Драконьи истории

— Я там видела почтовое отделение, — деловито сказала Литта. — Давай адрес.

— Зачем?

— Телеграмму отобью. Его, поди, уже похоронили давно, дурака такого…

— Литта, не надо, — попросил Фальк, вспомнив разговор со своей невестой. Бывшей невестой. — Не надо, ему только хуже станет!

— Тебе стало? — спросила она и бесцеремонно охлопала его карманы. — Ага, нашла!

— Отдай! — возмутился он и попытался выхватить записную книжку, но Литта отскочила на несколько шагов, и гоняться за нею не было смысла, она все равно проворнее. — Нет, ну это уже хамство с твоей стороны!

— Переживешь, — хладнокровно ответила девушка, листая странички. — Этот? Виллем, ага… А это что, номер телефона?

— Ну да.

— Здорово. Тогда сперва позвоним, — она потянула из сумочки мобильник. — А то телеграммой много не объяснишь, а письмо будет долго идти… Пойдем, не отставай!

Фальк вздохнул и подумал, что Литту вполне можно использовать вместо бронебойного орудия. Мало кто выдержит прямое попадание такого снаряда!

— Как его родителей зовут, знаешь? — спросила Литта, когда они присели на скамейку, и Литта начала набирать номер. От ее близости и запаха мысли возникали какие-то не такие, и Фальк не сразу ответил на вопрос.

— Мать, кажется, Йенна, а отец — Шольц, если не ошибаюсь. Невеста — та точно Магрит, он все уши мне прожужжал, когда мы выпивали. А я ему.

— Ну ладно, попробуем… — Литта нажала на кнопку соединения. Слышны были гудки. — Фальк, не хватай меня за задницу…

— Я не думал даже!

— Не думал, но хватал… Хотя продолжай, мне нравится.

Он демонстративно переложил руку с талии Литты на спинку скамьи.

— Алло, — заговорила Литта, когда на том конце провода сняли трубку. — Добрый день! Могу я услышать господина Шольца или госпожу Йенну? Еще раз здравствуйте, госпожа Йенна, мы не знакомы, меня зовут Литта. У меня к вам вопрос — вашего сына звали Виллем?

Трубка коротко квакнула.

— Опишите его, пожалуйста. Ага… ага… Значит, светло-русые волосы, глаза серые, нос курносый, на виске родинка, рост выше среднего. Точно, он.

Трубка издала явственный хрип. Фальк наклонился поближе и сумел расслышать замирающий женский голос:

— Как? Где? Его… отыскали?..

— Да, случайно наткнулись, — ответила Литта, а Фальк подумал, что при ее искусстве вести переговоры собеседника вполне может хватить удар. — Вы еще там? Ага. Так вот, насколько я поняла, Виллем считался пропавшим без вести, но он вполне себе жив. Фальк, убери руки… хотя ладно, оставь… А? Это я не вам.

— Где он?!

— Погодите, не торопитесь, — серьезно произнесла девушка. — Тут дело такое… Словом, Виллем не захотел сообщать домой о том, что выжил. Он серьезно покалечился.

— Идиот! Кретин! Я знала, что мой сын дурак, но не до такой же степени! — взорвалась криками трубка. — Магрит! Магрит, ты где?! А ну иди сюда! Виллем нашелся!

— Это его невеста? — уточнила Литта, переглянувшись с Фальком. — Можно мне с ней переговорить? Вам-то, я понимаю, сын любым хорош, а вот ей…

— Да, невеста, — подтвердила Йенна, шмыгая носом. — У нее семья погибла, я ее к нам забрала, все равно же они с Виллемом пожениться собирались… Магрит, иди быстрее! Держи трубку!

Литта жестом показала, чтобы Фальк убрал руки.

— Слушаю, — произнес дрожащий девичий голос. — Это правда? Нашелся?

— Да, — ответила Литта. — Только, Магрит, у него половина лица обожжена, он в самолете горел. Хорошо, глаза целы остались.

— Какая разница! — почти выкрикнула та. — Где он, госпожа?

— Погодите, дослушайте, — серьезно произнесла Литта. — Ожог — пустяки. Но Виллем не захотел возвращаться, потому что лишился обеих ног. Он хотел умереть.

В трубке воцарилось молчание. Фальк прикрыл глаза: повторялось то же самое, что было с ним, только еще хуже, и сейчас Магрит произнесет «вот как?» и передаст трубку несостоявшейся свекрови, та-то сына всяко не бросит… Литта взяла его за ремень и притянула поближе, погладила по спине. Все-то она понимала…

— Какая разница, — повторила Магрит. Ее явно душили слезы. — Это же все равно Виллем. Где его искать, госпожа, скажите же!

Литта назвала город и добила контрольным выстрелом:

— Ищите его в городском парке, недалеко от фонтана. Он просит там милостыню. Или спросите любого нищего, вам подскажут, если дадите монетку…

На заднем плане что-то грохнуло, должно быть, Йенна свалилась в обморок.

— Мы вылетаем, — твердо произнесла Магрит, — первым же рейсом. Не знаю, как вас благодарить, госпожа. Йенна его уже оплакала, а я все надеялась, вдруг найдется, бывает же, и память теряют, и в плен попадают…

— Не зря надеялись, — усмехнулась Литта. — Ну, удачи! Может, как-нибудь встретимся.

— Спасибо! — раздалось перед тем, как связь прервалась.

Литта опустила мобильник.

— Зачем ты это сделала? — спросил Фальк, не торопясь подниматься. — Для матери его это радость, пусть и со слезами вперемешку, для Магрит… не знаю, а каково будет ему?

— А каково было тебе? — вопросом на вопрос ответила Литта. — Больно и стыдно, да? И себя самого ты ненавидишь за немочь, и окружающих — кого за жалость к калеке, кого за презрение или даже брезгливое такое отвращение…

— С тобой невозможно разговаривать, — мрачно произнес он. — Ты меня будто насквозь видишь.

— Там и видеть нечего, ты весь как на ладони, — сказала она серьезно. — Вот все это помножь на десять, прибавь попрошайничество, и поймешь, каково будет Виллему. Но если Магрит такова, какой мне показалась, то она с ним справится. Еще и мать поможет. Вставай давай, пойдем…

Шагая по бульвару, Фальк попытался представить, как это Магрит — а Виллем показывал фотографии, милая девушка, пусть не красавица вроде Литты или даже Дины, — найдет в парке своего жениха. И что они скажут друг другу. И…

Он встряхнул головой, подумав, что, если бы Дина тогда приехала к нему в госпиталь, все могло сложиться иначе. Хотя… вряд ли. Одно дело услышать, что человек покалечился, а другое — войти в палату, где бредят в горячке, стонут, кричат несколько раненых, нечем дышать, а воняет так, что слезу вышибает, потому что не хватает санитарок. Попадались самоотверженные родственники, которые и перевязки делали, и уколы, вытаскивали своих близких, пытались помочь остальным, но… таких было слишком мало.

Фальк запомнил одну пожилую женщину: сын ее, как и Виллем, горел, только не в самолете, а в танке, и ему оставалось всего ничего, потому что с такой площадью ожога — на него выплеснулось загоревшееся топливо — не живут. Ему не давали прийти в себя, чтобы не свихнулся от боли, надеялись на чудо, а мать терпеливо меняла повязки, хотя это уже было бесполезно — там не только кожа, а уже и мясо слезало клочьями… Только перед смертью тот очнулся, успел увидеть мать… и все. А она осталась при госпитале, выхаживать тех, у кого еще был шанс. Хотя чаще все же сиживала с теми, у кого шансов не оставалось…

— Ты что загрустил? — спросила Литта.

— Так… Задумался. Может, все-таки не стоило этого делать? Я… — Фальк помолчал, собираясь с мыслями. — Мне паршиво, хотя, конечно, не сравнить с тем, как было раньше. Но у меня хоть есть возможность что-то делать, пусть не в полную силу. Я нарочно пошел в инструкторы, чтобы не потерять себя. — Он помолчал и добавил: — Я хотел уйти самим собой, а не опустившимся ничтожеством. А я бы наверняка спился, останься без неба, я знавал таких… А Виллему даже спиться не на что. Как он еще с ума не сошел!

— Может, он покрепче тебя будет? Может, у него не настолько тонкая душевная организация? — ядовито спросила Литта. — Между прочим, что-то можно делать и руками. И головой. У кого она имеется, конечно.

— Тебе все шутки… — вяло огрызнулся он. — Не сбивай! Я клоню к тому что, может, не стоило делать выбор за него? Он об этом не просил!

— Фальк… — Литта остановилась и повернулась к нему лицом. Тени от каштановых листьев причудливо расцветили ее платье. — Знаешь, иногда лучше что-то сделать и пожалеть, чем не сделать вообще ничего и мучиться потом всю жизнь. Ты бы смог спать спокойно, зная, что твой боевой товарищ просит милостыню в парке? Живет на пособие и то, что удастся выклянчить, и большую часть наверняка отберут профессиональные нищие? И что он замерзнет первой же суровой зимой, потому что сам так решил?