Семь дней Создателя

Молчит скрипучка виртуальная.

С отцовской нежностью всматриваюсь в любимые черты.

— Как живёшь? Ты похудела. У вас будет малыш? Первый на Луне?

— Нет, пока не думали. А ребятишки здесь уже есть. Такие лапушки.

Покосился на Элю — всё прахом. Попляшем на свадьбе и на свои палати. Она сжимает мне пальцы — уймись, не напрягайся, приемли жизнь, как она есть.

Да уж.

— Папка, ты иди пока к Павлу, а я мамочке что-то покажу.

— Платье? — это Эля.

— Ну, конечно.

Дамы удалились, а мне не хочется к зятю. Трогаю причудливое изваяние лунного камня — вот ты какой! Застывшие капли золотых лучей.

— Абсолютное топливо, если бы мы не знали реакции аннигиляции.

Вздрогнул. Обернулся. Люба.

Год прошёл со дня последней встречи. Каких-то двенадцать месяцев, и мы снова смотрим в глаза. И — не поверите — любуемся. Мне кажется, она стала ещё прекрасней. А я? Что она нашла во мне, кроме отметки в паспорте?

— Аннигиляция тоже архаизм — антигравитация теперь правит миром и телекинез.

— Верно, Гладышев. В музее космонавтики реактивные двигатели.

Пауза. Мы смотрим, не отрывая глаз, практически не мигая. Ловлю себя на подлой мысли, что хочу её. А почему, собственно, подлой?

— Билли?

— Мне, что за дело?

— Предатель.

Любина улыбка — само очарование.

— Здравствуй, любимый. Отлично выглядишь.

Воркует…. обольстительница. Впрочем, женщина и должна быть такой. Не увлечёшь самца — останешься без потомства. Таков закон природы. Только Люба — печальное исключение. Миллионы восторженных поклонников, супруг без патологий, а детей Бог не дал. Или не просила?

— Есть такое правило эволюции — не обращала внимания?

— О чём ты?

— В дикой природе все самцы гораздо привлекательнее своих подруг. У льва есть грива, у оленя рога, у павлина хвост, у селезня оперение. Знаешь, почему?

— Просвети.

— Они должны понравиться самкам, чтобы поучаствовать в продолжении рода.

— Да что ты?

— У людей всё наоборот, поскольку и задачи перед человечеством иные — нужно двигать прогресс.

— И получается?

— Женщина крутит хвостом перед зеркалом, чтобы мужчина изредка, творя цивилизацию, посматривал в её сторону и обновлял поколение.

— Браво! Отличная логика! Вижу, время не терял — развил целое философское учение. Последователи уже есть или набираешь?

— Расскажи о своих успехах?

— Мне похвастать нечем — время героев истекло. Оптимизатор уравнял людские возможности и способности. Даже Дианочка, щедро одарённая природой, не долго оставалась феноменом. Её способности изучены и материализованы.

— Я не умею летать.

— У тебя оптимизатор старой модели. Хочешь, поменять?

— Спасибо, привык.

— Я подарю.

— Расскажи про Луну. Чем тут народ занят?

— Потом покажу. Сейчас пора идти на церемонию.

Люба плавно оторвалась от полимерного покрытия и легко полетела вперёд. Потом остановилась, зависнув над полом, обернулась.

— Гладышев, — это она моим многометровым прыжкам. — Не смеши народ. Стой, где стоишь — я слетаю за оптимизатором.

У меня на руке два серебряных браслета.

— Билли, ты в котором?

— Угадай.

— Помнится, кто-то урны заслужил.

Любе:

— Есть здесь урна, мусоросборник, утилизатор?

— Зачем?

Снял старый, видавший виды оптимизатор, показал, держа с брезгливым видом двумя пальцами.

— Давай. Отдам в переработку. Или в музей, как экспонат.

— А говоришь, героев нет.

— Живых….

Церемониальный зал ничем не отличался от оранжереи — разве только прозрачный купол повыше. Двумя длинными рядами стояли гости — в бальных платьях, фраках, смокингах. Жених со священником уже томились в одном конце живого коридора. В другом искали меня — предстояло вести дочку под венец.

Заложив крутой вираж, огибая строй смокингов, вихрем промчался на своё место. Дианка прыснула. Эля покачала головой и нахмурилась. Подал руку дочери — обопрись. И сам споткнулся, ощутив неожиданный прилив тяжести.

— Билли?

— А ты хотел воробышком порхать?

Вполне земное притяжение. Спасибо друг.

Рука, согнутая в локте, выдвинута вперёд. На ней покоится ручка моей дочери. Пошли, родная, к твоему счастью. Зазвучала музыка. Гости хлопают в ладоши. И это слышу.

— Билли?

— Газ в помещении. Азот.

До алтаря шагов триста.

— Пообщаемся, солнышко?

— Да, конечно, папочка, я вся — внимание.

— Хочу знать ваши планы относительно потомства.

— Павел говорит, что дети — это игрушка, забава, а мы взрослые люди и должны заниматься серьёзными делами.

— Все мужчины так говорят. Но ты женщина — твоё призвание рожать. Поставь его перед фактом.

— То же самое говорила мама.

— Пойми, ребёнок, ты — потомок удивительного народа, из-за бесплодия практически исчезнувшего с лика Земли. Доведи это и до Павла. Нельзя искусственно избегать того, что — не дай Бог! — уже заложено в тебя природой.

— Такие страсти говоришь в день моей свадьбы.

— Хочу твоего счастья.

— Ты хочешь внуков в свою московскую квартиру.

Я чуть не споткнулся.

— Билли, она опять копается в моей голове?

— Не обязательно. Эгоистичные желания читаются на твоём лице.

Я справился, я не споткнулся.

— А ты считаешь, здесь нормальный пейзаж, нормальные условия для воспитания малыша?

— Папка, что ты всё об этом и об этом. Как тебе мой Павел?

— Ты ответила на свой вопрос — он твой.

Два строя гостей закончились. В одном последней рукоплескала Люба. Значит, они поставлены по старшинству. А мама Эля осталась где-то там, в начале значимости. Передавая руку дочери жениху, смотрел не на него, на Любу — твоё коварство? И законная жена смотрела на меня. Во все глаза. И улыбалась…. Что-то будет.

Наверное, справедливо, что ушли в прошлое все формы бракосочетания — осталось венчание. Красивый обряд — клятва Всевышнему. А пусть отдувается — сам свёл.

Ловлю себя на мысли, что Павел мне всё-таки не по душе. Горбоносый, лопоухий. Внуки могут быть похожими на него.

Целуются. Мы хлопаем в ладоши. Звучит музыка. Первый вальс жениха и невесты. Нет, уже молодожёнов.

Ищу Элю, нахожу Любу.

— Пригласишь?

— Эмансипации на Луне в шесть раз меньше?

— Традиции шорят. Белый танец, и всё такое. Ждать, потом тебя искать. А тут — музыка, ты под рукой. Пригласишь?

— Приглашаю, — щёлкнул каблуками.

Люба — изящный книксен и подаёт руку. Мы закружились — парящие в азоте.

— Шампанского хочу.

Шампанское в ведёрках со льдом повсюду на круглых столиках. Это для любителей открывать. Для нелюбителей — в бокалах на разносах. Оно тягучее, почти вязкое, и пузырьки — как в замедленном кино — не спешат шипеть и лопаться. Но вкус отменный. Из закусок — фрукты, сладости.

Мы пьём. Люба смеётся, обнажая коралловые зубы.

— Хочу напиться!

После нескольких бокалов.

— Гладышев, хочу тебя. Что смотришь? Плюнь в лицо. Оттолкни. Перешагни. Многожёнец несчастный.

— Стоп! Отмотай назад. Нет, лучше начни сначала, но без концовки.

— Гладышев, я хочу тебя.

Закрываю её рот поцелуем.

…. У Любы на Луне свои апартаменты. Мы лежим в её постели, она рисует пальчиком круги на моей груди.

— Вернёшься в Москву?

— Я привык. Нам хорошо там с Элей.

— А как же я?

— Если все дела переделала, присоединяйся — будем жить втроём. Глядишь, внучка подкинут.

Долгая пауза.

— Тебе нравится Павел?

Люба со вздохом:

— Дианочка сама его выбрала.

— Других кавалеров не было?

— Да полно. Павел — самый бестолковый ухажёр.

— Я заметил.

— Но отличный учёный, геолог, дизайнер. Умница.

— Ну-ну….

— Зря ты. Все люди имеют доступ к Всемирному разуму. Многие способны формировать вопросы. Но лишь единицы — на них отвечать. Павел из их числа.

Мне приятно это слышать — не могла моя дочь увлечься заурядностью.