Сила двух начал (СИ)

— Сегодня, когда один мой старый друг сказал, подобно многим другим, одним своим похотливым взглядом, что хочет меня, я отказала ему, сказав, что люблю тебя, и жду ребенка. И тут же осознала, что солгала – я никогда не любила тебя, просто хотела вновь испытать то блаженство, что ты дарил мне, так или иначе. Помнишь те наши первые ночи? Тогда я ощущала, что что-то значу для тебя, чувствовала себя любимой и желанной. Но почти сразу, даже не заметив этого, стала лишь объектом утоления твоей похоти, при этом по-прежнему испытывая во время совокупления с тобой неземное блаженство. И твои слова о желании убить ребенка – нашего ребенка, ясно сказали мне, кто я для тебя – всего лишь та, что способна пробудить в тебе звериную страсть, та, что единственная может позволить тебе изнасиловать себя в любое время, когда ты этого захочешь, даже, если я этого не хочу. И теперь я точно знаю, что больше не хочу быть твоей слугой в постели. И твоей правой рукой, соответственно, тоже – ведь эти два понятия одно и то же?

Волан-де-Морт выслушал эту тираду, даже не переменившись в лице – но Мэри чувствовала исходящую от него угрозу.

— Как-то странно, что ты так резко прозрела – что ж, тем лучше. У меня есть к тебе одно предложение, которое ты не сможешь не принять.

— Говори,— почти приказала ему Мэри, глядя, как маг подходит к ней все ближе – его взгляд, в глубине которого застыла ярость, теперь пронзал ее глаза.

— Ты сейчас упомянула того ребенка, что сейчас вынашиваешь от меня – того, кто так мешает твоим урокам с Люциусом. И я подумал... что сохраню ему жизнь, и позволю родиться, если ты и дальше будешь спать со мной. Подобно тому, как ты не переживешь смерть этого ребенка, я не вынесу разлуки с тобой – слишком много я получаю от тебя, и кем-то заменить тебя, если ты порвешь со мной, не смогу. Поэтому-то я когда-то пошел на это – очаровывал тебя долго и терпеливо, твердо уверившись в мысли, что должен владеть тобою с тех пор, как увидел тебя вместе со всеми моими подчиненными волею случая обнаженной. Ты даже представить себе не можешь, каких трудов и усилий мне стоило сдержать в узде свою похоть, что мучительно усиливалась при твоем присутствии. Когда я спал, то видел, как мы отдаемся друг другу – и эти сны еще больше растравляли мне душу. А наяву, во время наших тренировок, я вновь видел тебя обнаженной – и мысли о том, что я владею тобой, сильно ослабляли меня, позволяя тебе одерживать надо мной победу. Поэтому-то я и поручал сначала Руквуду, а затем Мальсиберу обучать тебя – боялся, что сорвусь, что если скажу о своих желаниях тебе прямо, ты отвергнешь меня — ведь мое обезображенное лицо не способно было вселить симпатию в твое сердце. Этого бы я не перенес, и точно попытался бы взять тебя силой, навсегда потеряв возможность сделать тебя своей любовницей. А при мысли, что тобой владеет один из моих слуг, Мальсибер, я едва удерживался, чтобы не пустить в него Убивающее проклятие – так сильно я ревновал тебя к нему. Я специально добивался того, чтобы он был как можно дальше от тебя, и, разумеется, сразу согласился отменить его защиту – ведь знал, что вскоре займу его место. Так и случилось – ты, под действием моих чар, сама предложила мне переспать с тобой, и промедлил я только потому, что хотел, чтобы ты знала, как больно желать чего-то и не получить этого. Так же я заставил тебя страдать, когда говорил, что больше не хочу спать с тобой – время, которое ты провела без меня, помня о моих ласках, должно было усилить твои чувства ко мне, и это произошло. Пойми, Мэри – ты значишь для меня даже больше, чем кто-то может значить для меня в этой жизни, больше, чем любой из моих слуг. Теперь ты знаешь все, и можешь решить, как поступить дальше.

Мэри в некоем ступоре все молчала и молчала, продлевая установившуюся тишину – слова Волан-де-Морта ошеломили ее. Но одна только мысль о том, что ее ребенок не будет подвержен опасности со стороны своего отца, положила конец ее размышлениям.

— Я согласна,— без колебаний, с необычайной твердостью в голосе сказала Мэри, и Волан-де-Морт довольно улыбнулся, кивнув:

— Иного я от тебя, как от матери, не ожидал. Ты приняла правильное решение, и не пожалеешь об этом. Сегодня ты впервые покинула особняк – значит, готова продолжить уроки с Люциусом?

Мэри кивнула.

— Да, но только не завтра – завтра я должна буду после работы заскочить к одному из сотрудников, задержусь допоздна.

— Хорошо. Но ночью я все равно буду ждать тебя здесь – так что даже не думай изменить мне с этим своим сотрудником или с кем-то еще. Поняла?

Мэри оскорблено вспыхнула – такое отношение к себе она стерпеть не могла.

— Что, вновь считаешь меня за развратницу? Совершенно безосновательно, поверь – не все волшебники такие же безнравственные, как ты. К тому же... зная, что ты будешь владеть мною, страстно терзать целую ночь, с моей стороны будет самоубийством спать перед этим еще с кем-то.

Волан-де-Морт удовлетворенно ухмыльнулся:

— Вот и хорошо. Отдыхай, Мэри – я дам тебе еще один день на обдумывание моих слов.

И, больше ни на секунду не задерживаясь в комнате Мэри, Темный Лорд оставил волшебницу наедине со своими мыслями.

Она думала над тем, что сказал ей только что ее любовник – то, что она хотела знать давным-давно. Значит, она была не права – Волан-де-Морт так сильно привязался к ней, что даже согласился на рождение нежеланного ребенка взамен на возможность и дальше иметь ее каждую ночь. Если бы не тот случай, после которого буквально все Пожиратели вместе с Волан-де-Мортом увидели ее обнаженной, ничего этого бы не было. Она была бы свободна, как ветер, и не ждала бы ребенка... Нет, о чем о чем, а об этом она точно никогда не пожалеет – за возможность стать матерью она была готова хоть каждую ночь терпеть грубый натиск Волан-де-Морта, что страстно, безудержно и неистово совокуплялся с ней, была согласна даже быть изнасилованной им, и не раз. Фактически, он и так насиловал ее при каждой встрече, так что ей не привыкать. Она стерпит все, и станет матерью, и останется безвольной жертвой, которую даже не спрашивают согласия на близость, а просто имеют. Имеют так, как хотят – грубо, жадно, беспощадно, словно вещь, буквально пытая при этом. Эти горькие мысли вызвали не менее горькие слезы – во что она превратилась? Осталось только позволить всем и каждому в особняке изнасиловать себя, и не раз – и тогда уж точно опускаться ниже ее уровня будет некуда. Все эти годы она продавала себя, свое тело только за уверенность в том, что ее не убьют – и кому? Настоящему чудовищу, убийце, темному магу с черной душой и мыслями, но чьи ласки абсолютно лишали ее воли. А кем станет ее малыш при таком-то отце? Вряд ли такой же, как она – тогда, возможно, все эти жертвы зря и стоит отказаться от ребенка? Нет, эти мысли – лишь результат внезапно открывшейся ее глазам жестокой правды, не более...

Вот так, в сонме черных мыслей о своем прошлом и будущем, Мэри и уснула, и сон, что владел ее разумом, не был ей утешением...

... – Ну что же, Брэдли, теперь настало время выпить за то, чтобы твое одиночество вскоре было нарушено и заменилось на компанию симпатичной волшебницы! – сказала Мэри, поднимая кубок одновременно с Кристианом – Брэдли взглянул на нее с благодарностью, приложившись к своему кубку.

Вот уже два часа они втроем (остальные приглашенные, сославшись на большую занятость, уже ушли), отмечали день рождения Брэдли, и, к радости Мэри, Брэдли вел себя, как и в день первой их встречи после долгой разлуки – ничем не показывал свою к ней страсть. Кинув быстрый взгляд на часы – они показывали пол одиннадцатого, Мэри поднялась из-за стола, что к этому времени изрядно опустел.

— Ну что ж, мне пора, так что извините...

— Пожалуйста, Мэри, посиди еще немного,— взмолился Брэдли, посмотрев на волшебницу с такой мольбой, что ей не оставалось ничего, кроме как кивнуть в ответ,— ведь мы с тобой так редко видимся, даже поговорить некогда.

— Ну, хорошо, тогда... скажи мне, у тебя, случаем, книги о родословной рода Гриффиндора нет?