Жемчужница (СИ)

Девушка сконфуженно хохотнула, чувствуя, как горят от похвалы щеки, и прошла мимо засмеявшегося Тики, жалкую секунду мечтая, чтобы переодеться ей помог именно он, а не доброжелательная хозяйка.

— Только если даром отдадите, — лукаво усмехнулся мужчина, мимолетно погладив Алану по ладони, словно бы успокаивая, потому что, видимо, решил, что ей стыдно показываться перед посторонним человеком без одежды.

Ах, если бы он знал, о чем ей все это время думается!

…если бы узнал, то, наверное, и не прикасался бы так. Потому что Алана не имеет права оказывать такие знаки внимания мужчине, который никогда не станет её мужем.

Ну почему она не родилась самой обычной русалкой? Может быть, тогда бы смогла уйти вслед за любимым на сушу? Как сирены это делали в древности, привязавшись к особому человеку. Они готовы были навеки покинуть океан, лишь бы быть рядом с ним.

Алана закусила губу, заставляя себя не думать об этом, и при помощи хозяйки, постоянно приговаривающей про то, как она прелестна и мила, переоделась, после чего, затаив дыхание, вышла к Тики, ощущая себя слишком взволнованно. А ему понравится? А он тоже считает её красивой? Он правда не врал ей все это время?

Изу восхищенно хлопнул в ладоши, приоткрыв рот, а мужчина смотрел на неё долгие несколько секунд, пока не сглотнул каким-то донельзя медленным движением.

Алана облизнулась, желая, манта подери, провалиться сквозь землю, и взволнованно спросила, перекатившись с пяток на носки и обратно:

— Точно нормально?

Мужчина кивнул, словно завороженный, не отводя взгляда ни на секунду, и выдохнул едва слышно:

— Прекрасно. Ты… прекрасна.

Девушка закусила губу — и оглянулась на большое зеркало, в котором отражалась вся, с головы и до пят.

В зеркале была будто и не она. Эта русалка в отражении, она была до болезненной невозможности похожа на Элайзу и Ювнию, заплетающих себе такие красивые косы и носящих такие вещи.

И ведь вроде не было в наряде ничего особенного — только нежная ткань и красивые вышивки, но как же… как же он менял.

Платье обличало фигуру, подчеркивало ее, подтачивало, и хоть не было видно ни груди, ни бедер, ни даже кончиков пальцев, Алана все равно ощущала себя… другой.

Такой, какой никогда не видела себя прежде, быть может? Или — такой, какой раньше никогда не была?

Ведь она не чувствовала себя красивой все эти четыре сотни лет.

Загнанной — да. Беспомощной — очень даже. Виноватой — сколько угодно. Но — красивой…

— Ваша правда, господин Тики, — с подлинным восхищением покачивая головой, провозгласила хозяйка лавки. — Я бы купила это ханьфу не раздумывая!

Алана вновь метнула взгляд в зеркало — на другую себя, на красивую, на словно бы искрящуюся, на счастливую — и закусила губу, обернувшись к Тики и испытывая странное ощущение: ей было слишком тесно в этом прекрасном платье, а признаваться было стыдно, потому что мужчина смотрел на неё так восторженно, так одухотворенно, словно… словно… словно тоже хотел не отпускать её никуда и никогда.

— Ну носить-то все равно не мне, — легко отшутился Микк, размашисто потрепав разглядывающего полки с тканями Изу, и обратился к застывшей Алане: — Тебе самой нравится?

Девушка сглотнула, огладив складки на бедрах и чувствуя себя непоправимо голой, и сконфуженно пробормотала:

— Оно ужасно красивое, но очень тесное…

Ей было страшно выйти на улицу в нем — приталенном, прилегающем к телу как вторая кожа, подчеркивающем всю её фигуру. Открывающем её для чужих глаз.

Ей хотелось, чтобы лишь Тики видел её такой. Потрясающей — и словно бы обнаженной. Такой, какой видел её каждое утро.

— Ну тогда снимай, — Алане казалось, он разочаруется в ее выборе или что-то вроде, но мужчина даже и бровью не повел, только и махнул рукой хозяйка, чтобы, должно быть, другое что-нибудь принесла. — Подберем какое-нибудь другое платье.

— Другое? — женщина всплеснула руками. — Ох, да как же! Не может оно быть узким, ведь все точь-в-точь!

Однако Тики только головой мотнул, не желая, кажется, даже и слушать ее причитаний.

— Простите, но нет, — вздохнул он, но даже в этом вздохе не было ни капли печали или негодования. — Если моей спутнице не нравится, ей ни к чему насиловать себя этим. Принесите ханбок, пожалуйста.

Хозяйка улыбнулась, залучилась как будто вся — и посеменила к вешалкам, а Алана подошла к Тики, одновременно чувствуя себя невероятно скованно и свободно и заломила пальцы, не решаясь его обнять или что-то вроде.

— Спасибо, что не… — она запнулась и замотала головой. — В общем, спасибо. Оно потрясающее, но я в нем… как будто обнаженная, если честно.

На несколько секунд между ними повисло молчание, а потом Алана вдруг осознала, что сказала, и залилась краской, стремительно отвернув лицо в сторону, боясь, что и Тики понял смысл, который девушка, не заметив, вложила в эту фразу.

Она же только что призналась ему, что, о океан, позволяет себе быть такой беспомощной, обнажённой, совершенно беззащитной только перед ним. И что совершенно не горит желанием показываться такой окружающим людям. Что доверяет ему настолько, что даже не боится предстать нагой.

Что любит его — потому что сама же говорила, что русалки могут показывать свой хвост только женихам и мужьям!

Только бы Тики этого не понял. Пожалуйста, лишь бы он ничего не понял и вообще пропустил бы эту брошенную вскользь фразу мимо ушей.

Алана всеми силами заставила себя не думать о том, что ей, на самом деле, безумно хотелось, чтобы мужчина все понял.

— Ну если оно тебе и правда понравилось, то можем просто запаковать его, — спокойно отозвался Микк с лёгким кивком, и с плеч девушки словно бы гора свалилась. И — одновременно засела где-то в груди противная горечь. Не понял. Он в самом деле ничего не понял. Неужели Алане и не стоит надеяться на что-то большее? На что-то, от мыслей о чем внутри все сжимается в трепетный комок, а в горле пересыхает? — На память, а дальше уже как сама знаешь. Может быть, будешь любоваться на него долгими вечерами, — хохотнул Тики, как-то странно улыбнувшись ей (вроде бы воодушевленно, но очень сдержанно), и коснулся её плеча, заставив вздрогнуть и взглянуть ему в глаза. — Ну, как тебе такой вариант? — ласково поинтересовался он, и Алана кивнула, все ещё испытывая это обжигающее внутренности смущение.

— Тогда так и сделаем, — тихо проговорила она, закусив губу.

Тики ласково ей улыбнулся и, подмигнув весело заулыбавшаяся Изу, попросив у вернувшийся хозяйки:

— Запакуйте нам и ханьфу, пожалуйста, хорошо?

— О! — оживилась женщина тут же. — Будете брать? Отлично! Я вам тут как раз похожей расцветки принесла ханбок, в нем желтого, правда, больше… — тут она почему-то наморщила лоб и перевела взгляд с самой Аланы на пожавшего плечами Тики. — Это же не проблема? Госпожа ведь…

— Это не проблема, даже наоборот, — мужчина махнул рукой, но эта улыбка у него вышла какой-то вынужденной, вымученной. И это сразу, конечно, заставило девушку нахмуриться.

Госпожа?.. Она считает Алану тоже кем-то особенным или что?..

Или дело в… Алана бросила на Тики непонимающий взгляд, но тот внимательно осматривал платье, принесенной женщиной, и ее не видел.

Или очень хорошо делал вид.

Правда, расплывшийся в мечтательной улыбке Изу удивленным отнюдь не выглядел и когда посмотрел на девушку — прижал палец к губам и как-то таинственно улыбнулся.

Да что вообще тут происходило?

Почему у Аланы было противное ощущение, что она замешана в заговоре, но при этом остается единственной, кто ничего об этом не знает?

Девушка решила спросить от этом Ману, часто просто не способного соврать ей, а потому успокоилась и с радостью принялась мерить яркий ханбок, чуть жалея, что все эти узелки завязывает незнакомая женщина, а не сам Тики.

От таких постыдных мыслей лицо тут же залил румянец, хозяйка как-то понятливо хмыкнула, но ничего не сказала, и через несколько минут, когда Алана вышла из-за ширмы, Микк покинул её вновь восхищенным и довольным взглядом.