый дождь, орошая чернью резные кровли с вьющимися длинными драконами, чья прежде отполированная до блеска золотая огранка сверкала даже в ночи, и киноварь камней рубина в глазах небесных защитников блистала огнем, что подпирал под своей силой столетние постройки.

- Почему ты спрашиваешь меня о себе? Это все еще твоя жизнь. И тебе решать, как поступать с ней. То, что ведают нам пророки не значит, что будущее, которое они узрели станет явью. Исполнишь видение лишь ты сам. Все зависит от твоих поступков и намерений.

Тишину прорезал камнепад, распадающихся построек, сваливающихся ниц к земле, как игральные карты на столе, укрытом темно-зеленым сукном, когда они спускались по широким мраморным лестницам вниз к раскрытой площади, окруженной плотным туманом. В белом камне золоченым отблеском застыли морские лилии и моллюски, по черным янтарным перилам спускались статуи химер застывшие в полудрагоценном камне. В неприкаянном безмолвии все сильнее завывал потусторонний ветер, все мрачнее окрашивался купол небес, и свист падающих и грохочущих крупных осколков содрогал землю под ногами. Полы белоснежного кафтана Ская почернели от сажи, взметая ветром богато расшитую ткань и опуская вниз в стремительном потоке. Его светлые пряди оттенка лепестков кизила, осквернились копотью и пропитались неприятным запахом гнили, отливая ртутным блеском. Все его чувства ожили, когда он увидел измученные, рваные тела детей, с окаменелыми лицами, полных боли и ужаса под громоздкими деревянными обломками. И кровь стекала с застывших уст, белых, как луна в зимнюю пору. Стеклянные глаза оставались открытыми, а челюсти широко разинуты в предсмертном крике, головы свернуты в неестественном наклоне.

Скай подошел к маленькой девочке, с откинутой назад головой. У нее были волосы темного каштана, необычный цвет для азиатских детей, пряди были влажными от дождя, поблекшими от утерянной жизненной силы, но былая красота все еще отражалась в узких чертах лица, нежном цвете кожи. Он провел рукой по ее лицу, закрывая глаза и читая молитву между кончиков пальцев выпрямленной ладони, надеясь, что ее душа упокоится с миром и страшные призраки не отыщут светлое, невинное сердце.

Фраус остановился чуть поодаль, прислушиваясь к звукам, отягощенной темноты. Он устало выдохнул, осматривая павшие особняки и разбитую ощетинившуюся высокую башню из красного кирпича с водянистыми часами. Льдинисто-изумрудные стрелки, отмерявшие время, замерли на часе быка. Он прищурился, примечая в аромате воздуха привкус сандалового дерева и фиалки. Когда же он поднял глаза, и он вновь ощутил на лице прикосновение дождя, ему показалось, что то было прикосновение рук черных призраков, бессмертной армией восстававшей за спиной человека, что был прекраснее света и воздуха, и бутоны азалии расцветали в его глазах.

Его шаги раздавались эхом, возвещая о приближении неведомого, самого богобоязненного, что приходилось видеть человеческим глазам. Скай встал, принимая оборонительную позицию по правое плечо от Фрауса, который вглядывался в безупречное по красоте и молодое лицо, и судорожно выдыхая воздух, прошептал:

- Бессмертный.

Шелковая ткань, похожая на сплетение игры лучей солнца и блеска лунных переливов, стягивалась поясом оби из золотых нитей. Черные сабо на высокой платформе были украшены сапфировыми изразцами тигров. Мужчина выглядел не старше двадцати лет, но его истинный возраст был скрыт в его глубоких глазах, истинного тона крови. Он вскинул широкие и длинные рукава, и луна, вышедшая из своей полуночной обители, осветила бриллиантовой росой его одеяние. Топазовые фениксы всколыхнули огненными крыльями, а серебристые пантеры скрежетали алмазными клыками, сверкая золотыми узкими зраками с полотна ткани. Рябиновые глаза умащивали лицо Фрауса, и под этим кристально-чистым взором у молодого человека закружилась голова, его склоняли на колени, словно что-то в разуме кричало снизойти до царя в пурпурном шлейфе. И хотя одежда его была чиста, как грань воды, Фраус видел, что кровь багровыми реками растекалась по плечам его накидки.

- Ты уже видел меня прежде, черный ястреб, - мягко произнес мужчина, обращаясь к онемевшему юноше, сверкая золотыми перстами на пальцах, и разводя руки. Хрустальные бусины холодного пота, обжигающего позвоночник и одряблевшую кожу, пробежались тонкими струями по его телу. Он чувствовал, как дрожь точеными и опаленными иглами проникает под кожу, выжигая суставы, раздирая мышцы - вот, на что походило чувство страха, стоять перед его пронизывающими красными глазами, как у волка, чьи белые клыки пропитались кровью и плотью жертвы. И когда его глаза опустились на лицо голубоглазого юноши, мужчина просветлел, неспешно приподнимая уголки своих губ в подобие улыбки.

- Мне рассказывали о тебе много историй, - и древняя горечь тлела в его дивных глазах киновари древним огнем. - Еще до твоего рождения сказители со всего мира ведали притчи о воине, чей воздух рассекал темноту, и вода становилась живою, - восхищенно и радостно оскалился он, и греховная чернота в ласке прикасалась к длинным и пушистым ресницам. Человек костяшками пальцев очерчивал губы, и медленно облизал края, смотря на Ская немигающим взором.