Империя (СИ)

На последних словах Мартин, прежде равнодушно смотревший в потолок и, казалось, не обращавший никакого внимания на Луция, перевел свой взгляд на друга и тихо, почти шепотом проговорил:

– Ты прав, – и после небольшой паузы продолжил: – Я ради того, чтобы отомстить, пойду до конца, и никто меня не остановит и не сломит на этом пути: ни этот мерзавец Публий, ни кто-либо другой. Чем наглее он станет бесчинствовать, тем сильнее он об этом пожалеет, и тем слаще будет месть. В моей душе сейчас пустота, но я заполню ее, когда придет время, заполню кровью всех тех, кто хоть каким-то образом причастен к тому, что случилось.

Луций с пониманием и одобрением кивнул головой:

– Все так и будет, Мартин, я в этом уверен!

Рассвет неумолимо приближался. Вскоре умиротворенную тишину и спокойствие ночного лагеря нарушат трубачи, которые просигналят подъем, и жизнь снова закипит, заставляя всех вокруг бегать и суетиться. Но ни у кого из друзей уже не было ни страха, ни переживаний по поводу того, как туго им придется в ближайший месяц. Все это мелочи в сравнении с тем, что они уже пережили. Мартин посмотрел на Луция и, сев на кровати, продолжил со злой улыбкой:

– Это само собой. Но я говорю сейчас именно о Публии, Кассии и Клементии. Мне почему-то кажется, что не без их участия наши семьи познали такое горе!

– Мартин, – покачал головой Луций. – Не терзай себя. Того, что случилось, уже не исправить. Собери всю свою ярость и злость в один комок, спрячь его глубоко в душе и сохрани там до того момента, когда придет пора дать этим чувствам свободу. Мы покараем всех тех, кто хоть каким-то образом был в этом замешан. Я обещаю. Но сейчас я прошу тебя не делать глупостей. Никому из нас от этого лучше не станет, а усугублять то, что есть, сейчас не стоит.

– Как бы ни было тяжело осознавать это, но ты прав, – вздохнул Мартин.

– Хорошо, я рад, что ты это понимаешь. Ради всех нас, пожалуйста, держи себя в руках. Сегодня нам вручат грамоты о зачислении в легион, и с этого момента для нас начнется новая жизнь, которая с каждым днем, с каждым часом и с каждой минутой будет приближать нас к тому, о чем мы с тобой сейчас говорили. Мысль об этом поможет нам выдержать все испытания, а затем осуществить задуманное.

Солнце постепенно раскидывало свои лучи над горизонтом, пробуждая все живое. Светило вот-вот норовило предательски показаться из-за небольшой горы и нарушить тишину и безмятежность пока еще спящего лагеря. Луций с чувством необычайной легкости в ногах вышел за порог казармы. Опьяненный жаждой мести и власти, а также сладкими речами и обещаниями Марка, он не чувствовал усталости. Смерть любимого пса уже мало волновала его: предательски пролив кровь несчастного животного, которого он сам воспитал и всему обучил, он переступил через то человеческое, что в нем было. И вот теперь Луций смотрел на огромные мраморные храмы, обелиски и здания, которые возвышались над лагерными стенами, и думал об одном – о том, что рано или поздно он будет править всем этим, что все это будет принадлежать ему. Жизнь собаки не сравнится с таким богатством – размен более чем удачный. Убив Рема, он запрятал свои сочувствие и жалость куда-то очень далеко в глубины своей души, в мгновение ока почерневшей от одного лишь взмаха идеального оружия. Луций не знал, что кровью невинного и преданного животного он подписал приговор не только себе, но и своим друзьям, заключив сделку с тем, кто был недосягаем для его понимания. Еще раз окинув взором окрестности, юноша с улыбкой зашел в казарму. Через некоторое время в ее дверях появился другой человек. Он неспешным шагом направился осматривать койки, на которых лежали новобранцы, пристально вглядываясь в каждого спящего, как бы ища кого-то. Проходя все дальше вглубь комнаты, он очень надеялся, что ни на одной из этих кроватей не окажется того, кого он ненавидел всем сердцем. Но вскоре незнакомец остановился перед лежащим Луцием, пристально посмотрел на юношу, крутя в руке яблоко, затем вытащил нож, медленно, с хрустом отрезал от него сочный кусок и прямо с лезвия отправил себе в рот. Сквозь перекошенную злобой и ненавистью улыбку он тихо прошипел:

– Ну что же, тебе повезло, сын предателя и неудачника. На этот раз. Честно говоря, я не понимаю, как это тебе удалось, но будь уверен: больше боги к тебе не проявят такую благосклонность. И как только ты смог прошлой ночью пробраться внутрь лагеря? И тебе к тому же сильно фортануло, что присягу перенесли на один день. Но знай, сын свиньи: я буду пристально следить за тобой до того момента, пока ты не сдохнешь вместе со своими девчонками!

Луций не спал, а только лежал с закрытыми глазами и, слушая слова Кассия, еле сдерживался, чтобы не наломать дров. Он переживал и за то, что Мартин, должно быть, тоже все слышал и мог не сдержаться. Но тишину так никто и не нарушил. Лишь сам Кассий, злобно дыша и скрипя зубами, резко развернулся и быстрым шагом направился к выходу.

Последний час до подъема Луций и Мартин пролежали, не проронив ни слова, лишь иногда поворачивая головы и глядя друг на друга. С неясным выражением лиц они смотрели то на своих друзей, то просто в потолок. Наконец сквозь щели навеса стали пробиваться яркие лучи света. Где-то вдалеке проснулись и закукарекали первые петухи, оповещая своим своеобразным пением о начале нового дня. Мартин недобро улыбнулся и потянулся, сжимая кулаки так, что пальцы на руках поочередно захрустели. Оставались считанные минуты до того момента, когда жизнь в лагере снова забурлит, и он был готов к тому, что им предстояло вынести. По выражению его лица было видно, что он с нетерпением ждет, когда протрубят подъем. И вот вдалеке послышались горны буцинаторов [6]. С каждым разом звук становился все ближе и ближе, эхом разносясь по лагерю и оповещая всех о подъеме.

– Ну, наконец-то, – со злостью в голосе проговорил Мартин и спрыгнул с кровати.

Его соседи по койкам тоже встали и заторопились, а зашедший в казарму Кассий с ухмылкой наблюдал за новобранцами, которые неуклюже одевались, напоминая птенцов, которые только что вылупились из скорлупы и не понимали, куда они попали. Их привычный мир исчез, и друзьям, хотелось им того или нет, нужно было адаптироваться к новым условиям жизни. Луций, Мартин, Ромул и Понтий оделись первыми и спешно, быстрым шагом, переходящим в бег трусцой, направились на построение. Кассий, прищурив глаз, проводил их взглядом. Дождавшись, пока все остальные тоже покинут казарму, он вышел за ними. Пристально смотря на Луция и переводя взгляд то на других, то на него, Кассий произнес:

– Что-то прыти у вас много. Самые быстрые? Ну, ничего. Скоро я ваш пыл поумерю, станете самыми медленными и будете ползать, как черепахи. Берегите силы, они вам еще понадобятся.

Отойдя от новобранцев, он осмотрел казарму, чтобы убедиться в том, что в ней никого не осталось, затем вышел, зевнул, лениво потянулся и отдал приказ:

– Построиться по росту в три шеренги! – и, подгоняя нерасторопных, добавил: – Ну же, сонные мухи! Быстрее! Быстрее! Ну, куда ты прешь?! Ты что, ослеп?! – заорал он на одного новобранца. – А ты? Не можешь найти себе место?! Зачем ты мечешься из стороны в сторону?! Ух, непутевый! – и, подойдя к солдату, Кассий отвесил ему подзатыльник.

– Вот же твое место! Глаза открой! Будешь так скакать на поле боя, долго не протянешь!

После построения новобранцы отправились в столовую, где их накормили, а затем Кассий отвел их на склад, где им выдали обмундирование и нужную амуницию.

– Так, все ваше гражданское барахло оставляйте вон там, – Кассий указал на угол помещения, где стояли несколько больших тележек. – Вам оно больше не пригодится. Там же можете заодно и переодеться. За новые вещи расписываемся вот здесь, в журнале. И не толпимся! Всем хватит!

Некоторым парням доставшееся обмундирование оказалось мало, и они, подойдя к начальнику склада, попросили обменять его на более подходящее по размеру. Но тот лишь улыбнулся и ответил: