Кукушка

— Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.

Послышался удаляющийся конский топот, после — тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть, как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.

— Зерги… — тихо позвал наёмник. — Зерги, ты жива? Что-то завозилось в грязи. Послышался кашель.

— Гадство, — выдохнула арбалетчица. — Вот же гадство…

И снова закашлялась. Плюнула.

— О-охх…

— Дай взглянуть. Убери руки. Ох, Господи… Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу.

Послышался треск разрываемой материи.

— Без толку, — отозвался женский голос. — Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака…

— Не говори так.

— Говори не говори — один хрен. By Got, как больно… Два удара — быстрый, как гадюка… Всё, беляк, кончилась я. Ох…

— Сейчас, сейчас, — повторял Рутгер. — Вот так… вот так…

Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.

— Кровь… — сказала девушка. — На тебе кровь. Ты тоже ранен?

— Это вскользь — неглубоко, до кости… Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.

— Арбалет…

— Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся… Стой! Не надо! Ах ты чёрт, повязки разъезжаются…

— Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю? Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, все спуталось… Ах, сука, ну и смазала же я, ох смазала…

Она опять закашлялась.

— Я найду его, — сдавленно сказал наёмник. — Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!

— Может быть… — безразлично отозвалась она. — Как мерзко… не хочу…

И снова стало тихо, в этот раз надолго, может быть, на целую минуту. «Кончено», — решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.

— Рутгер, — позвала она.

— Что?

— Рутгер…

— Что?

— Поцелуй меня.

Повисло неловкое, какое-то растерянное молчание. Дождь сыпал, шелестел по крыше, капал с яблоневых ветвей.

— Тебе… не противно? — снова спросила девушка.

— Ты что несёшь! — поперхнулся Рутгер. — Не сходи с ума. Я… Чёрт, я думал, ты меня ненавидишь.

Не было ни звука, ни движения. Что-то там сейчас происходило, происходило что-то. Матиас сидел и терялся в догадках.

— Дура я, дура, — выругалась Зерги. — Так мне и надо. И ты тоже дурак. Ах, Рутгер, сволочь ты этакая… какие у тебя всё-таки глаза, какие глаза… Прощай, Рутгер. Выпей за меня.

— Ты же волшебница! — протестующе выкрикнул он. — Неужели ты ничем не можешь себе помочь? Ты же волшебница! Ну скажи что-нибудь!

— Я… — Она гулко сглотнула. — Нет, не могу. Наверно, Лис бы смог. А может, и нет. Лис? Ты думаешь, он вернётся?

— Для чего? После такого… Нет. И не мечтай.

Она помолчала.

— Рутгер…

— Что?

— Я наврала тебе тогда. Как девка, наврала, айе… У тебя есть талант.

— Какой талант? — не понял тот.

— Магический. Ты… можешь. Надо только научиться.

— Поздно. Да и не у кого.

— Всё равно. Я хочу, чтобы ты знал. Фес, руки мёрзнут… холодно рукам.

— Погоди минутку, одеяло принесу. Dam! Проклятый дождь!

— Постой, — вдруг задержала его Зерги. — Рутгер, если б был способ… ты бы мог… ради меня…

— Всё, что угодно, Зерги, — заверил Рутгер. — Я сделаю что угодно!

— Есть одно заклятие… — Зерги говорила всё быстрей, прерывисто дышала, часто кашляла. — Случайно в книгах у Веридиса… рылась тайком, нашла… Это поможет. Но не так, как хочется.

Мгновение Рутгер колебался. Но только мгновение.

— Я умру? — спросил он.

— Не совсем. Если получится, мы оба будем жить.

— И… кем мы будем?

— Не знаю. Иногда — собой. А иногда — никем. Боже… Чёрт… Время уходит, Рутгер! Ты готов?

— Готов, — твёрдо произнёс наёмник. — Что надо делать?

— Сперва — смешать кровь.

— И только? — горько усмехнулся он. — Чего уж проще!

— Не перебивай… Сходи за молоком, ещё должно остаться. Добавишь нашей крови, дашь мне выпить, выпьешь сам… Иди!

Зашлёпали шаги — Рутгер почти бежал, во всяком разе двигался так быстро, как только позволяла рана в боку. Потом шаги вернулись.

— Принёс, — услышал Матиас. — Что дальше?

— Дай руку… Где ты? Я не вижу.

— Здесь. Я здесь. Вот. Говори, что дальше!

— Имя… мне понадобится имя. Тебя по-настоящему зовут Рутгером?

— Да. Да, Зерги… Зерги? Открой глаза! Чёрт… Зерги!!! Очнись!

— М-м… — Она застонала. — Не Зерги я. Альбина. Меня зовут Альбина. Не зря же я придумала те белые болты [70]…

— Дай мне.

— Тебе нельзя пить!

— Уже можно…

Два раза звякнула дужка котелка, после чего опять раздался её голос:

— Повторяй за мной: «Огнём и кровью… кровью и огнём… я связываю свою жизнь…» Да повторяй же!

— Огнём и кровью, — запинаясь, начал говорить наёмник, — кровью и огнём…

Матиас слушал в оба уха, только человеческие слова скоро закончились: после пары невнятных клятв и обещаний Зерги, а за ней и Рутгер перешли на какой-то собачий язык — шипящий и гортанный, полный харкающих звуков; Рутгер еле выговаривал слова. Матиас ничего подобного не слышал прежде и решил, что это язык какой-то восточный или вовсе не язык. Однако длилось всё недолго. Не прошло пяти минут, как Зерги выдохнула: «Всё!» — и оба враз умолкли.

А потом закричали.

Матиас никогда не слышал, чтобы люди ТАК орали. Дева завопила первая, с надрывом, вверх и вниз, будто прыгала по лесенке: «АаАаАаАа!» — и это продолжалось долго, просто страшно долго, никакие лёгкие бы не вместили столько воздуха. Рутгер отстал от неё на какие-то секунды: «Что это? Что это?!!!» — только и успел воскликнуть он и тоже нашёлся воплем, будто с него живьём сдирали кожу. Сверху на всё наложились визг, рычание, хлопки, гортанный клёкот, коих не мог бы издать человек, и прочие ужасные звуки. Матиас тоже завопил и едва нашёл в себе силы поднять руку и перекреститься. Не помогло. Конь Зерги, всё ещё привязанный, стал ржать и биться. Всю округу озарила вспышка — Матиас её увидел даже сквозь опущенные веки и закрылся руками. Волосы его зашевелились, встали дыбом и начали потрескивать. Дождь ливанул как из ведра, молнии сверкали одна за другой, грохотало. Это было настоящее светопреставление. Истово молясь, Матиас вжался в кучу и горстями стал набрасывать на себя навоз.

…Тишина наступила внезапно, тишина такая полная, что даже конь успокоился. И тотчас Румпель услыхал, как кто-то поднимается, встаёт и медленно идёт к нему. Он замер. А шаги приблизились и смолкли. Матиас попытался приоткрыть глаза, хотя б немножечко, хотя б один. Кое-как раздвинул пальцами веки, различил перед собой размытый силуэт и снова погрузился в темноту. Кто подошёл, осталось тайной, Матиас не сумел даже понять, мужчина это или женщина.

— Рутгер, ты? — наконец окликнул он. Голос дрожал, пересохший язык едва шевельнулся. — Рутгер! (Молчание.) Рутгер?..

Он умолк.

Человек ещё немного постоял, нагнулся и вложил в ладонь Матиасу что-то круглое, на ощупь — как монеты. Потом всё так же молча отошёл. Он что-то делал (делала?): Ходил к амбару, возвращался, собирал припас, седлал коня… Матиас больше не решался говорить. Потом откуда-то сверху, будто с кроны дерева, послышался протяжный тонкий свист, похожий на крик птицы: «Чиии-йи!» Человек залез в седло. Конь всхрапнул и заплясал под седоком, тот успокоил. Конь покорился и пошёл — сначала рысью, а потом галопом, во всю прыть, всё дальше, дальше, и через минуту топот смолк.

Матиас остался один.

Когда наконец отёк спал и левый глаз открылся, возле амбара не было никого, лишь кровь, разбросанные вещи да две мёртвые лошади. Матиас посмотрел себе в ладонь, увидел блеск двух полновесных золотых и только сейчас понял, что дождик прекратился. Он поднял голову.