Дикая магия

Он видел множество штормов, находясь в безопасности на берегу, и точно знал, что ни за что не захотел бы оказаться в это время в море. Он наблюдал, как холодными зимами штормы с ужасающим постоянством обрушиваются на берега Камнепада, как ветер срывает кровли с домов, валит деревья, как волны крушат лодки, причаленные даже в самых спокойных бухтах, выбрасывают на сушу тюленей и китов. Кроме того, он полагал, что за последние дни честно сделал все, что от него требовалось, и даже больше. Какой смысл называться единственным сыном капитана, если не можешь позволить себе ни малейшей поблажки? Каждый мускул его тела стонал и горел от боли, руки, казалось, никогда не заживут, а желудок уже начинал выворачиваться наизнанку.

Вдобавок под лодкой он был вне поля зрения Урса Одно Ухо, а значит, этот страшный человек и не вспомнит о нем сейчас.

Аран в отличие от сына получал удовольствие от ударов волн. Он наблюдал, как ловко двигаются по палубе его люди, занятые своим делом, и чувствовал уверенность в своих силах. С упорством горного козла он пробежал по всему кораблю и занял пост на носу, украшенном изящной резьбой; правой рукой он крепко держался за планшир, лицом обернулся к темному горизонту на севере, а в спину ему дул ветер. Сквозь подошвы сапог он чувствовал, как корабль преодолевает бурные волны, как гнется киль, подобно позвоночнику ластящейся кошки. «Длинная Змея»! Это его детище: подобно морской стихии, она горда и непокорна, и это он вызвал ее из небытия к жизни, выйдя вместе с ней из черной полосы отчаяния и поражений. И вот наконец то, чего он ждал всю жизнь, — ощущение триумфа. Он был хозяином великолепного корабля, хозяином людей, хозяином своей судьбы.

Вдали загрохотал гром, а затем небо вспороли белые вилы молний.

Теперь ветер обрушивался на них яростными порывами. Один из порывов совпал с огромной волной, ударившей в судно по всей его длине; потоки воды устремились через борт, заливая корабль. Люди бросились вычерпывать воду, работая как сумасшедшие. «Длинная Змея» обладала отличной остойчивостью; она выправилась и продолжала лететь по ветру, скользя по волнам, прыгая по ним, как резвый жеребенок.

Свободная рука Арана Арансона легла на грудь, где под кожаной рубахой в мешочке хранился свиток пергамента; и тотчас его лицо утратило выражение угрюмой сосредоточенности и стало спокойным и торжественным.

Снова прогремел гром, и почти сразу же молнии пронзили тучи, осветив картину, напоминавшую кошмарный сон: волны стали еще выше и шли одна за другой, а провалы между ними зияли как пропасти. Громко хлопнув, парус надулся с такой силой, что с него полетели комья замерзшего жира, которым его пропитали для зашиты от непогоды, и осыпали людей на палубе. Канаты, которыми удерживали парус, вырвались из рук моряков и загуляли по палубе, как яростные бичи. Один из них хлестнул по лицу Хаки Ульфсона; тот вскрикнул и начал падать, потеряв равновесие. В следующий миг он оказался за бортом.

— Человек за бортом!

Этот крик вырвал Арана из мира грез. Оторвав руку от карты, он обернулся и увидел, как Урс Одно Ухо и светловолосый моряк, имени которого он не помнил, опасно перегнулись через борт на корме, протягивая весло, а остальные члены команды держат их за ноги и пояса. На мгновение он поймал взглядом руку, появившуюся из темных волн; почти сразу она пропала, но затем в проблесках луны футах в двадцати за кормой мелькнул разинутый в крике рот и глаза, полные ужаса. Ветер быстро уносил судно; ничего нельзя было сделать. Огромный вал, подобный безжалостному демону, накрыл моряка, и море поглотило Хаки Ульфсона.

Последовало короткое затишье, в течение которого люди, все еще не веря в случившееся, смотрели на бурные волны в том месте, где исчез их товарищ; затем волны снова обрушились на судно.

— Привязать все! — закричал Аран, бросившись от носа к корме. — Самим привязаться!

Понуждать команду не пришлось. Как можно быстрее и надежнее закрепили мешки и ящики с припасами, потом привязали себя. Опытные моряки вязали хитрые узлы, которые можно быстро распутать, если судно перевернется; неопытные использовали все узлы, какие знали. Аран и Урс Одно Ухо одновременно оказались у руля. Великан отступил. Ударила волна, окатив их обоих. Аран затряс головой и крикнул:

— Нет! Правь ты!

Урс был сильнее: если удастся удержать «Длинную Змею» в нужном положении, у них будет шанс противостоять ярости волн.

Сам Аран привязался к планширу на корме меж двух ящиков.

Обернувшись к океану, он оказался лицом к лицу с гигантской волной. За те несколько мгновений, которые ей понадобились, чтобы настигнуть корабль, он успел подумать, что она, пожалуй, почти такой же высоты, что и дубы, из которых построена «Длинная Змея». Значит, по высоте она равняется длине судна. Он вспомнил, как стоял, ошеломленный, в тени этих гигантов семь лет назад, когда вместе с Марганом ездил посмотреть на одно из чудес Эльды. То была священная роща, и теперь у него мелькнула мысль: не вызвал ли он гнев духов-хранителей, а то и самого бога, использовав эти дубы?

Волна подхватила корабль и подняла его высоко в воздух. Аран опрокинулся на спину, и удержали его только веревки, которыми он привязался. Лежа на спине с запрокинутой головой, он смотрел на мачту и парус, возносившиеся к беспросветному ночному небу. Какое-то мгновение судно неуверенно балансировало на самом верху огромной волны. Затем оно понеслось вниз с такой скоростью, словно само спешило нырнуть в бездонную глотку, которая недавно поглотила Хаки Ульфсона. Корабль рухнул вниз с такой силой, что у Арана голова пошла кругом; он сильно ударился спиной о доски, так что перехватило дыхание, но «Длинная Змея» была цела и невредима.

За этой волной последовали другие такие же, наседающие друг на друга, и Аран смотрел на них, впервые испытав настоящий страх: если корабль окажется между двух волн, то переломится, как тростинка. Если же одна волна накроет корабль, и он выдержит удар, то все равно уйдет под воду и потом перевернется.

Аран никогда не видел подобных волн, никогда не встречался с таким бешеным ветром, настолько сильным, что волосы стояли дыбом, а ноги отрывались от палубы. Он дробил льдины, летящие по волнам, и швырял их в корабль. Аран попытался что-то крикнуть людям, но голос его потерялся в реве бури, как мотылек в ночи. Он был бессилен и мог только молча смотреть, как бочонки, весла, инструменты взмывают в воздух, крутятся там, как в водовороте, и исчезают во тьме. Волны шли одна за одной. Корабль то взлетал, то падал. Дерево скрипело и стонало. Он видел, как Урс сражается с рулем, видел, что, уже изнуренный борьбой со стихией, великан все же удерживает корабль поперек волн, а по телу его струятся потоки желтой пены.

А потом парус оборвал все канаты и облепил мачту, как взбешенный зверь. Теперь они полностью оказались во власти шторма.

Аран обвел взглядом бушующий океан. Здесь, очевидно, ему вскоре предстоит умереть. К его удивлению, эта мысль не вызвала у него какого-то сильного переживания, лишь смутное чувство сожаления и неясное осознание вины перед теми людьми, за жизнь которых он нес ответственность. Пальцы его сжались, и он обнаружил, что все это время держал ладонь на карте, спрятанной под рубахой, как будто прикосновение к ней каким-то образом позволяло пережить этот страшный шторм. Он вновь подумал, что наверняка в карте заключена некая магия, и в нем вдруг родилась уверенность, что какие бы чары ни содержал в себе этот пергамент, они помогут им пройти через испытание. Если верить в карту, она приведет в Святилище. Она — его талисман.

Однако море не желало об этом знать. Шторм продолжался, и его слепая разрушительная сила была ужасна. Он мог погубить корабль в любой момент. Огромные волны шли одна задругой, и яростные порывы ветра разбивали их верхушки, заполняя воздух брызгами и водяной пылью. Потом волны начали сшибаться друг с другом, громоздясь в невообразимом хаосе. Казалось, море обрушилось на корабль сразу со всех сторон. Судно швыряло то вверх, то вниз, то вперед, то назад. Луны не было видно, и стихия буйствовала в кромешной тьме. Казалось, время остановилось. Аран потерял ориентацию и не знал, сколько все это продолжается. Ударом волны разбило крепления одной из лодок; ветер сначала перевернул, а потом выбросил ее за борт, и она едва не задела Арана; он возблагодарил небо, что привязался к планширу, а не к лодке. Мариту Феннсону повезло меньше — Аран видел, как его смыло с палубы, и в реве океана его отчаянный крик был едва различим.