Солнценосец (СИ)

Марш составлял планы побега от скуки. Уже после первой дюжины лет, прожитых под боком с преуспевающим братцем, он перестал сравнивать себя с романтизированным Ричардом, "чьи волосы светились, словно солнце в погожий день". И Квази, и Шэддоу четко дали понять, насколько важен он для церковников. С усмешкой Лотт признал, что выкрасть его будет намного сложнее, чем мощи Климента.

Так, Лотт даже не рассчитывал обезоружить стража. Но он мог заговорить тому зубы и запереть в комнатах. Далее он проявил бы чудеса маскировки и прокрался между спящими по всем углам суденышка моряками. Конечно, ни один из членов экипажа не заподозрил бы в Лотте, блюющем направо и налево кормежкой, беглеца. Далее он кричал жуткую похабщину о том, где место Квази, куда может заткнуть свое чванство Галлард, и что он воспользовался запасами цитрусовых Шэддоу не совсем по назначению и точно - не ртом. Затем Лотт доставал саблю из бочки с оружием, одной из многих, которые очень любили расставлять враги доблестных рыцарей на кораблях, чтобы те никогда не уходили от них с пустыми руками, и располовинивал канат, держащий лодку на привязи.

Мрачный Жнец застал Лотта именно в тот момент, когда он пытался оправдать бездействующих инквизиторов. Марш настырно отмахивался от идеи внезапно обуявшего магов кровавого поноса, но ничего кроме забавной смерти с голой задницей в голову не приходило.

Шэддоу шла эта кличка как никому другому. Первое его появление навязало Лотту непростую компанию. Второе появление - оковы. Для Марша Шэддоу стал ангелом, приносящим только плохие новости. Квази сказала, что он занимает должность главы инквизиционного корпуса. Это внушало бы опасения, не будь Лотт напуган и до этого. Он боялся мага и ненавидел его за это. Лотт знал, насколько тот силен, знал, что не сможет с ним справиться. Марш ненавидел этого типа с глазами такими же теплыми и ободряющими как у утопленника. Когда Шэддоу удостаивал его взглядом, Лотту хотелось выть. Он тоже проделывал такую штуку, когда выезжал в дозор с братом и лордом Кэнсвудским. Интересно было в первые часы. Но потом свежие чувства притуплялись, а глаза скользили по березкам, дубкам и работающим в поле крестьянам как по пустому месту. Будто он ходил вокруг путевого камня бесконечное число дней.

Лотт для Шэддоу был этим камнем. Этот человек вел себя с узником так, словно прочел того как открытую книгу и не нашел Лотта стоящим внимания. Инквизитор прошелся по Лотту косой, сняв вершки, и теперь безучастно наблюдал, как доживает оставшиеся дни то, что от него осталось.

Внимание Шэддоу всецело поглотил мандарин. Он разделял кожуру от мякоти так же тщательно, как горных дел мастер добывает неграненый смарагд из недр Костей Земли.

- Квази просила дать тебе больше свободы, - сказал он. - Я с ней не согласен. Скажу больше - за то, что ты посмел ударить инквизитора, я бы вживую содрал с тебя кожу.

Этому Лотт верил. Шэддоу вел себя как хозяин жизни. Он и был им, падальщик его дери.

- Но если я так поступлю, - продолжил инквизитор, смакуя первую дольку мандарина, - следующим, на ком опробуют забавное занятие свежевания, стану я. Я немного поразмышлял и пришел к двум вариантам. В первом я приковываю тебя к кровати и до конца плавания Лоттар Марш, бывший оруженосец Томаса Кэнсли, справляет нужду под себя.

Он соизволил посмотреть на Лотта. Шэддоу не улыбался. Даже в глазах не было насмешки. Мрачный Жнец пришел к нему и хочет пожать последнее, что Лотт мог делать самостоятельно на проклятой триреме. Марш понял - этот человек никогда не шутит. Он может рассказывать услышанную в хмельной пятничной таверне байку и резать человека на части, не разделяя одно от другого. Для него это будет казаться уместным действием для коротания времени.

- Или же, - Шэддоу отвернул полу накрахмаленной рясы и отцепил с пояса нечто увесистое. - Я могу дать тебе это, и ты перестанешь доставлять мне хлопоты.

Лотт сжал кулаки. Стиснул челюсти. Если бы он мог убивать взглядом, от Шэддоу остались только дымящиеся сапоги.

Зло в этот мир приносит не былинный Зарок. Не демоны и не падальщики. По настоящему на гнусность способны только люди. Иногда чьи-то матери, иногда сыновья и дочери. Или те, кто богами призваны защищать людей от коварных бесов, выигрывающих спор за души живых.

- Думаю, мы поняли друг друга, - Шэддоу принял молчание за удовлетворительный ответ. - Ты можешь подняться наверх, если сможешь. Чудный день, один из последних в уходящем году.

- Ненавижу, - слова вырывались не из рта - из открывшейся раны. Лотт будто резал еще одну улыбку на глотке. - Всех вас. Вы сдохните. Сдохните в тринадцатом пекле. Вы будете просить спасти вас, но я плюну и пройду мимо.

Квази говорила правду. Она знала о нем очень много. И не таила чужие секреты от церковных братьев-во-крови.

Лотт смотрел на мешочек - один в один такой же, какой был некогда у Чумы. Он знал, что внутри. Знал и желал смерти двоим инквизиторам так горячо, как никогда в жизни.

- Святая задница, носящая исподнее из преисподней, - рассмеялся Лотт. - Вот я кто. И ни на волосок меньше.

Он щедро сыпанул в ладонь "блажи грешника".

***

Их корабль носил название Белокурая Дева. Борта судна покрасили белой водостойкой эмалью. Мачты покрыли черным цветом, алые паруса могли принадлежать только кораблям Церкви. Встречавшиеся в пути биремы Торгового Союза трубили в горны, приветствуя Белокурую Деву. Флаг, закрепленный на флагштоке, с изображением мужчины и женщины, заключившими солнечный блин в тесные объятия, давал триреме невиданную свободу. Корабли лавировали, пропуская их вперед, не смея и на минуту замедлить путь.

К концу второй недели путешествия Лотт пообвык к обстановке и старался побольше бывать на открытом воздухе, избегая своей каюты, очень напоминавшей тюремную камеру. Деревянная фигура грудастой блондинки, закрепленная под тараном, тащила их вперед, словно одна из валькирий нордов. Матросы звали ее Гальюнной Леди, и Лотт очень быстро понял почему. Экипаж корабля справлял нужду сидя на сетке, прикрепленной прямо под носом триремы. Женоподобную ростру чистили ежедневно, что не мешало ей покрываться коркой дурно пахнущего налета на следующий день.

- Это приносит удачу, - сказал ему рулевой со ртом, полным сколотых в портовых потасовках зубов.

Вторая причина, по которой Лотт избегал находиться на носу корабля, заключалась в том, что он боялся воды, так же сильно, как и ведьмы пустынных земель Кальменголда. Лотту казалось, что корабль движется слишком быстро. Дерево резало волны, поглощая за день такое расстояние, какое конь не покроет и за три дня.

Ветер благоприятствовал Белокурой Деве. После частых дождей воздух стал холоднее. Солнце светило тускло, из летнего пожара превратившись в осеннюю лучину. Лотт кутался в теплую куртку, подбитую соболиным мехом, но все равно заработал насморк. Команда корабля в первые дни относилась к нему с недоверием, но после того, как Шэддоу разрешил ему выйти на верхнюю палубу, Лотт стал для них чем-то вроде помощника Гальюнной Леди и служил громоотводом от частых в это время года штормов.

Не нужно быть гением, чтобы понять - трирема плыла в Солнцеград. Белокурая Дева покинула извилистый Кассий, чей исток брал начало близ Климентины. Лотт не особо следил за маршрутом. Они следовали на север, вот все, что он знал. Мимо мелькали дремучие боры с вековыми кедрами и соснами, молодые рощицы и стремительно лысеющие лиственницы. Иногда их сменяли голые пашни, раздираемые бороздами. Совсем редко - рыбацкие деревушки, чьи берега заслонили баррикады из сетей и вязанками сушащейся рыбы. Вода под кораблем была то прозрачной до такой степени, что можно было разглядеть плескавшихся там карасей, то мутной от тины. Одна из рек, кажется, ее называли Святой Марьей, до сих пор цвела. Ярко зеленая, махровая от всплывших водорослей вода обволакивала борта триремы. Матросы спускались по такелажным снастям, чтобы скребками счистить треклятый бентос, грозящий сковать подвижность корабля.